Лемминг Белого Склона (СИ) - Альварсон Хаген - Страница 69

— Так Хравен не погиб? — уточнил Халльдор.

— Если и погиб, то мы того не видели, — сказал Хаген.

Впрочем, Хравен объявился на следующий день. Огромный ворон опустился прямо посреди двора, перепугав челядь. В когтях держал длинную ржавую железяку, в которой Хаген не без труда узнал меч. Птица резко каркнула и превратилась в чернобородого сына Уве. Чародей был жив, здоров и выглядел счастливым. Правда, смоляные волосы прочертили пепельные пряди седины, но мало ли добрых юношей поседели до срока?..

— Гляжу, славно ты поживился! — Торкель со смехом ткнул пальцем в железяку.

— Погоди насмехаться, — колдун звонко щёлкнул Волчонка по лбу, — найду справного кузнеца, и тогда ты тоже захочешь поменять свой Хёггвар на сей коготь битвы.

— Уж это вряд ли, — покачал головой Торкель, — скорее у меня будет два славных меча!

— Смотри, Волчонок, не подавись этим вороном, — заметил Халльдор, разглядывая с разрешения Хравена странный клинок. — А кстати, откуда у тебя этот порез на морде? Девчонкам, я слыхал, такие нравятся — виду не портит, но выглядит сурово!

— Ох и нравятся, — осклабился Торкель, провожая взглядом дородную молочницу, — заездила меня вчера, как новые сани…

— Ей не ты по нраву пришёлся, а твой пёс, — едко заметил Лейф.

— Зависть — не лучший помощник, дружище, — подмигнул Торкель, — а что до пореза, так это я напоролся на свой же меч, когда мы с…

Тут Хаген закашлялся, и Торкель неловко закончил:

— …ну, короче, там, на Хейдаволлире.

— Твой меч испил твоей крови? — изогнул бровь Халльдор. — Тогда он станет верно тебе служить до самого погребального костра, будь уверен!

Скажем нелживо, что эти слова сбылись.

Вечером Арнульф спросил:

— Как вы добрались, Крак Кормчий?

— Как? — задумался кормчий. — Штевнем не об косяк, а обо всё, что есть на море, вот как! В Утиной Бухте не задерживались: заметили на Ундамёсте большое движение, решили, что это за вами, и что ты вряд ли станешь испытывать судьбу, идя на север. Ведома твоя доблесть, но не слыхал о твоём безрассудстве, уж прости. За Рёстом нас заметили. Гнались до самого Нордафьёлля, а потом Ёстейн и Халльдор чего-то сделали, и там обрушились льды. Надеюсь, тех отважных мореходов, чтоб им пусто было, задавило льдинами. «Поморник», корыто драное, напоролся-таки на повороте брюхом на риф, но ничего страшного, царапина на днище. Был бы с грузом — кормили бы рыб… Вы-то сколько взяли?

— До тролльской печени, — усмехнулся вождь, — до сраной жопы. Сигурд Вёльсунг со всеми своими сокровищами — жалкий голодранец против нас! Хватит и на новый драккар, и…

Арнульф осёкся, развязал кошель и достал крупный тёмно-багровый самоцвет. Протянул его Халльдору:

— Кстати, о добыче. Твоё — сверх доли. Свидишься со своим наставником — кланяйся ему от меня, пока спина не заболит, ясно?

— Это камень из головы дракона? — Халльдор осторожно принял дар, придвинул свечу, разглядывая да ощупывая самоцвет.

— Нет, из задницы, — усмехнулся вождь.

— Если это так, — задумчиво проговорил Халльдор, пропустив грубоватую остроту, — то знаешь, Арнульф сэконунг, что вы сделали? Вы не просто разграбили городок, нет, вы убили ланд-веттира. Вы уничтожили духа-покровителя острова Эрсей!

Ёстейн поперхнулся очередной чаркой, Крак недоверчиво нахмурился. Седой сказал:

— Нет, ты ошибаешься, сейдман. Это был никакой не ланд-веттир. Это был просто здоровенный желчный змей. Червяк-переросток. Сам подумай: такова ли моя удача, чтобы повергнуть в небытие дух-хранитель? Кто я, по-твоему? Я простой человек, усталый старик, и не стоит мне на склоне лет корчить из себя божество.

— Похвальная скромность, — заметил от дверей Орм Белый. — Когда будем делить вепря?

Арнульф обернулся. Долго смотрел на благородного витязя, на волка бури секир, что заявил права на долю — и на следы старого вожака. Металл оружейный звенел в голосе Орма, блестел в его глазах. Арнульф подумал, что так, пожалуй, стоял Эрик Волчья Пасть на пороге своего державного батюшки Эгиля. Так же и другой зверь благородный стоял на носу драккара — там, у берегов Хьёрвика…

— Собирай людей, — коротко приказал Седой.

Крак наклонился к Арнульфу и прошептал:

— Не стоять мне у кормила, когда Орм станет на носу…

Добычу взяли в монетах, потому делили не по жребию, а по чину.

Первым Арнульф чествовал Орма Белого. Поскольку тот был первым в отряде после самого сэконунга, высокородным этелингом и просто полезным человеком, постольку получил самую большую долю — пятьсот гульденов. Равную с ним долю получили колдуны — Халльдор Виндсвалль и Хравен Увесон. Это были сильные чародеи, и Арнульфу было бы стыдно платить им меньше. Четыре сотни досталось Унферту Алмарцу — его советы показались Арнульфу весьма дельными. Столько же получили Крак и Ёстейн, и никто не возразил: плох тот хёвдинг, что мало ценит умелых корабельщиков. Ёстейн поклялся пропить всё до последнего эйрира. Четыреста гульденов отсыпал Форни Гадюке — и как стрелку, и — прежде всего — как лекарю, да ещё три сотни — для Слагфида. Сам Охотник не пришёл — отлёживался. Форни промыл и вычистил его рану в боку, залил акавитой и залепил паутиной с хлебом, а Халльдор дал ему лиф-стейн, и можно было надеяться, что бьёрндалец скоро пойдёт на поправку.

Прочие получили по три сотни, не считая возмещений за ранения. Младшим — Торкелю, Лейфу и Стурле — досталось по сотне гульденов, а Хродгару, Бьярки и Хагену — по две. Лейф сердечно поблагодарил, Стурле тоже поклонился, хотя было видно — ему досадно, что старшему брату заплатили в три раза больше. Торкель же простодушно возмутился:

— Отчего ты платишь иным юношам больше нашего?

Старшие хирдманы переглянулись, усмехаясь, а Утред Бык проворчал:

— Думается, твой отец, Ульф Серый, мало тебе рассказывал о наших обычаях!

— На первый раз прощаю, — махнул рукой Арнульф и пояснил под общий хохот, — Бьярки получил двести червонных, ибо он — берсерк, Хродгар — за то, что вы сами выбрали его старшим, а Хаген умеет складывать потешные висы. Вы же трое — просто щенки и лоботрясы. Ясно?

— Вилять бы хвостом от радости, — проворчал Торкель, — пойду спрошу Варфа, как это делать.

«Потешные висы, — отметил Хаген не без досады, — не скальд, не сказитель. И уж тем паче — не знаток рун, не сведущий муж. Не тот, кто нашёл тебе союзника, которого ты бросил в самую гущу сражения. Не тот, кто вывел из-под удара твоё войско, спас твою добычу. Не тот, кто помог тебе бежать с Грённстада. Впрочем, не Арнульф Иварсон гнул спину в Моховой Долине, а старичок Афи. Что же, следует это запомнить. Потешные висы, хе!».

Наутро Вади Ловчий со своими людьми пришёл к Арнульфу проститься. Морской король, как и обещал, выплатил отпущенникам тысячу гульденов. Такой кучи денег они никогда не видали.

— Что станете делать?

— Думали взять землина побережье, здесь неподалёку. Построим дома, заведём хозяйство… Нам не привыкать к навозу! Думали назвать поселение в твою честь — Арнстад.

— Вынь язык у меня из жопы, Вади, — поморщился Седой, — ты же не пёс! Назовите посёлок в честь щитовых дев или их матери Кьяллы. Так будет честнее.

— Суровый ты человек, сын Ивара! Бывай ныне. Удачи тебе на лебединой дороге!

— Хэй, Вади! — пошатываясь с перепою, Орм Белый хлопнул бывшего раба по плечу. — Не держи зла. Знаешь, я люблю соколиную охоту. Мне бы пригодился умелый ловчий!

— Скажи, где найти тебя, — ровно проговорил Вади, — как наскучит мне мирная жизнь и беспокойные ветра задуют в затылок, воспользуюсь твоим приглашением.

Перед отъездом Арнульф дал Торбарду бонду сто марок серебра. Торбард сказал:

— Неловко мне брать плату за гостеприимство — всё же здесь не постоялый двор и не корчма!

— На дар ждут ответа, — напомнил Арнульф древнюю мудрость, — это не плата, это — подарок.