Конкуренты (СИ) - Барышев Александр Владимирович - Страница 61

— Апи, Апи, — сказал Бобров. — Что же ты делаешь, Апи.

Девушка подняла голову, и на Боброва взглянули из под упавшей на лицо светлой пряди большие карие глаза. И не было в них ни тоски, ни сожаления, только странная радость. Апи выпрямилась, и Бобров перестал ощущать через тонкую ткань ее твердые соски. Отбросив с лица волосы, девушка улыбнулась ему, как только она могла: светло и радостно, повернулась и пошла к выходу из надстройки. А Бобров открыл дверь в каюту, и у него появилось ощущение, словно мимо прошло что-то большое и солнечное.

А через пять минут появилась Златка. Бобров усадил ее на колени и поцеловал в шею. Златка слегка отодвинулась и спросила:

— У тебя что-то случилось?

И Бобров, волнуясь и запинаясь, ей все рассказал. Ничего не скрывая.

Златка не отстранилась, чего в страхе ожидал Бобров. Наоборот, прижалась к нему еще теснее и прошептала в ухо:

— А я тебе говорила.

Бобров не успел спросить, о чем это она, как Златка гибко поднялась с его колен и вышла. Бобров еще успел подумать, что Апи надо было посадить на другой корабль, потом успел отказаться от этой мысли, понимая, что из такой затеи ничего бы не вышло, как Златка появилась вновь. И действительно, много ли надо времени, чтобы обежать не такой уж большой кораблик. За собой Златка решительно тащила недоумевающую Апи. Она поставила ее перед сидящим Бобровым и удовлетворенно заявила:

— Вот!

Бобров выглядел наверно не лучше Апи.

— Ну и что такое ты тут учинила? — спросил он через несколько секунд.

— Как что? — в свою очередь удивилась Златка. — Я привела тебе вторую жену. Я не слышу слов благодарности.

И Бобров и Апи оба впали в состояние оцепенения, когда все видишь, и слышишь, и даже осязаешь, но вот предпринять никаких действий не можешь. Апи очнулась первой. Она с отчетливым стуком рухнула на колени и обняла Златкины ноги.

— О, госпожа…

— Не госпожа, — немного сварливо поправила ее Златка. — А первая и любимая жена.

Апи склонила голову, соглашаясь.

— Э-э, — подал, наконец, голос, пришедший в себя Бобров. — А меня тут кто-нибудь спрашивал?

— Как будто ты против, — уверенно ответила Златка.

Бобров потом долго вспоминал эту ночь со смешанным чувством стыда и восторга. А перед ночью был обед, куда он пришел уже в сопровождении обеих жен. И если Златка находила все это ужасно забавным, то Апи была серьезна до дрожи. Или это она боялась. Но вида не подавала.

— Вот, — сказал Бобров, адресуясь к присутствующим на обеде Вовану, Сереге с Дригисой и Петровичу. — Это Апи…

— Что, мы Апи не знаем, — проворчал Серега и, отломив голову, сунул в рот целиком зажаренную в оливковом масле султанку — последний привет от рыбацкой артели.

— Ты дослушай, проглот, — упрекнул его Бобров. — Апи — моя вторая жена.

Серега, вознамеривавшийся запить султанку добрым глотком белого, поперхнулся, и Вовану пришлось лупить его по спине, хотя сам он был в таком состоянии, что его тоже не мешало бы… по спине. Петрович многозначительно промолчал. Что же касается Дригисы, то она, похоже, не знала — осуждать ей или же завидовать. Вроде бы в фракийских семьях многоженство было принято, но только если многоженец был в состоянии прикормить многочисленных жен вкупе с потомством. А так-то, конечно, нет. Поэтому сознание выросшей в моногамной семье Дригисы и раздваивалось.

Серега, когда откашлялся, просто поздравил и опять принялся за жареную рыбу. Но Серега был прост как сатиновые трусы и к тому же считал, что все, что делает шеф, он делает правильно и в нужном направлении. Он даже посчитал, что Бобров и здесь его опередил, так как тоже подумывал о чем-то похожем и даже присмотрел себе в поместье одну бывшую рабыню с берегов верхнего Истра. Ну и теперь, естественно, страшно жалел, прикрывая это свое чувство неумеренным аппетитом.

Ну а Вовану это было вообще по тимпану. Ему и Млечи хватало с избытком. А вместо второй жены были корабли. На Бобровские же увлечения он смотрел снисходительно. При этом, не осуждая, но и не одобряя.

Так что представление Апи и ее встраивание в, так сказать, высшее общество прошло вполне успешно. Сидевшая в самом начале неестественно прямо и почти не евшая, к концу обеда она ощутимо расслабилась, чему во многом способствовала незатейливая атмосфера. Ее оценили и приняли, и если и обращали внимание, то только как на давно знакомую. Такую как Златка или Дригиса.

Корабли, тем временем, ушли так далеко, что из вида пропал не только Херсонес, но и Крым исчез за горизонтом. Северный ветер дул ровно и Вован решил, что доберется до Босфора, не задействуя машины. Качка была минимальная и морской болезнью пока никто не страдал. То есть путешествие началось в самых, что ни на есть тепличных условиях. Расслабленное условиями и плотным обедом «высшее» общество собралось на юте, рассевшись прямо на палубном настиле. Настил был слегка нагрет солнцем, и сидеть на нем было приятно.

Опершись спиной о балясины релинга и поелозив для пущего удобства, Серега спросил:

— Шеф, вот расскажи опчеству, на кой ляд ты мотался в двадцатый век. Ностальгия замучила или же у тебя была большая и благородная цель?

Бобров посмотрел на него внимательно, потом окинул взглядом расслабившееся «опчество».

— Вам это для улучшения пищеварения, или как?

— Или как, — заверил его Серега и приготовился слушать.

— Ну ладно, — проворчал Бобров. — Но учтите, при малейших признаках засыпания, лекцию я прерываю, и больше вы у меня не допроситесь.

— Значиттак, в этом году, который у нас триста тридцать четвертый до новой эры, совсем скоро, а если точнее, в мае небезызвестный Александр Македонский одолеет Геллеспонт в районе Трои и высадится на побережье Малой Азии.

— То есть, мы успеем проскочить? — уточнил Петрович.

— Бесспорно, — подтвердил Бобров. — А дальше начнется эпоха завоеваний. И продлится это месилово ажно до триста двадцать третьего года. То есть, блин, одиннадцать лет. Но нам, по большому счету, все это на хрен не уперлось, не считая того, что нужно проскочить восточную часть Средиземного моря до начала боевых действий на море. Насколько я знаю, персидский флот очень силен, а это сейчас означает, что их тупо очень много. Боюсь, что на обратном пути Вовану будет трудновато и ему придется идти или ночью, или под машиной.

— Прорвемся, — сказал Вован. — Ночью, насколько я в курсе, греки не ходят. Да и персы тоже.

— Тебе лучше знать, — согласился Бобров. — Так вот, дальше. Они там себе воюют и пусть воюют. Нам до них нет никакого дела. У нас дела совсем в другой части света. Еще раз повторю, что с активностью или с противодействием мы можем столкнуться только в восточной части Средиземноморья. Все остальное время нам может угрожать исключительно стихия.

— Одиннадцать лет, — сказал Серега задумчиво. — Долгонько, однако.

— Ну да. Но, тем не менее. Так вот, в триста двадцать третьем году Александр помрет…

— А от чего? — заинтересовался Петрович.

— От неизвестной болезни, — сказал Бобров. — Сам понимаешь, в ту пору диагностика сильно хромала, а в наше время поставить диагноз нет никакой возможности в связи с отсутствием объекта.

— Посмотреть бы, — загорелся Петрович.

— А оно тебе надо? — вставил слово Серега. — Историю поменять хочешь? — и он хитро посмотрел на Боброва.

— Да нет, — смутился Петрович. — Просто интересно.

— Никто ни на что смотреть не будет, — сказал Бобров. — Это случится в Вавилоне, а туда добираться надо несколько месяцев и не факт, что доберешься. Придется тебе, Петрович, на неграх тренироваться.

— Ну, на неграх любой сможет, — сказал Петрович. — А вот с Александром Македонским было бы гораздо интересней.

— Зато на неграх без последствий, — предостерег Серега. — А вот, если с Александром не прокатит, то возможны варианты. Причем, самый из них гуманный это поедание дикими зверями.

Петровича передернуло.

— Вот умеешь ты убеждать, — сказал он.