Школа Северного пути (СИ) - Астахова Людмила Викторовна - Страница 40

— Мы постепенно залечиваем раны телесные, упражнениями, медитацией и магией исправляем увечья, но самое важное — избавляемся от страха. И только изжив его, каждый — свой, до конца, уходим из Школы.

— Бродяга ничего и никого не боится, — возразила девушка.

— Он боится, но только за тебя. А ты боишься и за Бай Фэна, и его самого. Того, что он превратится из друга — в мужчину. Сяо Чу — тебе брат и друг, но никогда не станет твоим мужчиной, поэтому и страха нет.

От стыда Имэй готова была сгореть на месте. Едва удержалась, чтобы не закрыть пылающее лицо рукавом.

— Это не так! Совсем не так!

Лань Шэн хмыкнул и недоверчиво изогнул бровь — густую, идеальной формы ласточкиного крыла в полете.

— Знаешь, как тебя Бродяга называл раньше, когда ты маленькая была? Улиточкой. Твёрдый домик из страха и живущий в нем нежный комочек духа, который мгновенно погибнет, если неосторожно раздавить раковину.

Тему разговора следовало немедленно изменить. Прямо сейчас!

— А ты? Ты сам чего боишься?

Целитель неспешно снял пробу со своего варева, причмокнул от удовольствия и аж глаза закатил. Значит, удалось!

— Я-то? Пожалуй, убить больного неумелостью, оборвать чью-то жизнь из-за собственного невежества.

— Тогда ты никогда не покинешь Школу, Лань Шэн, — запальчиво заявила Имэй.

— И не собираюсь. Я уже решил. Вернусь сейчас в Аньчэн и больше никаких контрактов. Для начала вылечу Малька, а там поглядим, — рассуждал он запредельно спокойно, как человек, который продумал всё до мелочей. — Ми Лин подросла, набралась опыта. Из младшего братца Су тоже со временем выйдет хороший целитель. Что, сестрёнка, не рада моей компании?

— Рада, очень рада, — призналась девушка. — И меня заодно подлечишь. От страха, в смысле.

— Твоё лекарство в соседней комнате чуть живое лежит.

— И как… как мне его принимать?

— Бродягу не надо принимать, Бродяге надо доверять. Два совершенно разных слова, Ли Имэй. Ты же каллиграф, знаешь, как они пишутся, верно? Ты — лекарство для Бай Фэна, он — для тебя.

— Ничего себе рецептик!

Но Лань Шэн уже сказал, что хотел, обратив все внимание на приготовление эликсира. Ему, ещё нужно дать остыть, отстояться, потом процедить и потчевать страждущего. К мыслям то же самое относится.

Спать как все нормальные люди — на кровати с подушкой и одеялом, Бродяга не любил и не умел. Вечно навертит себе гнездо из всякого тряпья прямо на полу и дремлет в центре, свернувшись клубком, будто кот. И сколько Имэй не боролась — все без толку. Но сейчас, когда он был ослеплён и ранен, она обустроила всё как полагается. Бай Фэн не сопротивлялся, только поворчал недовольно. Мол, какая разница-то? А она все же имелась. Иначе не лежал бы шебутной Бродяга смирнёхонько на кровати, как послушный мальчик.

И все же как это странно и непривычно! Братец Фэн в Школе, но не натащил в комнату кувшинов с вином, не зазвал других парней — играть в карты, не разбросал вокруг одежду, оружие и всякие поделки для мальчишек. Не витают винные пары, не трясутся стены от хохота, не краснеет одинокая ваза от непристойных песен, никто не орёт: «О! Моя Стратежка пришла!»

Подсветив себе крошечной лампадкой, Имэй осторожно убрала волосы с его лба волосы, поправила валик подушки и подумала, что Лань Шэн прав, она боялась не самого Бай Фэна, а того, каким он, такой порывистый и дерзкий, если они сблизятся, может стать. Как тысячи тысяч других мужчин — жестоких и безжалостных. Но ведь Бай Фэн не такой, не был и не будет таким.

Тихонечко, словно мышка, забралась она под одеяло, прижалась к тёплому Бродягиному боку, и…

— Что, интересно, ты сейчас делаешь, Ли Имэй? — спросил он вполне бодрым, несонным голосом.

— Фу! — вздрогнула от неожиданности девушка. — Напугал.

— Ха. Ещё неведомо кто кого напугал. Так зачем ты в мою постель пришла?

Колкости, припасённые на любой случай, на ум как-то не приходили.

— Просто пришла. Просто хочу быть с тобой, Бай Фэн. Сегодня и всегда.

Она это сказала! И против всех ожиданий, лукавый братец Фэн не фыркнул и не принялся шутить, чтобы избавить себя и подругу от неловкости. Он с большим трудом приподнялся и протянул левую руку.

— Позволь мне коснуться тебя, пожалуйста.

Ладонь у Бродяги жёсткая от мозолей, как кора старого дерева. Он этими сильными пальцами может из живого человека вырвать кусок плоти, а может вдеть шёлковую нить в ушко самой тонкой иголки. Раньше мог. Как же удержаться и не потереться доверчиво об них щекой?

— Я готов на куски разорвать ублюдка-принца за то, что не вижу сейчас твоего лица, Имэй, — прошептал Бай Фэн. — Но, если эта жестокая передряга привела тебя ко мне сейчас, то я ни о чем не жалею. Совсем ни о чем. Знал бы, что ты начнёшь мне доверять, давно сам бы себя ослепил.

— Не говори так, не надо.

Имэй придвинулась ближе, обняла своего Бродягу за шею и прижалась дрожащими губами к его губам. Неумело, но без малейшей робости.

Через год? Через сто лет? Сколько времени прошло, когда они смогли оторваться друг от друга и отдышаться?

— Какая моя Стратежка храбрая, — простонал чуть слышно Бай Фэн. — И талантливая…

А Ли Имэй просто-напросто больше не боялась ни жадных поцелуев, ни горячего дыхания, ни касаний, ничего. И не собираясь отступать, как настоящий боец, стала раздеваться сама и раздевать возлюбленного.

Бродяга поймал её маленькую ледяную ладошку и прижал к груди.

— Ты переоцениваешь мои силы, — усмехнулся он прямо ей в губы. — Не торопись, просто обними меня, а я обниму тебя. — И одеяло натянул повыше. — Вот так, чтобы моя Стратежка не застудилась.

Врала Тин Тин, когда твердила, мол, мужику только предложи себя, он из гроба восстанет. По шее получит эта воительница-Тань! Всё-то она знает, развратница!

— Никуда это от нас не денется, — тут же догадался об её суетливых мыслях Бродяга. — Невелика наука, поверь. Ещё пожалеешь, что меня раздразнила.

Лампадку они погасили, но Имэй даже в темноте чувствовала, что Бай Фэн улыбается. Правда-правда, смотрит невидящими глазами куда-то внутрь себя и улыбается счастливо. И сердце его стучит совсем рядом с её ухом сильно и ровно. А может, это дождевые капли барабанили по крыше, убаюкивая и заслоняя от всех невзгод мелкой дробью этих двоих?

Глава 15 Час учеников

Об одном жалела Ли Имэй — о том, что не взяла с собой бумагу, тушь и кисти, и не зарисовала в тот день всех, кто собрался на совет. Хоть несколько набросков на память. Строгое и невозмутимое лицо Лань Шэна, нервный трепет синего веера в руках Чжу Юаня, тонкое запястье Тань Тин на плече Лю Ханя и причудливый тиснёный узор его кожаного доспеха, ослепительную улыбку Сяо Чу и нахмуренные брови Мэн Ни. Впрочем, на Бродягу пришлось бы извести кучу листов, чтобы запечатлеть на ней сначала его душевное напряжение, затем отчаяние и в самом конце — решимость. Как он стискивает челюсти, удерживая за зубами слова раздражения, как поводит плечами, отгоняя сомнения, как внимательно слушает и как говорит.

Совещались в покоях Мастера — случай редчайший, первый на памяти не только Имэй, но и самого старшего из учеников Лю Сюя, покинувшего Школу двадцать лет назад. Место перед шёлковым экраном с пляшущими журавлями опустело, Мастер устроился рядом с учениками возле большой жаровни. Но почти сразу же стало очевидно, что наставник решил самоустраниться. Он ни разу не вмешался в споры, не комментировал, не поправлял, когда ученики откровенную ересь несли. Только, знай, подливал себе черпачком из чайной чаши. Не нашлось у Мастера Дон Сина ни совета, ни пожелания.

— Уверен, вы сами разберётесь. Взрослые уже, — бесстрастно молвил он, поднося к губам исходившую паром чашечку, хотя поначалу совет больше всего напоминал балаган.

Хань бил себя кулачищем в грудь и кричал, что обороняющиеся всегда в преимуществе. А когда Имэй напомнила ему, что в их “крепости” всего-то двадцать полноценных защитников и больше не станет, а только, упаси Небеса, меньше, принялся грубо огрызаться. У сестры Тань желание всегда одно было — подраться и всех убить. А когда Мэн Ни осмелилась спросить наставника, не стоит ли попытаться договориться с Небесными наставниками о встрече, тот ответил предельно кратко: «Не думаю».