Лавка колониальных товаров (СИ) - Барышев Александр Владимирович - Страница 8

Чем тащиться через бухту напрямик, подставляя себя ударам волн, Бобров выбрал вариант с дорогой более длинной, но частью прикрытой от волн. Поэтому они заплыли за мыс и поплыли к будущему Песочному пляжу, но как только оказались в ветровой тени, повернули к мысу, на котором в их времени располагался санаторий-профилакторий со скромным названием «Строитель». И там они не задержались, поскольку силы еще были, как и желание поскорее вылезти из воды и хоть чуть-чуть согреться. Вобщем через минут двадцать после начала заплыва Бобров с Серегой оказались на месте Солнечного пляжа. Пляжем, конечно, там никаким и не пахло. Наверно древним грекам пляж, в нынешнем понимании этого слова, был на фиг не нужен. Берег представлял собой бессистемное нагромождение камней покрытых водорослями, которые были в воде скользкими, а там, куда вода не доставала, сухими и ломкими.

— Приплыли, мать его! — в пространство сказал Бобров.

Серега промолчал. Наверно был согласен. Пока они преодолевали водную преграду, солнце село окончательно, а так как небо было слегка облачным, то луну не было видно вовсе, а звезды проглядывали в числе незначительном. То есть тьма стояла, конечно, не египетская, но очень к ней близкая. И если бы не факелы на башнях, ориентироваться можно было только по шуму набегающих волн.

— Пошли что ли, — вздохнул Бобров.

Серега пропыхтел нечто нечленораздельное, что наверно выражало согласие. Штука захваченной с собой ткани намокла и весила гораздо больше первоначального. Серега пристроил ее удобнее на загривке и сказал:

— Идем?

И они пошли, ориентируясь по ближайшему факелу.

Темная громада башни возникла совершенно неожиданно. Вернее так, она возникла ожидаемо, но не на том месте. А на том месте, получается, была стена, на которой и горел сбивший их с толку факел. У подножия стены царила глубокая тень. Непонятно, правда, от чего. Получалось так, что от луны. Ну и еще от того самого факела, будь он неладен.

— Серега, а где ворота? — спросил Бобров громким шепотом. — Куда нам идти?

— Вон там, — Серега показал куда-то в мрак. — Если нам сейчас топать вдоль стены, то потом она повернет налево и приведет нас к воротам.

— То есть здесь, со стороны Солнечного ворот не было? — осведомился Бобров, повышая голос.

— Чего ты вопишь? — зашипел Серега. — Хочешь, чтобы со стены что-нибудь прилетело? Не было здесь ворот. По крайней мере, в той реконструкции, которую я видел.

— Так что же ты молчал, экскурсовод хренов!

— А что бы это изменило? Ты бы поплыл вокруг, в порт? Пошли уж.

Бобров, осознавая, что неправ, проглотил матерные слова, которые так и просились на язык, и молча пошел вслед за Серегой. Идти босиком по камням удовольствия не доставляло. К тому же, в полной темноте было не видно, куда ставить ногу и результаты не замедлили сказаться. То Бобров, то Серега шипели от боли, инстинктивно поджимая пальцы на ногах. Наконец их мучения кончились, и босые ноги ощутили еще теплую пыль дороги.

— Теперь недалеко, — сказал Серега.

И тут с угловой башни донеслись явственно прозвучавшие в темени слова. Говорили, скорее всего, по-гречески, судя по свистящим окончаниям, но, что интересно, совершенно непонятно.

— Эмейс ой эмпорой навагисан,[1] — громко ответил Бобров заранее заготовленной фразой.

На стене притихли. Видимо, соображали, что там сказанул Бобров на классическом греческом. Потом тот же голос, уже несколько мягче, но, по-прежнему непонятно, произнес еще несколько слов.

— Ден каталавайно,[2] — ответил Бобров, ощущая себя полным идиотом.

Рядом сопел Серега и наверно думал то же самое.

— Чего этот подлец нам подсунул, — прошипел Бобров, имея в виду, скорее всего Смелкова.

— Может эти олухи по-гречески не понимают? — предположил Серега, пока на башне опять думали. — Набрали каких-нибудь местных по объявлению.

— Может они по-русски волокут? — сказал Бобров и крикнул. — Эй, на башне, какого хрена притихли!?

На башне, похоже впали в прострацию. В это время по стене, как раз от ворот, к которым незадачливые путники и направлялись, стали приближаться целых два факела, сопровождаемые топотом наверно не меньше десятка ног. Бобров и Серега стояли смирно, ощущая себя мишенями и гадая, умеют ли стражники стрелять из лука или предпочитают метательное копье.

— Блин, — сказал Бобров, выражая общую мысль. — Тяжело, однако, путешествовать во времени.

Серега промолчал, но в душе был полностью согласен.

Между тем, отряд при факелах, громыхая обувкой (голыми пятками так не погромыхаешь), подошел к башне и старший (а кто же еще) вопросил дежурного по башне, мол, какого хрена вы тут шумите и спать мешаете. Тот высунулся за зубцы и стал тыкать рукой вниз, Боброву с Серегой все это в свете факелов виделось хорошо, а вот пришедшим из-за света разглядеть что-либо в темноте было невозможно. Тогда один из факелоносцев швырнул свой факел вниз. Бобров с Серегой отскочили, опасаясь попадания. Факел шмякнулся в пыль и благополучно погас. На стене раздался мат в древнегреческом исполнении. Ну, это путники так посчитали. Потом факел осветил какого-товарища в блестящем шлеме с красной щетиной, всего остального видно не было. Товарищ показал направление в сторону ворот и махнул рукой, типа, направил. Факел и топот стали удаляться.

— Пошли, — сказал Бобров. — Если я правильно начальника понял, — нам к воротам.

— Пошли, — сказал Серега, поправляя ношу на плече.

И они не спеша потащились по дороге, ориентируясь на стену слева и пламя факела впереди. Дорога шла точно вдоль стены, и если кого вдруг заносило в темноте на обочину, он сразу это ощущал. Ворота появились примерно через полкилометра. Стена резко повернула вправо и в углу стен, прикрытые каким-то хитрым укреплением и располагались эти самые ворота.

А там их уже ждали. Конечно же комитет по встрече не распахнул госте-приимно настежь обе створки, а скромно проникнул в незаметную калиточку. Но состав его впечатлял. Двух, практически изможденных, путешественников, преодолевших водную стихию, встречали целых пять стражников.

Выглядели они конечно не совсем презентабельно. По сравнению с их одеянием даже набедренные повязки Боброва и Сереги смотрелись очень богато. Из стражников только начальник имел слегка помятый медный шлем, но тусклый и нечищеный, а местами и с прозеленью что было видно даже в свете факелов. Он же и был одет, соответственно рангу, в относительно красную перепоясанную рубаху, скрепленную на плечах какими-то бляшками.

Серега сзади тихо подсказал:

— Хитон.

На поясе у начальника висел длинный ножик. Скорее всего, это был меч. Бобров, видевший исключительно средневековые мечи, длина которых просто зашкаливала по сравнению с этой штукой, вначале отнесся к нему без должного уважения. Тем более, что остальные воины были вооружены недлинными копьями с тусклыми маленькими наконечниками. Один из воинов держал чадящий факел.

Начальник, эффектно положив левую руку на рукоять своего, типа, меча, грозно спросил что-то, скорее всего, подходящее к случаю. Бобров, не уловив знакомых слов, поклонился, считая, что лишним не будет (Серега за спиной сделал то же самое), и изложил заранее выученную легенду, упирая на то, что они купцы, шедшие непосредственно из Гераклеи и разбившиеся вдребезги у самой цели. При этом он сделал соответствующую физиономию, приличествующую скорее уличному грабителю, но никак не добропорядочному купцу.

Начальник внимательно слушал, потом поднял руку, прерывая Бобровскую речь и спросил коротко:

— Эллинас?

Ну это-то Бобров понял прекрасно и с достоинством ответил:

— Охи.

Ну охи и охи. Однако стражники отчего-то радостно загомонили. Начальник остановил их нетерпеливым жестом, потом повернулся к Боброву.

— Кала, — сказал он, подумал и добавил: — Перасма.[3]