Лемминг Белого Склона (СИ) - Альварсон Хаген - Страница 61

— Я не спрашиваю тебя, зачем тебе в Льосвик, ибо то не моё дело, — голос Орма звенел, как перетянутая струна, лицо расплылось в медовой улыбке, а в прищуренных глазах сверкало ледяное сердце айсберга, — но никак не могу понять, причём тут мы все. Коли ты нуждаешься в пышной свите, отчего бы так сразу и не сказать? И зачем нам уходить вглубь острова, когда мы могли бы обогнуть Эрсей южным или северным путём? Зачем ты отослал Крака?

— Начну, как скверный ученик, с последнего вопроса, — без промедления ответил Арнульф, — отослал Крака, чтобы кое-кто не поддался искушению вернуться на корабль, подобно людям Мара Тощего, вечная ему память. И не надо мне здесь изображать оскорблённую честь! — возвысил голос вождь, обводя взглядом совет. — Из вас половину я вижу впервые, о многих наслышан, и не только доброе. Меня предавали побратимы и соратники, не раз и не два, я давно уже не верю в клятвы и честное слово. Почему? Кьятви Мясо вам бы пояснил, но теперь ему будет трудно это сделать.

Арнульф замолчал, дал знак Хродгару. Тот снова поднёс вождю вина.

— Почему же мы не могли достигнуть Светлой Бухты, обойдя Эрсей по юго-восточному краю? — говорил дальше Седой. — Потому что нас там кое-кто ждёт. Тебе ли не знать, Орм Белый, племянник Сигурда Кнудлинга, покровителя Эрсея, что по волнам Ванвика и Вёрмвика ходят сторожевые драконы из Ванхёрга, лангаскипы, по сотне человек на борту? Сколько таких кораблей держат у Ванхёрга? Три, четыре? Да и в Зелёной Бухте обычно стоит «Ландорм» со ста двадцатью бойцами! Наше счастье, что весной его вытащили на берег для починки и до сего дня не закончили работ… И на северо-западном крюке нас бы не ждала удача. Все знают, сколько мелей да рифов тянется вдоль Лангстронда через Рёст и Мёст. На пустом корабле мы бы ещё проскочили, но наше славное корыто, набитое добычей, здорово просело бы и зацепило бы брюхом подводную скалу. Крак — отличный кормчий, но он не всесилен. И не говорите, что, мол, у нас на борту два колдуна да клабатер в придачу! Кому ведомы козни морских троллей, тот удержит скакуна красноречия на дворе благоразумия.

Что же до того, зачем мне в Льосвик, то здесь нет никакой тайны, друзья мои. Скажите мне, каково ваше ремесло? Каждого из вас? Прежде всего? Ну, братья?..

— Мы — викинги, — ответил за всех Форни Гадюка, хотя был целителем.

— Мы — викинги, — эхом откликнулся Арнульф, — мы — волки бури секир. Свинья ищет злата и серебра, волк ищет стали. Вепрями мы побывали, там же, в Светлой Бухте, станем хищниками моря. Там, братья, нас ждёт враг, с которым мы схватимся на равных. Это прежде всего мой враг, не скрою, но и вы добудете себе чести на сходке железных клыков! Я не взываю к вашему безрассудству, братья, — только к вашей доблести.

— Кто этот враг, о котором ты говоришь с придыханием? — осведомился Унферт Алмарец.

— Белый Волк на «Белом Соколе», — загадочно произнёс Арнульф.

— Хэй, благородные мужи! — не слишком вежливо перебил вождя Хаген. — Я, конечно, прошу прощения, но там… короче, у нас гости.

Хаген без труда узнал Торфи сына Фроди, самого крепкого бонда в округе. Тот сидел на коне, покуривал трубочку да поплёвывал по сторонам. На боку висел оббитый железом щит, у седла приторочено копьё. Под расшитым плащом тускло поблёскивал ормбрюн, чешуйчатый доспех. Видно было, что Торфи пришёл сюда воевать, а не говорить. При нём было дюжины четыре людей, в том числе и вооружённых рабов. Хаген узнал нескольких, но виду не подал.

— Здравствуй ты ныне, достойный сын Фроди, — со смехом приветствовал его Арнульф.

— Откуда ты меня знаешь? — насторожился бонд.

— Ну как же! — притворно изумился вождь. — Кто же не знает держателя Грённстада! Помнится, ты, Торфи бонд, был добр к убогому старику Афи, и потому сегодня Арнульф Седой, сын Ивара Хромого, пощадит тебя и твоих людей. Отпусти народ по домам, и передай прочим бондам в Мёсендале, чтобы не спешили навстречу гибели. Таков мой тебе добрый совет.

Смешно и жалко было смотреть на Торфи сына Фроди. Хозяин оглядывался на своих, недоверчиво крутил головой. Протирал глаза, как последний дуралей. Не мог узнать в этом статном седобородом господине под алым знаменем ничтожного старикашку в лохмотьях. И дело было не в том, что седовласый старец сменил латаную дерюгу на меховой плащ, а дырявый колпак — на песцовую шапку с крупным малахитом во лбу и беличьим хвостом сбоку. Потом вспомнил, как ветхий дед рубил его людей у корабельного сарая.

Вспомнил и окровавленный атгейр в старческих руках. Орлиный коготь служил ныне посохом Арнульфу Иварсону.

Торфи открыл рот, трубка выпала под копыта коня. Торфи закрыл рот. И снова открыл.

— Ты убил десять человек на моём дворе! — воскликнул он. — Ты и этот щенок-рыболов!

— Убили бы и больше, да времени пожалели! — засмеялся Седой. — Впрочем, это действительно было не слишком учтиво с нашей стороны. В память о давней приязни хочу ныне заплатить тебе выкуп за потерю работников! Сто гульденов — идёт?

— Сто гульденов? Ха! — оскорбился Торфи. — Я не стану носить в кошельке мёртвых друзей!

— Точно? — осклабился Арнульф. — Ты уверен, хозяин?

Торфи задумался.

— Тысячу гульденов! — потребовал он.

— Тысячу и за своих не дам, — фыркнул Арнульф. — Триста!

— Семьсот, — сбавил Торфи.

— Пятьсот гульденов здешней чеканки, — бросил Арнульф, уже не улыбаясь. За его спиной скрипела тетива: Форни решил уладить вопрос побыстрее, — это последнее моё тебе доброе слово. Бери, проваливай или наш Гадюка поделится с тобой ядом. А, Форни?

— Охотно, — подмигнул стрелок, беря бонда на прицел, — говна не жалко.

— Ладно, старик, твоя взяла… — вздохнул Торфи.

Тогда вождь отсчитал, сколько положено, ссыпал в мешочек и бросил Хагену: снеси, мол. Юноша как мог почтительно передал деньги бывшему хозяину. Заметил среди челяди бородатого Торда. Того самого, что просил внука королей отнести его член до ветру. Хаген подумал было спросить бородача, сломать тебе, что ли, нос, но тот внезапно опустил глаза и спрятался куда-то за спины товарищей.

«Ну и верно, — подумал Хаген, — одно дело — Ингмар Высокий Замок, и другое — какой-то дремучий Торд. Убогий пасынок Моховой Долины…»

А Торфи добавил:

— Ещё я скажу тебе пару слов, сын Ивара! Уж не знаю, зачем ты идёшь в Мёсендаль, но ратную стрелу уже пустили по острову. Мало тебе удачи будет, коли ты пойдёшь на север. Ополчение Вёрмдаля собирается в Вермундгарде, туда же пойдут люди со Сторкнеста. Там тебя ждёт тысяча бойцов, подумай об этом! А с запада, с Гудволлира, придёт ещё полтысячи. Бонды не столь беззубы, как тебе может показаться!

— Зачем ты мне всё это говоришь? — прищурился Арнульф.

— В память о верной службе дедушки Афи. Бывай, сэконунг! Удачи тебе желать не стану.

— Ступай, Торфи бонд, — процедил Арнульф, — и больше не попадайся мне на пути.

Когда ополчение скрылось, вождь объявил:

— Всё, сворачивай лагерь! Вперёд, на северо-запад. Там и дорога ровная…

Под вечер Моховая Долина осталась позади. Продолжать путь в потёмках никто не счёл хорошим делом. Выбрали для ночёвки более-менее сухое место, развели огни, расставили дозоры. Невстейн Сало принялся было за стряпню, но Арнульф его остановил:

— Есть одно дело, с которым мы и так слишком промешкали. А потом уж постарайся на славу, Невстейн, ибо сегодня будет тризна по павшим братьям. Эй, вы, отродья троллей! — гаркнул на бывших рабов. — Рано расселись. Выройте яму — большую, широкую яму! В ней должно поместиться тринадцать… нет, четырнадцать человек. И натаскайте камней — потом сложите курган.

— Так ведь темно… — пробормотал кто-то из работников.

— Ройте яму на пятнадцать человек.

Приникшие бедолаги принялись за работу. Между тем викинги снаряжали в последний путь павших соратников: снимали с телег, обмывали, одевали в лучшие наряды, какие захватили в Эрвингарде, собирали им в котомки еду на день пути, и, разумеется, чистили их оружие и брони. Братья Скампельсоны позаботились о двоюродных родичах, Вестарсонах, Фрости — о своём друге и сопернике Гильсе, Утред Бык — о побратиме Торвиде, Унферт — о земляке Иринге. Хотя Унферт и принял веру в Белого бога, не противился исполнять языческий обряд: во-первых, сам Иринг держался старых обычаев, а во-вторых, иониты также предавали мёртвых земле, а не огню. Хаген готовил к путешествию за грань мира живых Энгуля с Островов, вспоминая его рассказы о грибах-надберёзовиках. Эх, повеселился ты, йокульсеец, нет слов — пал одним из первых… Свегдир Ожог наряжал Рати Копчёного.