Городские легенды - де Линт Чарльз - Страница 34

Сначала она остановилась, потом присела, чтобы не стоять над ним. Глянь-ка, какая чистенькая да здоровенькая, и что она только делает в этом бомжатнике?

– По-моему, тебе не мешало бы поесть, – сказала она.

– Ты, что ли, платить будешь?

Она кивнула.

Ники только тряхнул головой:

– Никак адреналина не хватает, дамочка, или еще чего? А вдруг я бандит какой?

Она опять кивнула, чуть заметно улыбнулась.

– Ну конечно, – ответила. – Разбойник с большой дороги. Ты же Ники Строу. Мы вместе в двести первой английской группе учились, помнишь?

Он-то давно ее узнал, только надеялся, что она его не вспомнит. Ведь того парня, о котором она говорит, больше нет.

– Я знаю, что такое невезуха, – добавила она, видя, что он не отвечает. – Поверь мне, я тоже это испытала.

«Ничего ты не испытала, – подумал он. – Такое, через что прошел я, тебе даже и не снилось».

– Ты – Луэнн Сомерсон, – выдавил он наконец.

Она улыбнулась:

– Позволь мне угостить тебя обедом, Ники.

Именно этого он и хотел избежать, хотя с самого начала знал, что все равно не получится. Если уж охота заведет тебя в родной город, во что-нибудь в таком роде обязательно вляпаешься. Здесь нельзя слиться с фоном, прикинуться бомжом. Кто-нибудь обязательно узнает.

«Эй, Ники, привет! Как жизнь? Как жена, дочка?»

Можно подумать, им не все равно. Может, попробовать для разнообразия сказать правду? Помнишь, когда мы были маленькие, то верили, что в шкафах прячутся такие страшные твари? Сюрприз. Как-то раз одна из них вылезла ночью и отжевала моей жене и дочке головы.

– Ну пойдем же, – настаивала Луэнн.

Она уже поднялась и стояла перед ним. Он тянул время, надеясь, что ей надоест и она уйдет. Но она не уходила, так что пришлось и ему тоже вставать.

– И часто ты это делаешь? – спросил он.

Она покачала головой:

– В первый раз.

Хватит и одного раза...

– Вообще-то я такая же как все, – продолжала она. – Притворяюсь, что не вижу, как кто-то умирает с голоду в канаве. Но когда я тебя узнала, то не смогла пройти мимо.

«А зря», – подумал он.

От его молчания ей стало не по себе, и чтобы скрыть неловкость, она болтала всю дорогу по Йор-стрит.

– А может, пойдем ко мне? – предложила она наконец. – Почистишься заодно. Чед – это мой бывший – оставил кое-какую одежду, тебе подойдет.

И тут же смущенно примолкла. Поняла, как ему, должно быть, тяжело, что она встречает его в таком виде.

– Я...

– Было бы здорово, – оттаял он.

Ее улыбка была ему наградой. Сколько в ней тепла, того гляди растаешь. Уроду на целый месяц хватило бы.

– Так что этот твой парень, Чед, – спросил он, – давно ушел?

Улыбка погасла.

– Три с половиной недели назад, – ответила она.

Так вот в чем дело. Ничто так не помогает забыть о собственных неприятностях, как встреча с тем, кому еще хуже.

– Дурак он, я тебе скажу, – сказал он вслух.

– Ты... Спасибо, Ники. Наверное, именно это мне и нужно было услышать.

– Эй, я же бомж, забыла? У меня времени – вагон, знай себе придумывай, что бы такое полюбезнее сказать.

– Ты никогда не был бездельником, Ники.

– Что делать, времена меняются.

Намек был понят. Остаток пути она рассказывала ему о книге, которую начала читать накануне.

Луэнн жила на МакКенит-стрит, в самом центре Нижнего Кроуси, дорога туда заняла минут пятнадцать. Квартирка находилась на втором этаже, прямо над кафетерием, где продавали ливанскую еду; поднимались туда по отдельной лесенке, крутой и узкой, которая начиналась на тротуаре и приводила вас на балкончик, откуда была хорошо видна вся улица.

Квартира еще носила следы недавнего раздела имущества. У окна на оранжевом упаковочном ящике стоял усилитель, но ни проигрывателя, ни колонок нигде не было видно. Плотные ряды книг в шкафу справа от окна зияли пустотами: тут и там не хватало томов. Два плетеных стула в ярких матерчатых чехлах стояли посреди комнаты, но ни приставных столиков, ни большого стола при них не было. Вместо него Луэнн приспособила другой ящик, на котором в данный момент валялись какие-то журналы, поверх них, одна в другой, расположились две немытые тарелки, а грязные кружки – похоже, все, какие были у нее в хозяйстве, – занимали каждый дюйм свободного пространства. Маленький черно-белый «Зенит» примостился на нижней полке книжного шкафа, переносной кассетник – рядом. Пара темных прямоугольников на обоях свидетельствовала о том, что еще недавно здесь висели картины. На полу, у одного из стульев, громоздилась примерно двухнедельная кипа газет.

Она стала было извиняться за беспорядок, но тут же улыбнулась и только пожала плечами.

Ники ответил вымученной улыбкой. Можно подумать, он будет претензии ей предъявлять, это с его-то видом.

Она проводила его в ванную. Когда, приняв душ и побрившись, он вышел оттуда, одетый в вельветовые штаны и льняную рубашку Чеда, которые были ему велики как минимум на размер, на крохотном столике в кухне уже ждали салат, пара бокалов и закупоренная бутылка вина, а на плите шкворчали свиные отбивные в сухарях и картошка.

Желудок Ники отреагировал на умопомрачительные ароматы еды голодным бурчанием.

За обедом она немного поговорила о своем неудавшемся браке – без всякой горечи, скорее с грустью, – но больше вспоминала университет и добрые старые деньки. Скоро Ники понял, что, кроме того семинара по английскому, ничего общего в их прошлом не было; но перебивать не стал, а сидел и слушал ее рассказы о событиях, которые он припоминал с большим трудом, и о людях, которые и тогда значили для него очень мало, а теперь и подавно.

Ну и ладно, зато они хоть уродами не были. А кто их знает, поправился он. Просто тогда он еще не умел отличать уродов от остальных.

– Господи, да ты же меня совсем не слушаешь, – сказала вдруг Луэнн.

Они уже поели и теперь сидели в гостиной и пили кофе. Кстати, он оказался не прав: еще пара чистых чашек в буфете нашлась.

– Нет, слушаю, – ответил он.

Она снова улыбнулась ему своей особой улыбкой, только на этот раз в ней была заметна легкая грусть.

– Конечно слушаешь. Просто я все о себе да о себе болтаю. Ну а ты, Ники? Что случилось с тобой?

– Со мной...

Ну и с чего начать? Что ей соврать такое?

Чем хороши бомжи: они никогда не задают вопросов. Что бы ни привело тебя на улицу, их это не касается. А порядочным людям вечно подавай всякие почему, да как, да что из этого следует.

Пока он сидел и думал, что ответить, она, кажется, поняла, какой промах совершила.

– Извини, – сказала она. – Если не хочешь об этом говорить...

– Дело не в этом, – ответил Ники. – Просто...

– Трудно начать?

Точнее, невозможно. Но, как ни странно, Ники и впрямь хотелось рассказать ей все. Объяснить. Разделить с ней свое бремя. Даже предупредить, она ведь как раз из тех, на кого так падки уроды.

Огонь внутри нее горел так ярко, что кожа, казалось, вот-вот заискрится, как высоковольтный провод под напряжением, обращая в бегство тени. Он ослеплял, как удар молнии, и мягко золотился, как мед, и все это в одно и то же время. Он искорками плясал в ее глазах, вспыхивал в ее улыбке. Рано или поздно целая свора уродов нападет на ее след, им это как наркоману дорожку кокаина вынюхать.

– Понимаешь, есть такие... твари, – медленно начал он. – С виду они такие же, как ты да я, ну по крайней мере ночью так кажется, но они... они не люди.

Ее лицо приняло озадаченное выражение, чему он нисколько не удивился.

– Они уроды, – продолжал он. – Не знаю, как они устроены и откуда взялись, но природа их точно не создавала. Они кормятся нами, нашими надеждами, снами, нашей жизненной силой. Они как... Ну, наверное, как вампиры, лучше сравнения не подберешь. Увяжутся за тобой раз, и больше уже не стряхнешь. Они от тебя не отстанут, пока не выжмут досуха.

Ее изумление на глазах перерастало в тревогу, но Ники чувствовал, что, раз начав, не остановится, пока не выложит все.