Городские легенды - де Линт Чарльз - Страница 45

В комнатке неизменно припахивало сыростью. На стенах красовались два старых плаката: один призывал всех на благотворительную распродажу, которая давным-давно миновала; другой, в виде репродукции картины Джилли Копперкорн с изображением той самой пожарной каланчи, рекламировал выставку работ художницы в галерее «Зеленый человечек». Срок ему тоже давно вышел.

Значительную часть комнаты занимал массивный дубовый стол. На его могучей груди покоился компьютер в окружении рукописей, дожидавшихся своей очереди быть перенесенными на дискету, рекламных объявлений, листов писчей бумаги, палочек клея, ручек, карандашей, блокнотов и всякой прочей всячины. Принтер отбывал ссылку на деревянном ящике. На расстоянии вытянутой руки от стола здоровенная пробковая доска поражала воображение умопомрачительным количеством пришпиленных к ней бумажек с выцветшими записками и заметками. Веселые гирлянды ярко-желтых стикеров с адресами облепили весь периметр доски и монитор компьютера. Обшарпанная металлическая картотека в углу скрывала подшивки старых номеров. На ней стояла ваза с сухими цветами – не украшения ради, просто позабытый букет. Одну неделю каждого месяца вся обширная поверхность стола скрывалась под макетом газеты в разных стадиях готовности.

На первый взгляд комната не очень располагала к занятиям музыкой, несмотря на присутствие двух крохотных пюпитров, извлеченных из щели за картотекой, и двух деревянных стульев с прямыми спинками, которые дважды в неделю выпускали на волю из тесной кладовки под лестницей. Но у музыки, как известно, своя магия, и одной ноты старинной мелодии хватит, чтобы любое место, даже такое заурядное, как забитая конторской мебелью клетушка без окон в полуподвале старой пожарной каланчи, превратилась в таинственное колдовское пространство.

Мэран обучала старинной манере игры на флейте. Скромная дальняя родственница серебристой оркестровой флейты была ее излюбленным инструментом: простенькая деревянная дудочка с узкой боковой щелью, без специальной пластины для губ, которая направляет внутрь струю воздуха, с шестью аккуратными дырочками вместо клавишей. Такую флейту принято называть ирландской по той причине, что именно на ней чаще всего исполняют и бурные плясовые, и жалобные протяжные напевы Ирландии и Шотландии, однако ее сестер можно отыскать почти в каждой стране и в любом оркестре барочных инструментов.

Именно этот нехитрый инструмент в той или иной форме впервые стал голосом многочисленных тайн бытия, которые древний человек не мог облечь в слова, хотя и испытывал такую потребность; только барабан появился раньше.

Когда дверь комнатки затворилась за последней на тот день ученицей, Мэран взялась за чистку своего инструмента: она никогда не уходила домой, не совершив этот нехитрый ритуал. Флейту надо было разобрать на три части и досуха протереть изнутри каждую при помощи намотанного на тоненький прутик кусочка фланели. Только укладывая флейту в футляр, Мэран осознала, что в дверях стоит какая-то женщина: похоже, она не хотела отрывать Мэран от дела, а терпеливо ждала, пока та сама ее заметит.

– Миссис Баттербери, – сказала Мэран. – Прошу меня простить. Я вас не сразу увидела.

Матери ее последней ученицы еще не исполнилось сорока; эту яркую, хорошо одетую женщину портило только одно: заниженная самооценка.

– Извините, я, кажется, помешала...

– Вовсе нет; я просто складывала вещи. Садитесь, пожалуйста.

И Мэран указала на второй стул, где совсем недавно сидела дочь миссис Баттербери. Женщина робко вошла в комнату и опустилась на самый краешек сиденья, нервно сжав обеими руками сумочку. Ни дать ни взять птица, вот-вот вспорхнет и улетит.

– Чем я могу вам помочь, миссис Баттербери? – спросила Мэран.

– Пожалуйста, зовите меня Анной.

– Хорошо, Анна.

Мэран сделала выжидательную паузу.

– Я... я насчет Лесли, – отважилась наконец женщина.

Мэран одобрительно кивнула:

– Она хорошо занимается. Думаю, у нее настоящий дар.

– Здесь может быть и хорошо, но... вот взгляните на это.

С этими словами она вытянула из сумки несколько сложенных пополам страниц и передала их Мэран. Та увидела пять листов, на которых мелким убористым почерком было написано что-то похожее на школьное сочинение. Руку Лесли она узнала сразу. Прочитала красную учительскую пометку на первой странице: «Хороший язык, богатое воображение, но в следующий раз ближе к теме, пожалуйста», – пробежала глазами текст. Ее внимание привлекли последние два абзаца:

"Старые боги вовсе не превратились в брауни, фей и прочих существ, место которым в диснеевских мультиках; нет, они просто изменились. Появление Христа и новой религии сделало их свободными. Ожидания и надежды смертных больше не связывали их по рукам и ногам, отныне каждый из них волен был сам выбирать свой путь.

Они и сейчас живы, ходят среди нас. Только мы не узнаем их больше".

Мэран подняла глаза на посетительницу.

– Что-то мне это напоминает, – сказала она.

– Задали сочинение об этнических меньшинствах Ньюфорда, – объяснила миссис Баттербери.

– Ну что же, думаю, ни один человек, верящий в фей, не найдет в работе Лесли ни малейшего изъяна, – улыбнулась Мэран.

– Извините, – возразила миссис Баттербери, – но ничего забавного я здесь не нахожу. – И она ткнула в сочинение пальцем. – Мне от него не по себе делается.

– Нет, это вы меня извините, миссис Баттербери, – спохватилась Мэран. – У меня и в мыслях не было насмехаться над вашим беспокойством, просто я не совсем понимаю, что именно вас так тревожит.

Вид у посетительницы стал еще несчастнее.

– Ну как же... это же очевидно. Я боюсь, вдруг она попала в какую-нибудь секту или наркотики принимать начала. А может быть, и то и другое.

– Вы так решили, прочитав это сочинение? – спросила Мэран. Ей пришлось изрядно постараться, чтобы подавить рвавшееся наружу изумление.

– Феи и магия, магия и феи – вот и все, о чем она говорит или, точнее, говорила раньше. В последнее время она вообще нечасто удостаивает меня общением.

И миссис Баттербери умолкла. Ожидая, пока мать Лесли соберется с духом и продолжит, Мэран читала сочинение. Когда несколько минут спустя она подняла глаза, то встретила полный надежды взгляд.

Мэран кашлянула.

– Я не вполне понимаю, почему с этим вы пришли именно ко мне, – сказала она наконец.

– Я надеялась, что вы поговорите с ней – с Лесли. Она вас обожает. Уверена, вас она послушает.

– А что я должна ей сказать?

– Что думать так, – и она неопределенно махнула рукой в сторону сочинения, которое все еще держала Мэран, – неправильно.

– Но я не вполне уверена, что могу...

«Выполнить вашу просьбу», – хотела закончить

Мэран, но не успела: миссис Баттербери подалась вперед и схватила ее за руку.

– Пожалуйста, – заговорила она. – Я не знаю, к кому еще обратиться. Через несколько дней Лесли исполняется шестнадцать. По закону с этого возраста она может жить отдельно, и я очень боюсь, что она уйдет из дома, если мы не найдем с ней общего языка. Конечно, мне меньше всего нужны наркотики или... или оккультистские оргии в моем доме. Но я... – На глаза женщины вдруг навернулись самые настоящие, неподдельные слезы. – Я так боюсь ее потерять...

Она отодвинулась от Мэран. Вытащила из сумочки платок, промокнула глаза. Мэран вздохнула.

– Ну хорошо, – ответила она. – У нас с Лесли урок в этот четверг – взамен пропущенного на прошлой неделе. Я поговорю с ней, но никаких результатов не обещаю.

Миссис Баттербери была явно смущена, хотя и обрадована.

– Я уверена, ваша помощь окажется бесценной.

Мэран вовсе не была в этом уверена, но мать Лесли уже вскочила на ноги и направлялась к выходу, явно пытаясь не дать ей отвертеться от принятого обязательства, если она вдруг решит пойти на попятный. В дверях миссис Баттербери задержалась.

– Спасибо вам большое, – сказала она и вышла.

Мэран кисло посмотрела на стул, который посетительница занимала секунду назад.