Звонница (Повести и рассказы) - Дубровин Алексей Александрович - Страница 65

Пермь — Москва 2010 г.

ЗВОНОК

Рассказ

«Господи! Зачем оттолкнула его руки? Так расстались…» — мысли-раскаянья одолевали ее. Стрелки на часах давно сместились за полночь. За окном прожаренным блином висела полная луна, и ее красноватый отсвет медленно полз по стенам квартиры. Все звуки реальности — тиканье со стены: тик-так, тик-так… И снова вырвался вздох: «Глупо обиделась у вагона. Отчего не поверила предчувствию?»

В голове мелькали обрывки картин-воспоминаний. Надо же, не успел затянуться один шрам в душе, как появился новый. Законного супруга Валеры не стало пять лет назад. Убил его какой-то подонок, не захотел платить таксисту за поездку. Не нашли, не наказали. Ходит-бродит окаянный убийца по белу свету, может, на улице где-нибудь встречался ей. Она помнила до мельчайших подробностей жизнь с погибшим мужем, но спасительное время подлатало рубец на сердце, и тот век в памяти старалась не ворошить. Тяжело все. Надумаешься перед сном, потом едва засыпаешь. Отчего в эту лунную декабрьскую ночь нахлынули воспоминания? Не о Валере. О другом человеке, чужом, но ставшим близким, почти родным.

После похорон мужа горевала долго. Появились первые седые волоски, у глаз легли морщинки. В одиночестве оказалось жить не скучно, а по-настоящему трудно. Плеча мужского не доставало, ласки хотелось, смеха в квартире вечерами ждала, а все звуки в жилище — тиканье часов. Годами одно тиканье. Уже и не надеялась услышать здесь мужской голос. Впрочем, нет, надеялась. Наверно, и сомневалась, и во что-то доброе верила одновременно. Мучилась от одиночества почти пять лет, пока не встретила по лету мужчину в старомодной фуражке, измазанной мелом. Как будто ждал кого-то он возле магазина. Может, ее? Зачем-то бросила тогда вслух, проходя мимо: «Фуражку от мела почистите». Незнакомец приветливо кивнул, снял головной убор, осторожно провел по темно-коричневой поверхности загорелой рукой. Улыбнулся. «Это соль. Пот высох. Бесполезно вытирать», — бросил он приятным басистым голосом. В очереди на кассу в магазине оказались рядом. Случайно? У незнакомца при расчете не хватило десяти копеек. Нина предложила взять монетку из своих денег. Не отказался. Вышли из магазина вместе, переглянулись. Замешкавшись, двинулись в одну сторону. Разговор на ходу не получался. О чем говорить посторонним людям? Добрели до ее дома, разглядывая июльские клумбы. Остановились у подъезда и продолжили молчать, пока он не спросил: «Чаем не угостите?» Она кивнула: «Пойдемте». Удивилась сама себе: не безголовая ли… не знает мужика, пригласила в дом. Вдруг бандит?

В квартире показала рукой в сторону кухни:

— Проходите.

Он снял обувь, с какой-то странной нежностью погладил снятую фуражку, прежде чем положить ее на полку. Взглядом окинул коридор.

— Простите…

— Руки помыть? Левая дверь, — Нина щелкнула выключателем у зеркала и прошла на кухню, давая гостю возможность оглядеться и привести себя в порядок.

Начала разбирать сумку, положила на стол кусок сыра, хлеб, пачку печенья «Юбилейное». Зажгла газ под чайником. Ответила между делом на звонок подруги: «Нет, нагулялась по магазинам. Иди, дорогая, сегодня в сквер без меня». Сердце стучало в груди все сильнее. Не приведи господи этот предательский стук гостю услышать. Так захотелось разбавить одиночество беседой не с самой собой, не взглядами в зеркало, не собственными недомолвками в мыслях, произнесенных вслух. Устала обитать в квартире одна, устала-а-а… Кто он, этот, в фуражке с разводами? Случайный приблуда на вечер, или небеса устроили долгое свидание? Беспокойно в душе, но так и должно быть при первой встрече. Да уймись же ты, сердечко!

Незнакомец присел у полуоткрытого окна.

— Соль откуда на голове? Что, мешки на складе таскаете? — поинтересовалась Нина, нажав на мобильном телефоне красную кнопку «отбой». Опять звонила подруга.

Мужчина белозубо улыбнулся:

— Не на голове, а в голове. Просолел, наверно, пока по горам лазил. Геолог. А вы думаете, в наше время образцы пород сами в лабораторные пробирки попадают? Кое-что в мире изменилось, а люди все также рыскают в непролазных далях, ищут то одно, то другое.

Его пальцы выстукивали по краю стола какие-то марши. Похоже, волновался.

— Находят? — Нина заваривала чай и украдкой рассматривала мужчину.

Как не рассматривать? В кои-то веки в доме оказался представитель сильной половины человечества. Не одно, так другое. Только беспокойство поутихло в сердце, как в душе начали вспыхивать неясные пока желания, похожие на звездные следы в небе. «Остепенись, не двадцать лет», — одергивала она себя. Погасить загадочные вспышки не получалось.

— Вы же нашли соль на моей фуражке, — опять улыбнулся мужчина, отстучав что-то похожее на «Тореадор, смелее в бой». — Мне доводилось интересные минералы откапывать. Только, чтобы нужный камень найти, приходится годами на карачках по уступам ползать. Обувь и штаны с разодранными коленками десять раз поменял, а к фуражке привык. Счастливая она.

В глаза бросились его короткие черные волосы с вкрапинами седины. Видимо, не каждый день брился — щетина густо опоясала скулы. Ему небритость шла. Черные ровные брови остались нетронутыми белыми отметинами. Красивые брови. Лицо с ровным загаром смотрелось моложаво. Показалось или нет: карие глаза незнакомца почему-то все время смеялись, раскидывая по коже лучики-морщинки. «Сколько же ему лет?»

— Вас, мистер геолог, матушка как назвала? — вспомнила Нина о начальном этапе знакомства.

— Миколашка.

— Николаем? — удивленно переспросила Нина.

— Удобно, зовите Николаем. Матушка с отцом Миколашкой звали, — рассмеялся мужчина. — Садитесь, Нина. Не удивляйтесь, квитанция в коридоре на тумбочке на ваше имя лежит из горгаза. Сфотографировал глазами: «Луговая Н. Л.», — показалось, что «Н» — «Нина». Хватит нам чая. Садитесь. И печенье все не съесть. Хотя… «Юбилейное», мое любимое. Да, Миколашкой меня родители звали. Странно. Никто так больше не называл. В народе тридцать пять лет Николаем Иванычем кличут, а иногда так хочется, чтобы пошутил кто-то, крикнул: «Миколашка!» Ей-богу, расцеловал бы. Оказывается, одно слово может осчастливить. Жена так никогда не звала, а потом и вовсе ушла, пока по тайге шастал. Простить не могу. Вас тоже бросил?

— Нет. Подонок один мужу в сердце нож вонзил, чтобы сэкономить на поездке в такси.

Глаза гостя перестали смеяться. Или опять показалось?

Нина прислушивалась к себе: верить чужаку? Может, зря так сразу, в квартиру пустила? Кто он? Что сделала бы бабушка? Господи, да она бы и близко на порог чужого не приняла… Предположим, Николай действительно геолог. Что дальше?

Рассматривала гостя уже без стеснения. Тот, в свою очередь, нет-нет тоже посматривал на нее. А что оставалось делать? Сидели друг напротив друга два взрослых человека. Похоже, два одиноких человека с израненными судьбами. Общались нескладно, не зная ни чужого прошлого, ни настоящего, ни будущего. Кто знает, куда знакомство вывезет, но уже удача: не в одиночестве пришлось вечерний чай тянуть напротив телевизора. Событие, можно сказать, в личной жизни каждого приключилось, почти праздник. Интересно, понравилась ли она Николаю? Наверно, понравилась. Вон, улыбается все время. Угадала с парикмахерской. Накануне сделала укладку, подкрасила волосы, и седые пряди превратились в светло-русые. Серые глаза у нее грустные? А чему радоваться? Работа, дом, дом, работа, и годами тянутся одни и те же одинокие вечера. Ей всего-то тридцать четыре, а кажется — восемьдесят. Вечеринки «для тех, кому за…» Нина принципиально обходила стороной. В сердцах иногда шла на кухню, доставала из стола бутылку водки, оставшуюся со времен мужа, но, покрутив в руках, убирала обратно. Пусть стоит. Для чего держала? Господи, да кто бы эту бутылку выпил. И выбросить жалко — связь какая-то с теми временами, с мужем. Может…

— Водку будете? — неуверенно спросила Нина.