Страна грез - де Линт Чарльз - Страница 23

Эшли пропала, и ее родители теперь принадлежат ей одной, – но теперь она хотела только, чтобы кузина вернулась. Ей было стыдно за то, что она всегда желала Эш зла, потому что в голове ее какой-то тоненький едкий голосок все время напоминал ей, и ей никак не удавалось заставить его замолчать, что и она отчасти виновата в этом.

Потому что она всегда хотела, чтобы Эшли просто исчезла из ее жизни.

Потому что какой-то призрак охотится за ней, а Эшли попала в переплет только из-за того, что она – ее двоюродная сестра.

Потому что именно это и должно было случиться.

Эта Я-вау-тсе, должно быть, зацапала Эшли…

– А что полиция может узнать про волшебные страны и про духов земли?

Отец вздохнул.

– В том-то и дело.

– Нам нушен волшебник, вот что, – сказала Джуди.

– Или шаман, – добавил Джон.

Нина ощутила прилив сил:

– А ты не знаешь кого-нибудь? – спросила она у отца.

Отец покачал головой.

– Однако, можно поспрашивать, верно? – спросила Гвен. – В магазине здоровой еды крутится женщина, которая все время говорит о целебных кристаллах и о прошлой жизни.

– Или в той лавке, где Эшли покупает эти свои черные книжки, – добавила Нина.

– Я бы чувствовал себя полным дураком, – сказал Джон.

– Не будут они над тобой смеяться, – сказала Гвен. – Если только они сами верят.

– А что насчет тех ребят с ярмарки Возрождения? – спросила Нина. – Кто-то же там организовал церемонию моего наречения?

– Боже мой, я просто не могу взять в толк, что все это из-за этого, – сказала мама. – Все было так невинно. Мир, любовь, цветы…

– Вот и урок нам, – промолвил Джон. – А суть его стара: надо всегда отвечать за то, что делаешь, какими бы обыденными или легкомысленными твои дела ни казались.

Нина закатила глаза. О нет, подумала она. Только не про ответственность. Такое услышишь один раз, и потом от этого не отвяжешься.

– Так что насчет тех ребят с ярмарки? – спросила она, надеясь прервать лекцию до того, как она начнется.

– Уиз… Питер Симмонс, – вспомнила мама. – Он как раз организовывал всякие штуки – танцы вокруг майского дерева, это наречение…

Джон кивнул.

– Только последнее, что я слышал о нем, – он в Марокко.

– Опять?

– Скорее всего, все еще. Уэнди говорила, что получила от него открытку несколько месяцев назад. Похоже, что он и не возвращался.

– А Пол Дрэго? Ведь вы работали вместе с ним прошлой зимой?

Зимой… При этом слове холодный кошачий коготь провел по спине Нины. В комнате стало холоднее, или это только ей кажется? Она испуганно огляделась вокруг, но поняла, что это не могла быть Я-вау-тсе. Она приходила только когда Нина спала… ведь так?

– Это нам ничего не даст, – сказала Нина.

Мама положила ей руку на плечо.

– Я знаю, милая. Но нам это все внове. Мы не знаем, что надо делать. И узнать мы можем, только поговорив с кем-нибудь, кто знает.

– Но все эти люди, о которых вы говорите, они ведь просто…

Нина умолкла, поняв, что она собирается сказать.

Отец усмехнулся.

– Старые хиппи? Как мы?

– Ну… да.

– То, что мы тогда были идеалистами, еще вовсе не значит, что все, во что мы верили, – полная чушь.

– Я знаю. Но это все были такие глобальные вещи – философия «назад к природе», и всякое такое. Это по-настоящему.

– Забота о природе – вполне по-настоящему, – сказал отец. – Помогать тем, кому повезло меньше, чем нам, как это делали тогда Диггеры – это было по-настоящему.

– Как и обещать своего ребенка духу земли! – выпалила Нина, и тут же прикрыла рот ладонью.

Папа и мама оба поморщились.

– Извините, – сказала Нина. – Я не хотела этого говорить.

– У меня нет оправдания за то, что мы сделали, – промолвил отец. – Если я скажу, что мы сделали это потому, что не придумали ничего лучше, это ведь будет ерунда. Особенно сейчас.

– Я знаю, что вы сделали это не нарочно, – сказала Нина. – Что вы не знали, что все так обернется. Просто… – Нина поежилась, почувствовав холод, который, казалось, пробирает ее до мозга костей. – Мне очень страшно, – закончила она.

– Нам тоже, милая моя, – сказала Гвен.

– Мне вот прямо сейчас так холодно… Как будто она снова идет за мной…

Родители встревоженно переглянулись. Джуди тоже начала дрожать, хотя ей было не холодно, а только страшно.

– Нина? – окликнул Джон.

Он нагнулся над Ниной, и его лицо поплыло в ее глазах.

– Холодно… – прошептала она.

Она чувствовала его руку на плече. Рука была теплой. А в комнате было, как в морозилке. Она видела пар, вылетающий у нее изо рта при каждом выдохе. Снежинки кружились в воздухе над столом. Похоже, никто, кроме нее, их не видел.

– Да она холодная, как лед! – услышала Нина голос отца, но он слышался словно бы издалека.

– Боже ты мой! – воскликнула мама, и ее голос тоже уходил куда-то все дальше и дальше. – Что же делать-то?

На плечо Нине легла другая рука – другое горячее прикосновение.

– Нина, миленькая, – спрашивала мама, – ты меня слышишь?

Нина попыталась кивнуть, но голова оказалась такой тяжелой, что упала на стол, медленно, медленно упала вниз… Холод пронизал все ее тело. В ушах звенело. В комнате стоял морозный запах зимнего дня. А потом все уплыло.

Холод застлал все.

Холодная тьма.

Она слышала, как мама испуганно зовет ее по имени, но это было лишь иголочкой звука в океане безмолвной тьмы.

И она исчезла.

В этой холодной тьме.

Нина открыла глаза, моргнув, и увидела мир в совершенно новой, странной перспективе. Она снова была в чужом теле. В теле животного. Но на этот раз все было по-другому. На этот раз все было… как надо.

Вокруг стоял невиданный лес высоких зеленых стеблей, в которых она не сразу опознала обычную траву. Тело ее было плотным и приземистым, кожа морщинистой и сухой, но в задних лапах чувствовались сильные мышцы, и она каким-то образом оказалась приспособлена к этому своему новому телу лучше, чем к своему собственному.

Холод пропал.

Выпрямив лапы, она прыгнула для пробы. Чужое тело отозвалось с такой готовностью, что Нина заулыбалась от удовольствия.

Она стала лягушкой.

И чувствовала себя прекрасно.

Искать тотем? – подумала Нина. Теперь, когда она нашла его, она даже недоумевала, почему поначалу это было ей так страшно? Тело лягушки, своеобразный ход мыслей, которым работал ее разум, то, как он инстинктивно осознавал свое соотношение с ней и со всем существующим вокруг, наполнило ее умиротворением, от которого захватывало дух.

Это было не страшно, это было красиво – это слово однажды произнес ее папа, когда рассказывал про индейские представления о том, что все находится на своем месте, и все связи между всем налажены и поняты. Это такая внутренняя гармония, которая, если она у тебя есть, распространяет эту красоту на все, что тебя окружает.

А разве не говорил папа про то, что лягушка – счастливый тотем?

Вот она и была счастлива. Все старые страхи прошли – чуждые тела, та неуклюжесть, с которой она пыталась заставить их слушаться, невыносимый ужас от того, что ты заперта в их плоти навсегда… Всего этого больше не было.

Пока Нина не услышала шаги.

Пока гигантская тень не нависла над ней, и старое морщинистое лицо, шириной с дом, нагнулось к ней, а чудовищные длинные пальцы ухватили ее и вынесли из травы в небо.

Я-вау-тсе.

– Здравствуй, дочка, – сказал дух.

Слова снова были на незнакомом Нине языке, но она снова поняла их.

– Я помогла тебе узнать, кто ты есть. Теперь ты помоги мне.

Сердечко Нины билось сильно-сильно, маленькое лягушачье сердечко колотилось в ее груди бешено, как барабан.

– Бояться не надо, – сказала Я-вау-тсе. – Больно не будет. Ты как будто просто заснешь – заснешь и попадешь в вечность, где тебя встретят твои предки.

Радуйся. Вращается Колесо. Ты снова шагнешь на него.