По прихоти короля - де Ренье Анри - Страница 32

32

Поднялся ветер. Небо окрасилось розовым и зеленым. Несколько желтых листьев упало на песок. В конце перспективы была видна равнина, поля, королевство! Антуан, как далекий сон, вспомнил Аспреваль, его старые стены, где старый Анаксидомен кончил свою нелепую жизнь, закутанный в халат с цветочками, роясь в ящиках; где некогда охотились его братья от Виркура до Валь-Нотр-Дама; где сам он жил, покуда там не проехала карета маршала де Маниссара. Сколько перемен с того времени! От природы спокойный и миролюбивый, он оседлал коня и пустил его в галоп, давал огонь из своего пистолета, шагал по укреплениям, следил за дымом бомб, стряхивал с рукава пыль взорвавшейся гранаты. Колокольни Дортмюде вырисовывались в небе. Лица смешивались в воспоминаниях Антуана, начиная с синьоры Курландон, второй жены его отца, вплоть до славной барышни де Маниссар, пробудившей первые его желания. Г-жа Даланзьер улыбалась ему с открытою грудью. Игумен Валь-Нотр-Дама вытряхивал пепел из своей трубки. Корвизо хихикал. Г-н де Шамисси выставлял свой зуб, г-н де Корвиль подымал смоченный палец, чтобы узнать, откуда дует ветер. Барышня Виктория гладила свою обезьянку. Но все это стушевывалось, чтобы уступить место королевскому лицу, мельком виденному при колокольном звоне и свете факелов. Взоры не этих ли глаз должен он привлечь на себя? Антуан чувствовал себя маленьким, далеким, ничтожным, и ему было стыдно за самого себя, будто он был хилым.

Г-н де Коларсо подтолкнул его локтем.

Группа гуляющих спускалась по лестнице, сняв шляпы. На несколько шагов впереди шел высокий плотный человек в голубом, расшитом золотом кафтане, на голове шляпа с красными перьями, в руке палка. Г-н де Поканси узнал знаменитые черты. Свежий ветер делал краснее смугловатый цвет лица. Он остановился, все остановились. За ним высилась дворцовая громада в вечерней позолоте. Изваянные трофеи казались более исполненными славы, каменные кирасы вздувались более горделиво. Стекла, в которые ударило солнце, запылали. Наступило глубокое молчание. То был король.

Разъяснения, извлеченные из воспоминаний г-на де Коларсо

Рукопись воспоминаний г-на де Коларсо открыта и будет издана через несколько месяцев г-ном Пьером де Нолаком, уважаемым историографом Версальского дворца. Читатель найдет в предисловии г-на де Нолака все желательные подробности относительно того, кем был г-н де Коларсо и какой характер носят его писания. Я приведу только несколько отрывков, которыми я обязан любезной предупредительности г-на де Нолака.

«Я не собираюсь выставлять, говорит г-н Пьер Нолак1, Коларсо гениальным писателем и свидетелем, на которого можно вполне положиться. Тем не менее дневник его имеет некоторую ценность и заслуживает внимания как справочник. С этих пор место среди документалистов великого века за Коларсо обеспечено. Конечно, у нашего автора нет ни блеска Талеман де Рео, ни изысканного совершенства г-жи де Севинье, ни щедрого беспристрастия Данжо. Сен-Симон, который превосходит всех соперников, превосходит и этого, но тем не менее, думается нам, можно прочесть с удовольствием выдержки, которые мы здесь предлагаем. Новый знакомый излагает события если и не особенно точно, то очень подробно. Прибавлю даже, что он сообщает слишком много. Резкость выражений часто портит лучшие его страницы. Так что я вынужден был кое-какие сократить и многие совсем выпустить. В тех, что я счел возможным сохранить, часто заметят пристрастие к шутовству и злословию, и меня простят за то, что некоторые следы этого я оставил, так как это служит признаком времени, окончательно искоренять который не надлежит. Самые порядочные люди старого времени не считали нужным воздерживаться от того, что теперь показалось бы крайне рискованным. Они ни себе, ни другим не ставили этого в вину. Разве не сказала сама г-жа де Ментенон, что «некоторая распущенность прощается в наше время»2.

Каковы бы они ни были, эти воспоминания заслуживают внимания, и никто не мог бы лучше, чем г-н де Нолак, произвести трудную работу выбора среди кипы бумаг г-на де Коларсо. Г-н де Коларсо написал почти столько же, сколько Сен-Симон и Данжо, и бумаги его заполняют многочисленные папки. Никакого порядка, никакого плана, но смесь рассказов, анекдотов, историек, водевилей, даже характеристик и портретов, вперемешку с политическими рассуждениями и сухим изложением событий. Разговоры и даже рецепты и молитвы, которые г-н де Коларсо составлял или собирал для личного своего пользования. Из всего этого г-н де Нолак извлек два тома, которые он предложит вниманию читателей. Он сумел выбрать все лучшее и существенное, так что я никогда не подумал бы, в свою очередь, прибегнуть к той же рукописи г-на де Коларсо без обстоятельств личного характера.

Г-н де Нолак в своем предисловии, где он с тонкостью объясняет, с какого рода человеком имеем мы дело в лице г-на де Коларсо, упоминает, что любопытная личность эта принадлежала к семейству де Шамисси. Действительно, Луи-Жюль-Рош де Шамисси, граф де Коларсо и де Вюлькруа, сеньор де Нонанвиль и де Валангрей, был родным племянником де Шамисси – генерал-лейтенанту, павшему при Дортмюде в 1677 году, и Сульпицию де Шамисси – игумену Валь-Нотр-Дама. Я полюбопытствовал поискать в папках Коларсо, не найду ли я еще указаний на его родственников. Я тем более надеялся на это, что г-н маршал де Маниссар уже несколько раз появляется в извлечениях г-на де Нолака. Ожидания мои не были обмануты. Имя г-на де Поканси попалось мне на глаза, и таким образом я нашел у г-на де Коларсо многие разъяснения относительно героя этой истории. Я помещаю здесь те куски, которые войдут в издание г-на де Нолака. Может быть, неизданная часть рукописи без ущерба и могла бы оставаться неизданной, так как г-н де Поканси не играл никакой роли для своего времени, исключая то, что он жил в нем, как мы живем в нашем, что, боимся, довольно безразлично для будущего и потомков.

А. Р.

3 февраля 1677 г. Остатки льда на большом канале вчера растаяли, так как погода очень потеплела. Король выезжал в карете. Он объехал многие фонтаны в парке, которые очень пострадали в этом году от морозов. Он дал распоряжение насчет необходимых поправок. За них примутся, как только позволит время года. Его величество окончил прогулку зверинцем, где от холода погибло много редких птиц, с трудом заменимых. Супруга дофина по этому поводу обнаружила большую печаль. Вечером были гости. Король рано удалился к себе, почти ни с кем не разговаривал. Всеми была замечена его молчаливость. Поговаривают уже о сборе войск к границам.

Г-жа де Лангардери, с которой я немного вольно поговорил в дверях, заставила меня замолчать и сделала вид, что оскорблена моими словами. Муж ее, стоявший за нами, сказал ей с упреком, что не допускать возможности атаки – значит быть неуверенным в себе. Она рассмеялась. В конце концов, я дождусь того, что она перестанет сопротивляться, хотя, по-видимому, она собирается защищаться сильнее обычного. По секрету говорят, что уже не один искатель сумел ее смягчить и что Бривуа принадлежит к их числу.

7 февраля 1677 г. Король не выходил из-за дурной погоды. Я поднялся в помещение Бривуа. Оно так низко, что едва можно стоять выпрямившись, но Бривуа так рад его иметь, что забывает неудобства, из которых наименьшее заключается в страшном холоде зимою и в чрезмерной жаре летом. К нам пришли Лангардери и еще кое-кто, и мы начали играть. Во время игры я все время приставал к Лангардери по поводу его честности. Шутки мои тем более попадали в цель, что ему везло более обычного до такой степени, что дело принимало подозрительный вид, особенно в наше время, когда шулера так расплодились и обнаглели, что не щадят даже придворной партии. Я столько наговорил, что Бривуа и другие присоединились ко мне, и мы стали просить Лангардери признаться нам, какой у него талисман для выигрыша. Мы так шумели, что с лестницы можно было слышать. Лангардери начал расстраиваться и разволновался до того, что предложил снять кафтан, чтобы осмотрели подкладку и отвороты на рукавах. Он весь раскраснелся от гнева, что усугубляло нашу веселость. Наконец, не в силах больше выдерживать, он снял кафтан, затем последовали штаны и чулки, так что через минуту мы увидели его голым, в чем мать родила. Он попался в мою ловушку, так как я, конечно, нисколько не интересовался, правильно ли он выигрывает, а хотел проверить собственными глазами, какого рода соперника я имею в его лице у его жены. То, что он предоставил для обозрения, было до такой степени мизерно и ничтожно, что, когда вдруг вошла к нам г-жа де Бривуа, ему для полного прикрытия хватило рожка для костей, который я ему передал. Когда же он в виде оправдания сказал, что мы уверяем, будто он слишком много получил, она ответила шутливо, осмотрев его с головы до ног, что, по ее мнению, ему скорее чего-то не хватает.

вернуться

1

Воспоминания Коларсо. 2 т. Плон и Нурри.

вернуться

2

Письма г-жи де Ментенон, цитированные в предисловии г-на Фейе де Конша к «Воспоминаниям Данжо», изд. гг. Сулье и Дюсье.