На перекрестке миров (СИ) - Кандела Ольга - Страница 63

Послушница зарделась от удовольствия и, пообещав вскорости вернуться с отваром, убежала.

Я подошла к узкому окну, больше напоминавшему бойницу, и глянула в небо. Солнце почти вошло в зенит, и я бросилась собирать котомку. Привезут дрова — значит, какое-то время ворота будут открыты. И, если мне удасться взять в конюшне единственную ездовую, я вполне могу вырваться на свободу. Доходяга-тяжеловоз в преследователи не сгодится, а приезжую лошадку пока распрягут…

В волнении я прикусила губу. Рей сотоварищи вряд ли отъехали настолько, чтобы не догнать. Да и погода ясная, видно далеко. Они наверняка по главному тракту отправились, а если и свернут куда — так по следам определюсь, снегопада, вроде, не будет.

К тому моменту, когда вернулась Анна, я лежала со смиренным видом, укрывшись до подбородка и старательно натянув на лицо маску мировой скорби. Под кроватью уже стояла собранная сумка с самым необходимым. Пёс с ними, с платьями, я взяла с собой теплые носки и плед, а еще немного сухарей, оставшихся со вчерашнего ужина, огниво и бутылку с ламповым маслом.

Безропотно приняла из рук Анны горячую кружку, благоухающую травами, сделала глоток и благодарно кивнула:

— Я потом допью. Оставь и иди. Так спать хочется…

Притворно зевнула, а после того, как девушка удалилась, выплеснула отвар в ночную вазу и присоединила кружку к поклаже.

Осторожно высунула голову за дверь, оглядела пустой коридор и мстительно усмехнулась. То, что меня отселили от остальных девушек, в конечном счете, сыграло на руку.

По-быстрому напялила шапку и пальто — может, конечно, монастырский тулупчик и потеплее будет, но видеть его сил моих больше нет — взвалила сумку на плечо и выбралась из кельи.

Наверное, оттого, что я всю дорогу шептала молитву Прародительнице, добралась до конюшен без свидетелей. А, может, это случилось потому, что мне хватило ума воспользоваться парадной дверью, а послушницы сейчас работали с другой стороны здания. Миновав крыльцо, я свернула и осторожно скользнула в узкий каменный дворик. Спряталась за углом конюшни. Прислушалась. Кажется, внутри никого, только слышно как тихо фыркает лошадь. Эх, была-ни была.

Я покрепче перехватила сумку и, пригнувшись, рванула ко входу. Влетела в конюшню и нырнула в свободное стойло. Тяжеловоз, стоящий по-соседству, встретил меня негромким ржанием. Я уселась на корточки, прислонившись спиной к деревянной перегородке, и перевела дух. Надеюсь, что все сделала правильно. В прошлый раз, насколько помню, дрова завозили через ворота, находящиеся рядом с конюшней. Но почему так тихо? Ведь полдень уже наступил.

Стараясь расслабиться, я принялась вспоминать прошедшую ночь. А потом поняла, что разволновалась еще больше. Что, если, пока я тут сижу, сани подъехали к главным воротам, и я все проворонила? И тогда вообще непонятно, когда я снова смогу увидеть Рейнара.

Странно, но с тех пор, как капитан уехал, я совершенно перестала чувствовать себя в безопасности…

Раздосадованно дернула плечом и вылезла из укрытия. Погладив мимолетом шелковую морду старушки-тяжеловоза, пошла седлать молодого коника. Где висело снаряжение, я знала, а еще прихватила с собой торбу с овсом. Неизвестно, сколько придется провести в пути, да и Рей сотоварищи, собираясь, наверняка не рассчитывали еще на одну лошадь. Когда я почти закончила седлать коника, со двора донеслись голоса и грохот открывающихся ворот. Я мысленно возблагодарила Мать Прародительницу и, ведя коня в поводу, подошла к дверям конюшни.

Снаружи царила суматоха. Вокруг широких саней, точна толпа вспугнутых куриц, сновали послушницы. Джос и незнакомый мне возница как раз стаскивали полог, накрывающий поленницу. Я вздохнула с облегчением — значит, все рассчитала верно. Единственной деталью, несколько омрачающей мою радость, было то, что повозка, остановившись напротив калитки конюшни, загородила выезд.

Что ж. Придется прорываться. Наездницей я была неплохой, а воспоминание о том, как совсем недавно мы прорывались в ворота Каххара верхом на арисе и вовсе развеселило.

Я тихо открыла створку, попятилась и отвела ездового как можно дальше по проходу между стойлами. Влезла в седло и, усмехнувшись, дала конику шенкеля. Тот заржал и ринулся вперед, словно тоже отчаянно хотел вырваться из клетки.

Мы вылетели из конюшни, вызвав переполох, визг и вопли. Я успела заметить перекошенное испугом лицо возницы, а потом мы с коником оторвались от земли, на ходу перемахивая сани. Взбивая копытами снежную пену, ездовой развернулся, повинуясь моей руке, и стрелой выскочил за ворота монастыря.

Вот так-то, миленький! Мы с тобой существа вольные, нас в этом курятнике и цепями не удержишь. Ветер свободы бросился в лицо, и я радостно закричала, сощурилась от брызнувшего отовсюду солнца и, не оглядываясь, пустила ездового в галоп.

Когда громада монастыря отдалилась на безопасное расстояние, я придержала коня. Странно, но, обернувшись пару раз, убедилась, что погони нет. Пожав плечами, я решила, что в чем бы ни крылись причины, мне, похоже, снова сказочно повезло. Даже принялась напевать модную в Солькоре песенку, однако, быстро замолчала. Здесь, в степи, голос звучал непривычно, а окружающий простор угнетал, заставлял чувствовать себя мошкой, ползущей по скатерти. Невесть откуда налетел порыв ветра, и я поежилась. Скорее бы уж нагнать Рейнара.

Еще примерно через час радужное настроение моё сошло на нет — как я ни вглядывалась в белый простор, дорога оставалась все такой же безлюдной. Вдобавок ко всему на небо невесть откуда набежали облака, и ветер усилился. Я понуро тряслась в седле и время от времени задавалась вопросом — а не очередную ли глупость совершила? А потом окончательно потеряла счет времени.

Постепенно стало темнеть. Колючий ветер пробирал, казалось, до самых костей. А жеребец мой начал заметно уставать. Брел, понуро опустив голову, то и дело тихо всхрапывая. По левую руку от нас распростерся перелесок. Я была бы не прочь спрятаться от пронизывающего ветра среди деревьев, но понимала, что с тракта сворачивать нельзя. Заблужусь в тот же миг. Да и пока еще видно следы на снегу, нужно двигаться. Совсем скоро и их не смогу различить, и тогда точно придется несладко.

Пальцы, все это время крепко сжимавшие поводья, совсем задубели. Я поняла, что не чувствую их, и к горлу подступила паника. Если все же придется останавливаться на ночлег, я такими руками даже искры не смогу высечь. Вспомнились рассказы послушниц о свирепых Снежных волках, лютующий в степи, и по спине прошелся озноб. Без огня меня любой хищник в два счета сожрет, я и ойкнуть не успею. Охваченная страхом, начала судорожно разминать руки. Попытки мои отдавались дикой болью. А жеребец, не иначе почуяв мой испуг, стал нервно всхрапывать и замедляться, грозя и вовсе остановиться.

— Ну же, миленький, вези. Ну еще чуть-чуть, — попыталась уговорить коня, сама уже слабо веря в то, что удастся найти товарищей.

Но где-то в глубине души еще теплилась надежда. Не могли же мужчины так далеко уехать? Я отправилась вдогонку спустя всего какой-то час. Должна была уже нагнать. Да и темень на дворе. Наверняка, они где-то остановились на ночевку.

Солнце окончательно скрылось за горизонтом, и на бархатном черном небе одна за одной начали зажигаться холодные зимние звезды. Следов теперь было совсем не разобрать, как впрочем, и придорожных столбиков. Коник уныло брел вперед, а я теперь даже не была уверена, что мы все еще движемся по главному тракту. Могли ведь запросто свернуть, я бы и не заметила.

Ох, и как же я ошибалась, считая, что так просто смогу со всем справиться! Теперь же на чем свет стоит костерила и себя, и Рея, и суровую Мать настоятельницу, и других послушниц, и даже Анну, что не смогла раскусить мой план побега. А ведь могла сейчас дремать в своей келье, или читать скучную книгу, сидя у печи-времянки. И зачем только сбежала?

На меня нахлынуло отчаяние. Из уголка глаза покатилась слеза и тут же застыла, превратившись в холодную льдинку. Вскоре я и сама превращусь в одну большую ледяную глыбу. И найдет меня по весне кто-нибудь из проезжих путников. Если, конечно, волки не доберутся раньше.