Просто друзья (СИ) - "PaperDoll" - Страница 77

— Не мог бы ты приготовить мне чаю? На улице так холодно, — я прошел в гостиную. На большом экране телевизора застыл Хью Грант в роли премьер-министра Великобритании. Джонни смотрел «Реальную любовь». Даже я признавал, что этот фильм был не таким уж и плохим.

— Всё в порядке? Где ты был? — крикнул он из кухни. Я расселся на диване, откинув голову на его спинку. Хотелось пустить в нем корни и пусть меня хоть похоронят на нем, плевать. Я чувствовал физическую усталость в каждой клеточке изнеможённого тела. Закрыл на секунду глаза и, казалось, так и засну, но Джонни, повторивший свой вопрос дважды не позволил этого сделать.

— Видался с Дженной. Точнее с Джеммой, — устало потер глаза и зевнул. Джонни предложил кусочек пудинга, и я был достаточно голодным, чтобы наброситься на него, точно как зверь. — Оказалось, она мне изменяла. Мы расстались.

— Мне жаль, — только и произнес он, когда я продолжал за обе щеки уплетать предложенный пудинг. Разделавшись с ним за считанные секунды, я имел наглость попросить ещё кусочек. Джонни дал мне тот, что лежал на его тарелке — гораздо больший, чем предложенный прежде.

Кажется, эта новость его немного озадачила. И я мог бы возразить, сказав «По крайней мере, это не моя жена, изменяющая с двоюродным братом», но это было бы слишком жестоко даже для такого циника, как я. Джонни по-прежнему казался мне хорошим парнем. Если бы не он, куда, в конце концов, мне было деться, чтобы хотя бы на время упрятаться ото всех.

— Как бы там ни было, у меня есть новость, что не может тебя не обрадовать, — он снял дурацкие бороду и очки и стал выжидающе смотреть на меня, как ребенок, требующий внимания родителей для оглашения чего-то совершенно глупого и незначащего. Я кивнул, чтобы он продолжал говорить. — Райан забрал заявления. С тебя сняли обвинения о хулиганстве.

— Что? Правда? — да уж, новость была действительно приободряющей. — Спасибо! Спасибо тебе!

— О, это не моя заслуга. Я звонил ему несколько раз, но его не было в городе некоторое время после того случая. Когда он приехал, и мы наконец-то встретился, он заявил, что всё сделает, едва я только хотел начать разговор. Это показалось мне странным, но что бы у него не было на уме, уже не важно. Опасность миновала — не это ли главное! — Джонни явно был счастливее меня. Мы оба забыли о Дженне, потому что новость эта была по-настоящему впечатляющей.

Закипевший чайник дал протяжный звук, сорвав мужчину с места. Я поставил тарелку с недоеденным пудингом на стол. Это было странно. Райан навряд ли помог бы мне по доброте душевной. Ещё менее вероятным выдавалось то, что он мог сделать это с образовательной целью, в чем мог бы гораздо переплюнуть отца. Я был уверен, он сделал это нарочно с четким осознание того, какие последствия меня ждали.

Я находил всему лишь одну причину. Отказывался в это верить, пытался найти сотню других версий, но в голове, как мантра, беспрестанно и навязчиво повторялось лишь одно слово — Джо. Никто другой не мог убедить Райана. Никто другой не мог предложить ему чего-то взамен.

И я почувствовал страх, который овладел мной впервые, когда я увидел, как Нэнси садилась в машину мистера Грея.

Глава 20

Я осознал, что окончательно смирился со смертью Нэнси в один из самых обыденных дней, когда мама сама решила об этом напомнить, усомнившись, как и всегда, тем, всё ли было со мной в порядке. Я сидел в своей комнате, играл отупляющие разум компьютерные игры, как и несколько дней к ряду. Было лето, и другого занятия я не мог найти, как и нового друга, с которым можно было хоть как-нибудь скрасить свободное время. Я проводил дни, истрачивая их в пустых вещах, что не могли принести радости, но помогали забыть о времени, что неутомимо шло вперед, оставляя старые воспоминания в прошлом.

Мама зашла в комнату бесшумно, поэтому сперва я и внимания на неё не обратил. Понял, что дело было важным, только когда она заперла за собой двери, прислонившись к ним спиной. Ей даже не нужно было что-то говорить, чтобы привлечь моё внимание, хоть я и предполагал, что за этим последует длинный монолог, один из тех, что должен был убедить меня выйти из дома и немного прогуляться. Даже если я сделал бы это один, это было бы гораздо лучше, чем торчать в комнате, что я и намеревался делать до самого окончания каникул.

Женщина села на край кровати, попросила придвинуться к ней ближе, чтобы она могла взять меня за руки, с которых не отводила глаз, пока говорила. Стала рассказывать историю о своей подруге, имя которой я запомнил так отчетливо, как собственное, — Вайлет. Она была убита приемной матерью. Та выстрелила шестнадцатилетней девушке в спину, чего она не заслуживала, как и любой, кого ожидала подобная участь. Мама сказала, будто женщина вовсе с катушек слетела и вовсе не считала себя виноватой за содеянное. Когда родная дочь сдала её в полицию, она отреклась от неё, обозвала лгуньей, хоть всё это происходило на глазах девушки. Та стала невольным свидетелем развернувшейся сцены, и хоть с сестрой они не сильно ладили, она не стала прикрывать мать, свидетельствуя против неё в суде. Мама сказала, что, когда Вайлет умерла, в её жизни, будто стало не хватать чего-то важного, будто от её души отрезали половину, а затем сожгли. Развеянный пепел засорял глаза, вызывая раздражение.

Завершилось всё тем, что мама расплакалась, а я оставался сидеть совершенно озадаченным вопросом, зачем она всё это мне рассказала. Это было странно, но я не стал ей перечить или перебивать, хоть и искренне не понимал даже, как мог ей помочь справиться с этим. Казалось, она пришла ко мне за помощью, поддержкой, но я был скуп в жалости, хоть и по большей мере глуп и бесполезен.

— Тебе сейчас тоже должно быть больно, — охрипшим от рыданий голосом произнесла женщина, принявшись вытирать тыльной стороной ладони слёзы, что делали меня бессильным. — И я не хочу тебя обнадеживать словами о том, что когда-нибудь ты об этом забудешь. Это будет бередить твою душу, но это будут лишь слабые уколы воспоминаний. Всё, что тебе нужно сейчас, это справиться с внутренней борьбой и не дать горечи победить тебя. Нужно двигаться дальше. Ты должен продолжать ту же жизнь, что у тебя была до Нэнси. Ты меня понимаешь?

Я кивнул. Я-то понимал, хоть и казалось, что она меня вовсе нет. Жизнь, что у меня была до Нэнси, была в точности той же, что я продолжал без неё. Она была однообразной и скучной. По большей мере, я везде плелся следом за Эллой, оставаясь в стороне, пока она веселилась с друзьями. Им я казался милым, хоть иногда до меня доносились их комментарии касательно моей молчаливости, что я не мог нарушить, пока все они оставались для меня незнакомцами, которые воспринимали меня всего лишь, как странного брата классной девчонки. Парни называли меня фриком ещё тогда, а девочки — упрямцем, когда я не давался быть их живой игрушкой. Нэнси отделила меня от Эллы, дав нам обоим вздохнуть спокойно. Она была моим другом и хотела дружить исключительно со мной. Большего мне и не нужно было.

И всё же жизнь продолжалась, хоть я сам не замечал этого. Я забыл о Нэнси, когда прошло около двух лет после того происшествия, что сокрушило меня, вернув к тому, кем я был и где должен был оставаться. Мне было уютно в одиночестве, и я упрямо не желал переходить границ личного пространства, что было обязательным условием в дружбе. Нэнси оказалась человеком, в котором я нуждался, когда к остальным я был равнодушен. И забыть о ней было, словно вырвать из жизни временной отрывок, что значил прежде так много, а превратился в итоге в ничто.

Вспомнив о ней ненароком снова, я не почувствовал прежней агонии. Нэнси оставалась Нэнси — пустотой, вылетевшей из едва приоткрытого рта, созвездие звуков, мелодия которых теперь скорее раздражала, чем терзала. Она вылетела из моей головы, и я жалел только о том, что это произошло слишком быстро, прежде чем я успел понять, что был счастлив, каковым себя не чувствовал до тех пор, пока в моей жизни не появилась Джо.