Мое чужое имя (СИ) - Логинова Анастасия - Страница 20

Сережа уже понял, что его спокойствию сегодня ничего не угрожает, потому легко поддержал шутливый тон:

— Сейчас подумаем… — он приспустил пеньюар, оголяя Женькино плечико и легко касаясь его губами: — нет… пожалуй, сегодня нет. Всех взяточников не переловишь.

Женька рассмеялась и подставила для поцелуя губы.

Зазвучала электронная мелодия — Женька сперва не поняла, что это, а потом до нее дошло — сотовый. Сергеев. Муж, мгновенно посерьезнев, ненавязчиво согнал ее с колен и сам отошел к окну. Разговаривал недолго, в основном отвечал и все более озабоченным становился, в конце разговора неуверенно ответил:

— Нет… я сегодня не могу…

Отключив телефон, снова сел к столу, властно, словно куклу, усадив Женьку себе на колени:

— Продолжим?

Но взгляд его теперь был напряженным, мысленно он уже был не с ней. Но хотя бы не сбежал, и то плюс.

— Продолжим, — она снова обвила его шею руками.

Впрочем, дальше поцелуя опять не пошло:

— Подожди-подожди… — вырвался из ее объятий Сережа и теперь уже сам стал набирать номер: — слушай, Паш, я сейчас подумал, а что если…

Не отпуская Женю, он минут десять беседовал со своим Пашей, просил его что — то сделать, и если что — сразу звонить. Устав слушать разговор, Женя сама слезла с колен, запахнула халатик села на стул напротив и без аппетита начала есть салат. От мысли, что он, пока целовал ее, действительно думал о своих бесконечных мошенниках, ей стало противно.

Наговорившись, Сережа тоже занялся едой, и тоже без аппетита. В какой — то момент Жене даже неловко стало: может, у него там, на работе действительно что — то важное сейчас свершается, а она Сергея чуть ли не силком держит тут.

— Что, очередной выезд? — наконец, спросила Женя.

— Ты же слышала, я сказал, что не приеду.

— Сереж, мне иногда кажется, что это не твой Мухин тебя у меня крадет, а я у Мухина. Ты поезжай, пожалуйста — все равно будешь теперь весь вечер сидеть с кислой физиономией. Зачем ты мне такой?

Сережа молча ел еще секунд десять — Женька почти чувствовала, какая внутренняя борьба в нем идет. Потом резко сорвался и метнулся в прихожую:

— Жень, я скоро — туда и обратно…

Женька смотрела окно, как отъезжает его машина, и негромко сказала:

— Пропади она пропадом, твоя ментура.

Через час, когда Женя уже умылась, переоделась в хлопчатобумажную сорочку и собралась лечь спать, в дверь требовательно позвонили. Она пошла открывать нехотя и почему-то очень надеялась, что это не Сережа.

«Кто угодно, хоть грабители. Только не он».

На пороге стояла Кира, опять, словно ураган она внеслась в квартиру и, не разуваясь, пролетела в комнату. Бросила сумку на диван, взяла из вазы дольку апельсина. Все это сопровождалось торопливым щебетом:

— Я не разбудила, надеюсь? А Салтыков на работе, конечно? Я прямо удивлена… — делано изумилась она. — Ну да черт с ним. Я тебе совсем забыла утром сказать — завтра в Никольском переулке, в клубе — выставка-презентация какого-то художника — то ли сюрреалиста, то ли экспрессиониста. А вообще не важно… Его мой благоверный спонсирует. Я же помню, ты от этих экспрессионистов тащишься…

— Вообще-то я импрессионистов люблю. Мане, Ренуар…

— Да? — удивилась Кира. — Ну, этот… я слышала, тоже ничего — про него сейчас в тусовке только и говорят. — Кира не упомянула, что говорили о художнике только благодаря стараниям ее мужа. — Так вот, у меня как раз есть лишний пригласительный на двух персон. На завтра, на вечер.

— Кирюш, спасибо тебе, но Сережа ведь работает. И вообще…

— Что вообще?! Твой Сережа сто лет уже не выбирался никуда, и ты, кстати, тоже. Так что слышать ничего не желаю: чтобы завтра оба были на выставке. — И уже полушутя: — ты ему объясни как-нибудь, что это не воровская сходка, а вполне себе светское мероприятие. Пусть только попробует не прийти!

Идти ей никуда не хотелось, да еще и на вечеринку, где она вообще никого не знает. Можно было, конечно, решительно отказаться, но Женя патологически боялась обижать людей. Кира для нее ведь старается.

Оставив после себя аромат вязко-сладких духов и следы грязи на паркете, Кира, так же быстро, как вошла, упорхнула за дверь, даже на лестничной площадке продолжая щебетать:

— Салтыкову твоему обязательно нужно развеяться. Пусть уже поймет, наконец, что раз я твоя лучшая подруга, то и ему со мной придется общаться. Все, целую! — И умчалась, цокая каблучками.

А Женя намочила под водой тряпку и начала отмывать паркет.

«Нужно все рассказать Жене» — твердо решил Валера несколько дней назад и с тех пор ждал подходящего случая.

Прошло уже две недели, а от Тани по-прежнему не были вестей. В какой-то момент Валера совершенно перестал надеяться: он не верил, что настолько безразличен Тане, что, будь она жива, она за столько времени не подала о себе хоть какой-то знак. Значит, Тани больше нет. Но и оставить все как есть Валера не мог: Салтыков должен был ответить за Таню. Пусть не перед законом, так хотя бы перед ним!

В том, что виноват именно Салтыков Валера больше и не сомневался. Кроме записи камеры наблюдения у него было еще кое-что, не менее важное — когда Валера, поднимая все свои связи, попытался запеленговать сотовый Тани, выяснилось, что он подает очень слабый сигнал из района, где находилась квартира Салтыкова. Идти с этой информацией в полицию Валера не видел смысла. Исаков ясно дал понять, что даже если добыть запись, на которой видно, что Салтыков собственноручно убивает Астафьеву, они и тогда найдут для своего «кореша» отмазку.

Отныне Валера надеялся только на себя.

Отыскать в купленной на Горбушке базе данных домашний адрес Салтыкова, труда не составило, и теперь каждый час, свободный от работы, Валера просиживал в автомобиле напротив его подъезда, надеясь, хоть там выйти на след Тани. Но узнал немного. Увидел жену Салтыкова, которая одновременно и сестра покойной Астафьевой и еще раз убедился, то мент Салтыков — редкая скотина. Тот даже не делал вид, что сочувствует жене и поддерживает ее: возвращался домой только ближе к полуночи, раз в два дня обязательно доводил жену до слез — Валера видел ее выбегающей из дома с заплаканными глазами. Вместе он их видел всего раз: утром Салтыков подвозил жену на работу. Она снова была с покрасневшими глазами, а он вел ее с таким лицом, с каким, наверное, ведет своих заключенных в камеру. Валера совсем не знал эту женщину, но уже сочувствовал ей: наверняка она хороший человек, в отличие от мужа, да и сестрицы — можно ей довериться.

Глава 7. Алюминиевый завод

Москва

Артем Зорин, оказывается, рассказал Сергею далеко не все. Уголовное дело, заведенное на ООО «Феликс», было закрыто за недостатком доказательств. Руководство конторы, а в частности ее исполнительный директор Андрей Астафьев подозревался в проведении незаконных экономических операций. Дело было годичной давности, и возбудил его Артем Зорин в соседнем кабинете, практически под носом у Сергея. Парадокс в том, что узнал он об этом только от Катьки, которая и рассказала, что контору отца прессует УБЭП, и просила хоть что-то сделать.

Много времени было упущено: во-первых, Сергей был долгое время в командировке, во-вторых, сам Астафьев, когда его деятельностью начало интересоваться УБЭП не спешил бить тревогу, не посвящал в рабочие проблемы семью, а главное был уверен, что это недоразумения, которые скоро уладятся. В итоге, Салтыков и не успел толком разобраться в проблеме, как она сама разрешилась: Андрея Астафьева застрелили. А Зорин вскоре дело прекратил, потому, как доказательств против конторы собрать не успел — если какие-то грешки за конторой и водились, то исполнительный директор был единственным человеком, способным ответить на вопросы.

Астафьева Сергей знал и уважал, хотя общались они не так много. Странно было рассуждать о нем в таком ключе… Но Сергей был реалистом — против Астафьева говорили сразу два пункта: на него все же было заведено уголовное дело, и его застрелили. С законопослушными гражданами такое случается редко. Потому все это время Сергей и не рвался докопаться до истины — подозревал, что истина окажется не такой, какой хотелось бы. А кому она нужна такая истина — Жене? Катьке? Ольге Дмитриевне?