Лунное сердце - де Линт Чарльз - Страница 81

Она медленно обошла лавку, дотрагиваясь то до вазы, то до книги. Ох, сколько книг! Рядом с ее пишущей машинкой лежал роман, который она начала писать невесть когда. Сара подняла рукопись и полистала ее. Казалось, это писала не она, а кто-то другой. Теперь, когда она столько узнала, столько пережила, она действительно могла бы написать что-то стоящее. Например фэнтези, и ее книга затмила бы Толкина и ему подобных, ведь она писала бы о том, что видела собственными глазами, хотя… Сара положила рукопись на стол. Зачем писать обо всем этом, когда можно этим жить?

«Забавно», – подумала она, еще раз пройдясь по лавке. Полное впечатление, что она на самом деле здесь. Очень трудно судить, что реально, а что нет. Может, стоит пойти в Дом? Вдруг там она увидит саму себя, крепко спящую в своей постели? А если встретит Джеми? Увидит он ее или она и вправду дух?

Внезапно Саре стало как-то не по себе, и она поняла, что за ней наблюдают. Ей почудилась тень Киеранова демона, и теперь уже ее охватила не просто дрожь, а леденящий холод. Сара медленно повернулась и увидела знакомую фигурку, примостившуюся на высокой спинке стула, забавную рожицу ярко освещал уличный фонарь, горевший за окном.

– Пэквуджи! – радостно воскликнула Сара, сразу испытав облегчение.

Человечек как-то странно присматривался к ней. «Откуда она знает мое имя, – размышлял Пэквуджи. – Я никогда раньше не встречался с нею». Но тут он уловил в мозгу Сары картины из своей жизни, то, как они вместе играли у озера Пинта-ва, а потом беседовали, сидя на холме. Пэквуджи потряс головой. Значит, чтобы встретиться с ней, он уговорил ее вернуться в прошлое?

– Это ты, Пэквуджи? – опять воскликнула Сара, на этот раз не так уверенно.

– Да, это я, – кивнул он.

Он-то направил ее сон в хорошо знакомую ей лавку, чтобы им было легче разговаривать. А она, оказывается, прекрасно его знает! Уже готова его выслушать и увидеть то, что он ей покажет. Ну что ж! В будущем он уже давал ей советы, и они, видимо, ей пригодились.

Он опять потряс головой, понимая, что надо спешить, пока все не запуталось. Со снами трудно иметь дело. Желая заполнить неловкую паузу, Пэквуджи улыбнулся и просвистел ей пару тактов веселой мелодии.

Сара в ответ улыбнулась.

– Как странно видеть тебя здесь, – сказала она, – ты не подходишь к этой обстановке. Только я и сама больше к ней не подхожу.

– Ты его любишь? – вдруг спросил Пэквуджи. – Барда?

– Не знаю… Все так странно. Когда я с ним, для меня ничего вокруг не существует. Но когда его нет рядом, вот как сейчас, мне трудно поверить во всю эту историю. Я понимаю, что он необыкновенный, верю, что он, как сам говорит, любит меня, а почему – не понимаю. Ведь он мог бы выбрать любую, а он почему-то выбрал меня.

– Потому что любит тебя, – сказал Пэквуджи и замолчал.

Внезапно он задумался, нужно ли ему вмешиваться в ее судьбу. Она из чужого мира, ее Путь, наверное, не совсем такой, как у него. Олень из Старейших – он сродни Лесным Царям и Бабушке Жабе. А он сам, Пэквуджи… он, конечно, умен, но не из таких уж загадочных…

Кто он такой, чтобы ввязываться в дела Лесных Царей и им подобных?

– Что с тобой? – удивилась Сара. – Ты так помрачнел! Надеюсь, тебе не привиделись опять какие-нибудь дурные для меня знамения?

Пэквуджи вздохнул. Он только что увидел глазами Сары себя и ее в будущем – он показывал ей трагг, значит, испытания действительно ждут ее. И все-таки теперь, стоя рядом с этой славной глупышкой, он не знал, как быть.

– Я тревожусь за тебя, – наконец проговорил он.

– Почему?

Вопрос был справедливый. Но Пэквуджи решил сделать вид, что не слышал его.

– В племени этого твоего барда есть такие, за которыми разное водится! – сказал он.

– Что именно? – спросила Сара. – Что ты хочешь сказать?

И вдруг Пэквуджи испугался. Он почувствовал, что лезет, куда не следует. Ему представилось, что будет, если о его кознях узнает олень, и он замер от страха. Если дед Талиесина может быть так же суров, как здешние Лесные Цари…

– Спроси у него сама, – посоветовал он. – Спроси у барда про испытания. А потом поговорим.

Пэквуджи прижал кулаки к бокам и стал выбираться из ее сна. Образ Сары начал расплываться. Странная обстановка, в которую его привел ее сон, вдруг затянулась туманом, и все растаяло.

– Пэквуджи! – донесся до него издалека голос Сары.

Малыш не стал вслушиваться. Он быстро раскинул руки, и все, увиденное им, исчезло. Он снова превратился в ворону, которая, сидя на еловом суку, рассматривала башню. Будто комок перьев, он сорвался с ветки и, быстро взмахивая крыльями, полетел подальше отсюда, в более безопасные места. Сара осталась позади и…

…проснулась в холодном поту.

Она быстро села, сердце у нее колотилось, как бывает, когда неожиданно просыпаешься в незнакомом месте и не можешь сообразить, как ты сюда попал. Но тут же она увидела спящего рядом Талиесина, ее охватил покой, которым дышали стены башни, покой, пропитавший камни, этот покой сотворили чары Талиесина и Мэй-ис-хюр, и Сара снова легла.

«Приснилось», – подумала она и теснее прижалась к теплому боку Талиесина. Он шевельнулся и обнял ее, так что все страхи исчезли. «Просто приснилось».

Утром, нарядившись в доходившую ей ниже коленей рубаху, которую она одолжила у Хагана, Сара весело напевала. Солнце уже поднялось высоко, когда, держа в охапке свои джинсы и майку, она спускалась к пруду, питавшемуся из источника. Пруд, как объяснила ей Мэй-ис-хюр, служил им всем и ванной, и прачечной. Талиесин, раскинувшись на шкурах и одеялах, все еще спал у очага.

Сару сопровождал Хов. Когда они спустились к пруду, он улегся на краю скалы и с таким выражением наблюдал, как Сара осторожно пробует воду рукой, будто это его забавляло. Вода оказалась холодной. Сара стащила с себя рубаху Хагана, бросила в пруд свою одежду и, сжав зубы, предчувствуя, какой это будет ужасный холод, погрузилась в пруд сама. Ледяная вода обожгла ее. Холод оказался еще страшней, чем она воображала. Глаза ело от белого древесного мыла, которое дала ей Мэй-ис-хюр, и волосы никак не промывались. Потом, стуча зубами, Сара терла свою одежду о гладкую поверхность утеса, пока не почувствовала, что посинела. Когда холод стал просто невыносимым, Сара вылезла на берег, накинула рубаху и принялась бегать и прыгать, пока от солнца и быстрых движений не согрелась так, что смогла продолжить стирку.

Она уже выжимала белье, когда к пруду подошла Мэй-ис-хюр. В это утро высокая индианка надела на себя платье из темной замши. Длинные волосы были заплетены в косу, спускавшуюся вдоль спины.

– Ну, как вода? – спросила она.

– Ужас, какая холодная, – сморщилась Сара.

– Зимой мы наполняем теплой водой бочку у башни, – сказала Мэй-ис-хюр. – Только надо спешить окунуться первой, а то после этих двух молодцов кажется, что угодила в болото… Пусть Мать-Медведица будет мне свидетельницей, клянусь, они умудряются измазаться, даже когда все вокруг белым-бело от снега.

Она помогла Саре досуха выкрутить джинсы, а потом, сидя на скале, смотрела, как Сара роется в огромных карманах рубахи Хагана в поисках табака и зажигалки Киерана. Подняв глаза, Сара увидела, что Мэй следит за ней, и, свернув сигарету, закурила и предложила Мэй сделать затяжку. Та с серьезным видом кивнула и осторожно взяла сигарету указательным и большим пальцами. Подняв ее в приветственном жесте, она затем глубоко втянула в себя дым и вернула сигарету девушке.

«Сперва мы поделились с ней музыкой, – подумала индианка, – теперь она делится со мной дымом, священным для Матери-Медведицы. Не придется ли делиться и кровью?» С откровенным любопытством Мэй разглядывала чужестранку. Хоть и не обзавелась еще рожками, но держится уверенно, намного увереннее, чем женщины их племени. Мэй-ис-хюр знала, что таится в душе у Талиесина – под черным оком Первого Медведя он довольно часто открывал ей, что у него на сердце. А вот что такое эта девушка? Кто она и что ищет?