Леди Гамильтон и Адмирал Нельсон. Полжизни за любовь - Павлищева Наталья Павловна - Страница 42

Он не только простил им измену себе, но и охранял, как мог. Сначала просто потому, что язык не поворачивался осудить, потом привык, стал находить в этом даже удовлетворение. Они вместе… А с кем же еще быть Эмме, ведь она молодая красивая женщина? Ну, ладно, пусть уже не такая молодая — тридцать пять, и не такая красивая — красивым осталось только лицо. Но она все равно намного моложе его самого, ей надо жить, спать с мужчиной. Кто мог быть этим мужчиной, если не Нельсон?

Однажды, еще в Неаполе, задумавшись на эту тему, лорд Гамильтон понял, что никого другого просто не допустил бы к обожаемой Эмме. Его Эмме нужен был только такой человек, как Нельсон, — необычный, способный полюбить без памяти и наплевать на все условности. Такой, чтобы не замечал ее недостатков, не критиковал, не рассказывал потом другим о ней, который любил бы, как он сам, только был помоложе.

Лорд Гамильтон прекрасно видел все недостатки супруги, понимал, какие не успел исправить, пока жили в Неаполе, не успел отшлифовать, другие родились или развились прямо у него на глазах. Но он сам не осуждал любимую женщину, не позволял это делать и остальным. В этом — в любви к Эмме и в защите ее от чужого осуждения — они с Нельсоном были едины. И обоих считали в высшей степени глупцами.

Если бы Нельсон хоть раз поговорил с ним без Эммы наедине по душам, лорд сумел бы показать, что не ревнует, и объяснить Горацио, что готов помогать им и дальше, всегда и во всем, пока жив.

Но они, изменив, стали таиться, скрывать от Гамильтона свою любовь. Это вызвало грусть. Так грустит отец, поняв, что его дитя впервые поцеловалось, но скрыло этот свой поцелуй, свою влюбленность, что у него свои секреты. Секреты разрастались, и лорд чувствовал себя все большей помехой.

Вот сейчас Эмма тайно родит, и ребенка унесут, чтобы сделать вид, что ничего не было. А могли бы оставить, он признал бы малыша своим и нянчил, словно внука… Но лорд Гамильтон понимал, что этого нельзя делать, тогда будет еще хуже, тогда ревности со стороны Нельсона не избежать. Нельсон бешеный, он не позволит признать своего ребенка чужим.

Как только исчезла возможность жить втроем, между ними и так начались трения. Нельсон ревновал Эмму к каждому поступку мужа, все казалось, что лорд либо обижает его возлюбленную, либо недооценивает, либо намерен чуть ли не погубить.

Из спальни все-таки донеслись крики, Эмма не смогла сдержаться. Хорошо, что слуги отправлены на выходные и ничего не слышат. Слуги болтливы, но у Эммы есть мать, миссис Кэдоган опытная женщина, ей удастся справиться со всем самой…

Лорд снова забылся в раздумьях. Они втянули Гамильтона в немыслимые авантюры. Побег, отправка коллекций и потеря одной из них, содействие королеве, за которое он поплатился должностью, нелепое путешествие по Европе и вот теперь жизнь в Лондоне, которая никак не наладится…

Она не может наладиться, потому что у лорда Гамильтона не осталось денег. Вилла Сезза разорена, все, что оставалось на ней, потеряно. Сначала жизнь в Палермо, потом долгий путь вокруг по Европе с немыслимыми тратами непонятно на что совсем разорили сэра Уильяма, Он предупреждал Эмму, что денег на такое путешествие нот, но жена легко распорядилась всем:

— Займем у Горацио!

Нельсон оплатил счета за путешествие, но половина расходов повисла на лорде Гамильтоне, а это слишком обременительно. Эмма никогда не умела считать деньги и никогда не научится. Если бы не Нельсон, лорд Гамильтон, пожалуй, завещал бы ей выйти замуж за Гревилла, кажется, тот единственный, кто умел держать Эмму в руках. И как ему это удавалось?

Но самое страшное — лорду Гамильтону не дали государственной пенсии! Столько лет верой и правдой служить Англии и не получить за это ничего. Ответ был прост в своей ужасной правде: в последние годы сэр Уильям больше служил Королевству Обеих Сицилий, а не Англии. Особенно старалась леди Гамильтон. Можно ли это считать службой Англии?

Вопреки сообщению газет лорда Гамильтона не отправили в отставку, его уволили. Конечно, чтобы не было позора, прошение предложили написать самому, но пенсии не дали и не намеревались этого делать впредь. Даже обращение к королю Георгу, с которым у лорда были приятельские отношения, не помогло.

Оставалась надежда на наследного принца Уильяма, все же король несколько… не в себе, а потому Англией правил его старший сын. Все прекрасно понимали, что не за горами тот день, когда Уильям будет если не королем, то регентом. Уильям числился в приятелях Нельсона, когда-то был увлечен Эммой, находился в хороших отношениях с самим лордом Гамильтоном. Конечно, принца Уильяма терпеть не могли очень многие, но его слово вес имело, особенно с видом на будущее.

Лорд Гамильтон решил устроить в честь принца Уильяма обед, чтобы по окончании в спокойной домашней обстановке поговорить о пенсии и попросту попросить помощи. Конечно, принц — человек мало предсказуемый и довольно нервный, но Эмма тоже могла бы помочь. Уже был даже назначен день и приглашен сам принц, но вдруг случилось нечто непонятное — о предстоящем обеде узнал Нельсон, который вернулся на службу на флоте и был на корабле, правда, не в Средиземном море, а у побережья Англии. Что себе нафантазировал там адмирал, лорд так и не понял, но он вспомнил о давней приязни принца к Эмме и категорически воспротивился этому обеду.

Несколько дней Нельсон откровенно досаждал возлюбленной письмами по поводу обеда и добился того, чтобы Эмма встречу отменила. Принц Уильям никогда не отличался широтой души, напротив, был достаточно мстителен, лорд Гамильтон не сомневался, что будущий король ни за что не забудет такого отказа и просить помощи в назначении пенсии по меньшей мере бесполезно.

Он не знал, что глупые ревнивые письма Нельсона еще сыграют свою роль, когда Эмма умудрится отдать их в чужие руки. Письма действительно глупые, но ревность — штука неуправляемая, она не поддается доводам разума…

Женский крик прекратился, зато послышался детский. Внутри у лорда все замерло, он с трудом сдержался, чтобы не броситься вопреки запрету в спальню и поинтересоваться, как прошло, и кто родился.

Нельзя, он ведь глух, слеп и глуп, он ничего не видит, не слышит, не замечает.

Лорд вдруг подумал, что было бы, откажись он сейчас от этой дурацкой роли ни о чем не подозревающего наивного рогоносца? Наверное, они сами отказались бы от него. А может, так лучше? Ему одному хватило бы накоплений и без пенсии. Но сэр Уильям сразу же осадил себя: разве он смог бы жить без Эммы, без того, чтобы видеть ее хоть раз в день, знать, что у нее все в порядке?

Родилась девочка, через неделю ее унесли кормилице, чтобы надолго, если не навсегда, разлучить ребенка с матерью. И снова сэр Уильям делал вид, что ни о чем не догадывается. Кормилице сказали, что ребенок родился три месяца назад. Миссис Гибсон, конечно, не поверила, но, как и лорд Гамильтон, сделала вид, что ничегошеньки не понимает и не замечает.

Зачем изменять возраст девочки? Чтобы никто не подумал, что это дочь Эммы, ведь три месяца назад та была еще на континенте. Где, в Гамбурге или вообще в Дрездене в надежде быть принятой при дворе? Неважно. Девочку назвали Горацией, сам Нельсон очень хотел Эммой (он и не догадывался, что у возлюбленной уже есть дочь с таким именем), Эмма сумела настоять на другом имени, якобы чтобы не вызывать подозрений. Адмирал в очередной раз восхитился сообразительностью своей пассии и согласился с ней.

Но чем больше потакал лорд Гамильтон влюбленным, тем хуже к нему относились. Он чувствовал, что становится настоящей обузой, не подозревая, что все еще впереди. Сэра Уильяма все больше сторонились, а Нельсон в письмах то и дело осуждал:

— Почему он тратит столько денег на жизнь?

Эмма не объясняла Нельсону, что жизнь, которую они теперь вели в доме на Пиккадилли, с большим штатом прислуги, с выездом, с приемами, привычна для нее, именно такой была их счастливая жизнь в Неаполе. Лорд Гамильтон, словно пытаясь вернуть любовь своей супруги, вернул ей прежнюю жизнь.