Дискрет (СИ) - Тулина Светлана - Страница 40

На счастье, Губберман просто направляется в кабинет шапитшталмейстера. Мазнув Арсения липким взглядом, откидывает полог и проскальзывает внутрь. Его голос звучит приглушенно и тоже как-то липко:

— Я поговорил кое с кем… они не хотят неприятностей. Ребята, конечно, упертые, но неглупые, а я постарался, чтобы дошло… Я был чертовски убедителен! Им не нужны лишние проблемы. А когда начали догадываться, с чем столкнулись…

— КОРОЧЕ.

— Они согласны взять деньгами. Вы бы знали, чего мне это стоило!

— СКОЛЬКО.

— Десять миллионов. И учтите, я торговался, как зверь!

— ВСЕГО-ТО.

— Золотом…

За пологом — тишина. Словно нет там больше живых людей, которым необходимо дышать.

Арсений давится кашлем.

Такое с ним часто бывает после припадков, особенно, перенервничать если. Иногда удается перетерпеть, загнав рвущее грудь клокотание поглубже, часто-часто сглатывая и дыша тоже часто и мелко, как дышат собаки. Но сейчас кашель берет верх, дерет нутро когтями до крови, заставляет выхаркивать ошметки легких. Спотыкаясь и поминутно хватаясь рукой за ненадежную стенку шатра, Арсений ковыляет в дальний угол, где его хрипы и надрывные кхеканья никому не будут мешать. Слабость делает ноги ватными и непослушными, лицо мокрое то ли от пота то ли от слез. «Черный газ» — жуткая дрянь, Арсению еще повезло тогда, военврач так и сказал — «В рубашке ты родился, паря».

— Говорю вам, марсианец! Вылитый, только без клюва! Все, как у товарища Уэллсса описано, и кровь наверняка ночами сосет, человеческую!

— Ох ты ж господи, страсти-то какие… и как его из клетки-то выпускают?! ведь страхолюдство, не приведи господь, а ну как он еще и голодный?..

Человек-спрут медленно и величаво ползет мимо, делая вид, что не слышит. Если бы мог, он бы скривил ротовое отверстие презрительной ухмылкой. Номимические мышцы у него отсутствуют с рождения, тут даже гениальный пластический хирург со смешной фамилией Моро оказался бессильным.

Сидение в бочке на сегодня закончено, можно какое-то время насладиться сухостью и теплом, готовясь к вечернему представлению. Которое состоится, не смотря ни на что.

Снаружи цирк живет обычной жизнью — толпятся зеваки у зверинца уродов, не занятых в представлении, наиболее законопослушные и состоятельные граждане уже выстроились очередью перед кассой, носятся голоногие мальчишки, предлагая помочь и пытаясь пролезть на представление бесплатно. Человека-спрута они сторонятся — тоже, наверное, читали разное. Презрительно ухая, Человек-спрут ныряет под полог шатра.

За кулисами тоже царит вроде бы обычная ежевечерняя суета, но в ней уже явственно чувствуются посторонние тревожные нотки. Мим танцует в углу — то ли репетирует, то ли просто так, для удовольствия. Его движения слишком резки и изломаны, он часто замирает в какой-нибудь позе на минуту, а то и две. Рядом старуха гадает на картах, то и дело смешивая получившиеся расклады и хмурясь.

Молоденькая гимнастка сидит на свернутом в рулон манежном ковре, спрашивает растерянно, ни к кому не обращаясь:

— И куда же мы теперь?

Она при цирке недавно, и не понимает еще, что никакого «теперь» просто не будет. Шатер не потерпит. Человек-спрут ухает, прочищая горло, и отвечает:

— Черная пустота прекрасна.

Гимнастка моргает растерянно, перестает плакать. Переспрашивает:

— Что же в ней такого прекрасного?

Человек-спрут долго смотрит на нее, словно раздумывая, стоит ли вообще тратить свое время на такую непонятливую. Но все же поясняет:

— В ней нет детей. Она совершенно пуста, понимаешь?..

— У тебя есть бинт?

Арсений только что оттер скамейку от брызг крови и теперь сидит, собираясь с силами для возвращения на свой пост. Ему плохо, слабость накатывает волнами, а тут еще лезут всякие в душу немытыми щупальцами.

— Зачем тебе?

В любых вопросах медицинского характера Арсений подозревает подвох и потому неприветлив, намеков на собственную слабость он не переваривает. Человек-спрут моргает единственным глазом, вздергивает подбородок. На его коротенькой шее дергается кадык. Хотя какой кадык может быть у спрута?

— Нужно, — говорит он, наконец. — Порезался.

— Спроси у гадалки, у нее вроде было что-то.

Человек-спрут уползает, напевая про «ни копейки денег нет, разменяйте десять миллионов». Очень хочется его убить, но все силы забрал вчерашний припадок, и Арсений только тихо плачет от бессильной ненависти. А потом собирает остаток воли в кулак и ползет на пост. Скоро начало первого акта. Шкура шатра подергивается — ей неприятны прикосновения.

— ОТКУДА ЭТО У ТЕБЯ?

В руках у мастера Дикса — маленький черный шарик и мятый конверт из оберточной бумаги. Арсений смотрит на конверт с таким недоумением, словно это вовсе не сам он только что передал его шапитшталмейстеру. Морщит лоб.

— Просили передать.

Шарик был в конверте, это понятно, у того даже бока сохранили характерно округлую измятость. Но откуда взялся сам конверт? Арсений морщится, пытаясь вспомнить, но воспоминания предательски ускользают, остается лишь ощущение шероховатой бумаги в пальцах и убеждение, что передать — очень важно.

— КТО.

Вспомнить никак не удается, припоминается только тонкая рука, мягкая и какая-то бескостная. Передернувшись от отвращения, Арсений выдает наудачу:

— Посыльный.

— Отпусти мальчика, Иоганн. Он устал. Да и разве так уж важно — кто? Дай взглянуть…

Старуха-гадалка возникает, словно бы из ниоткуда, тянет сухонькую лапку к камешку, осторожно трогает кончиками пальцев, чуть поворачивает. В голосе ее благоговение.

— Настоящая? Впрочем, о чем это я… конечно же, настоящая, это же чувствуется, невозможно подделать… Не думала, что еще раз доведется…

Но что это? — спрашивает Арсений, разглядывая черный шарик на затянутой в черную кожу огромной ладони мистера Дикса.

— СПАСЕНИЕ.

Мистер Дикс сжимает ладонь в кулак, звякнув металлическими кольцами и скрыв шарик от любопытных глаз. Быстро уходит. Гадалка смотрит ему вслед, улыбаясь мечтательно и странно молодея лицом от этой улыбки. Поясняет.

— Черный марсианский жемчуг. Величайшая драгоценность в мире, куда там бриллиантам и изумрудам. Говорят, достать их можно только из живого марсианина и только с его согласия, иначе теряется вся магия и остается лишь красивая побрякушка…

— Враки! — утробно хихикает незаметно подкравшийся Человек-спрут. — Просто камни обнаружили после нашествия вот и приписывают невесть что. Люди глупы и верят во всякую чушь.

— Сколько это может стоить?

— Не могу сказать точно, но человек, передавший ее, просто неслыханно щедр… — гадалка качает головой. — Полгода назад на аукционе в Сотби такая жемчужина была продана за…сейчас прикину… в переводе на золото это будет почти четыре миллиона.

— Маловато.

Арсений разочарованно вздыхает. Шевельнувшаяся было в груди надежда на благополучный исход не хочет умирать, поддерживаемая молодым блеском в глазах старухи. Гадалка беззвучно смеется, Человек-спрут вторит ей презрительным уханьем.

— Так-то в Сотби! Там этих марсианцев, говорят, как собак… а над территорией Российской Республики цилиндры не падали. Ну, если верить официальным источникам. Так что тут такая диковина будет стоить поболее десяти миллионов. Ты хоть посыльного-то разглядел?

Арсений с сожалением качает головой. Человек-спрут ухает удовлетворенно, говорит, как припечатывает:

— Есть же придурки на свете!

И уползает, странно переваливаясь с боку-на бок, словно пошатываясь. Голос у него хриплый, будто простуженный, и горло шарфом замотано.

Арсений хмурится, пытаясь понять — могут ли спруты простужаться? Во всяком случае, Человек-спрут раньше никогда не носил шарфов.

Вот же странный урод, однако!

15. Молоток

— Что, опять он?! Сколько можно! Нет, ни за что, даже и не просите!