Конкуренты (СИ) - Барышев Александр Владимирович - Страница 45

— А это надо спрашивать капитана. Вот он, кстати, — и Бобров указал на приосанившегося Вована.

В это время примчался запыхавшийся Серега.

— Ну-ка, подставляй подол, — грубо сказал он торговцу и ссыпал ему из кожаного мешка груду серебра, не менее пяти килограмм, швырнув следом и сам мешок. — Считай.

— А ты, госпожа? — обратился торговец к черноволосой.

— Пришли кого-нибудь за деньгами в дом Тайс между холмом Нимф и Керамиком.

По зевакам как ветер прошелестел.

— Тайс Афинская, Тайс Афинская.

«Трезубец» вышел из Босфора под вечер. Выбор был небогатый: идти через море напрямик, на ночь глядя, или приткнуться к берегу и заночевать. Ветер дул западный. Балла три. Волны, насколько было видно, только-только начали обзаводиться барашками. Вован посмотрел на барометр и сказал, что шторма не предвидится, потому что тот упорно показывал «ясно». Ну а если его не предвидится, то сами боги велели идти прямо. Дров оставалось на несколько часов полного хода и капитан решил их поберечь на случай аврала, а проделать весь путь под парусами, тем более, что идти тут было всего двести семьдесят миль по прямой с благоприятным ветром. Бобров согласился, а остальных и не спрашивали.

Отужинав на юте, Бобров и Златка спустились к себе в каюту. Не успели они толком расположится, как ввалился Серега, за которым шла Дригиса.

— Ну что, — жизнерадостно спросил Серега. — Продолжим?

Он осмотрелся и плюхнулся в единственное кресло, которое намеревался занять Бобров. Дригиса тут же уселась к нему на колени, и сразу стало понятно, что они сюда надолго. Бобров, не успев занять кресло, на которое очень рассчитывал, тем не менее, расстраиваться не стал. Он не спеша взгромоздился на койку и приглашающее похлопал по одеялу рядом с собой. Златка тут же этим предложением воспользовалась и пристроилась к Боброву под бок, уютно положив голову ему на плечо. Бобров счастливо вздохнул и, обняв девушку одной рукой, прикрыл глаза.

— Эй! — забеспокоился Серега. — Мы так не договаривались.

Бобров заинтересованно приоткрыл один глаз.

— А как мы договаривались?

Златка завозилась, устраиваясь поудобнее, и причмокнула губами.

— Ну-у, — не нашелся Серега.

Бобров опять закрыл глаз.

— Вот как вспомнишь, — сказал он невнятно, — тогда и обра-аща-айся.

Дригиса хихикнула, сползла с Серегиных колен и тоже полезла на койку с другой стороны от Златки. Конечно, так как она, Дригиса устраиваться не стала, но все равно улеглась достаточно близко к Боброву. Причем настолько достаточно, что Серега даже рот открыл. Нет, он был твердо уверен, что Бобров, никогда не посягавший на девушек товарищей, и сейчас будет придерживаться такого же принципа. Но дерзкую девчонку надо было как-то образумить. Он встал с кресла и тут Бобров поднял веки. Сна у него не было ни в одном глазу.

— Так вот, — сказал он. — На чем это мы там остановились?

Серега сел обратно, а обе девчонки обидно засмеялись.

— На Спарте мы остановились, — сам себе ответил Бобров.

После знаменательного разговора с великолепной Тайс Афинской и ее прекрасной подругой на борту «Трезубца», Златка, видя состояние Боброва, изъявила желание узнать побольше о двух девушках и о мире, в котором они жили. Отказать Златке Бобров был не в силах и, постепенно разговорившись, вдруг почувствовал в себе желание донести до своей возлюбленной всю красоту и трагизм эпохи, дитем которой Златка и была.

Бобров, слава богам, имел в своем багаже кучу не совсем систематизированных знаний по древней истории, прочитав в свое время всю литературу, имевшуюся у матери, которая была учителем истории. У матери сохранились даже старые толстенные университетские учебники, проглоченные малолетним Сашей Бобровым заодно со школьными. Поэтому он и знал намного больше сверстников. И не забыл. И вот сейчас пригодилось.

Просвещение Златки Бобров начал с Египта. Египет он знал не очень хорошо, но для Златки годилось и это. Даже если бы Бобров нес несусветную ахинею, она все равно слушала бы его со всем вниманием. К его чести, Бобров этим не пользовался.

Он начал с древнего царства, когда фараон Нармер сумел объединить Верхний и Нижний Египет. Это было для Златки в несусветной древности — 3100 год до новой эры, то есть за две с половиной тысячи лет до ее рождения. Такую глубокую старину она даже представить не могла, на что Бобров сказал:

— Ну и ладно. Не думай об этом. Просто это было задолго до тебя. Вот и отнесись соответственно.

Златка облегченно кивнула и приготовилась слушать дальше. Бобров не только легко и красиво излагал скучные вещи, с ним еще и незаметно проходило время в дороге. И когда он, за пару дней покончив с Египтом, перешел к Греции, к ним, поведшись на рассказы Златки, присоединилась Дригиса, которая притащила с собой Серегу.

Серега пришел нехотя, потому что считал историю наукой скучной и когда-то в ранней молодости имел по ней не очень твердую тройку. Однако, послушав шефа, он свое мнение переменил. К тому же Сереге тоже было интересно узнать немного о том времени и о стране, где жили такие замечательные женщины, которые, кстати, сами себе представлялись вполне обычными. Это Бобров потом, округлив глаза, рассказал об их замечательности.

Так вот. Дригиса присоединилась к Златке и Бобров, имея в виду увеличенную аудиторию, удвоил усилия. То есть стал вставлять в повествование даты, так как знал, что Серега с датами не дружит. Но с датами получалось еще лучше. Повествование сразу обрело глубину и емкость.

Грецию Бобров начал с Троянской войны, которая не имела точной датировки и определенных героев. Но уж прекрасную Елену, Ахилла, Гектора, Париса и Одиссея он упомянул в точном соответствии с «Илиадой» и «Одиссеей». Дав девчонкам вволю погрустить над трагедией Кассандры и Андромахи, а Сереге восхититься Ахиллом и Гектором, Бобров завершил это дело пожаром и плавно закруглил повествование.

Отдельно был упомянут остров Крит, о котором Бобров к стыду своему, знал очень мало. В памяти остались только названия городов Кносс, Фест, Закроет, имя царя Миноса и общее название культуры — крито-минойской. Но он и тут нашел, о чем поговорить. Близко к тексту был пересказан миф о Минотавре, для которого был выстроен Лабиринт и в котором он был прикончен совершавшим очередной подвиг Тесеем. Тесей по пути кинул Ариадну, давшую ему путеводную нить, и вообще повел себя не как благородный человек. Видно посчитал, что после того как он обеспечил Минотавру склеивание ласт, ему уже все можно.

Ну, после Крита сами боги велели перейти к Микенам потому, что там было все взаимоувязано. И начал он, что естественно, с Персея, как легендарного основателя города. Имя оказалось знакомо только Сереге, который вспомнил, что так называлась сдаточная база Зеленодольского судостроительного завода. Бобров похвалил Серегу за хорошую память, но сказал, кроме имени между этими товарищами нет ничего общего, в то время как настоящий Персей, будучи древнегреческим героем, прославился тем, что помножил на ноль саму Горгону Медузу. И, предваряя вопросы, кратко охарактеризовал эту самую Горгону.

Краткая характеристика оказалась настолько красочной, что девчонки впоследствии боялись вечером поодиночке выходить на палубу, потому что им в каждом закоулке мерещилась страшная девица с шевелящимися на голове змеями вместо волос. И это даже несмотря на то, что Персей в конце концов Медузу прикончил, то есть как бы бояться больше было нечего.

Микены Бобров искусно связал с войной против Трои. И все потому, что Микенами в ту пору правил царь Агамемнон, который по совместительству стал предводителем объединенного греческого войска. Но прославился он не только взятием Трои, но и тем, что его после сего свершения зарубила в ванне секирой родная жена Клитемнестра.

— Вот, — Серега выразительно посмотрел на Дригису. — О чем это нам говорит?

— Это нам говорит о том, — вмешался Бобров, — что уже в те былинные времена у греков были ванны и секиры.