Разведчики - Чехов Виктор Григорьевич - Страница 54

Обходчик плотнее прикрыл дверь:

— Все понятно. Дам полную картину, не сомневайтесь. — Старик достал из-за иконы толстую книгу в черном переплете. — Для гитлеровцев повесил, — кивнул он на икону, — увидят и подумают — старорежимный живет. Библия, — пояснил он, показывая на книгу. Некоторые страницы были склеены. Отодрав одни из них, обходчик вытащил оттуда фотографии. — Мои сыны! — В голосе его слышалась гордость. — Старший — летчик, капитан; Средний — политрук. А это младший, в пехоте лейтенантом… Не знаю, где они сейчас, что с ними…

— Скоро получите весточку, — мягко сказал Гладыш, — дела наши стали много лучше!

Шохин вынул из кармана переписанную на клочке бумаги сводку Совинформбюро, протянул обходчику:

— Бьем фашистов! Вот почитайте сводку.

Обходчик рассказал все, что знал о движении поездов, где и какие поблизости подъемы и уклоны. Обещал собирать нужные сведения и присматривать за лошадьми.

— На меня всегда можете надеяться, — прощаясь, проговорил он. — Если что — смело ко мне, укрою…

Оставив лошадей у обходчика, шли всю короткую летнюю ночь. Днем отдохнули и, когда жара спала, пошли дальше. Вскоре далеко впереди увидели протянувшуюся линию телеграфных столбов.

Остановились в небольшой лощине метрах в двухстах от железнодорожного полотна. Кругом пустынно: ни обходчика, ни патрульных. Гладыш, Шохин и Валюшко лежали, всматриваясь в ровный простор степи.

Охранять тол остался Юрий, а Шохин и Гладыш, взяв мины, поползли к насыпи. Вскоре Шохин привстал и поднял руку. Это был знак Валюшко ползти с толом.

Мины с электровзрывателями и тол заложили в двух местах с таким расчетом, чтобы взорвать и паровоз, и середину состава. Шохин лег в высокой степной траве и стал ждать.

Наступила ночь. Небо усеяли звезды, зной сменился прохладой. Только к полуночи послышался отдаленный долгожданный шум. Он нарастал, приближался. Показалось светлое пятно, луч прожектора взметнулся в небо, описал дугу и опустился, пробежал по земле, опять взметнулся, упал по другую сторону полотна. Приближалась автодрезина с прожекторной установкой.

— Ишь, сволочи, с прожектором ездят! — усмехнулся Гладыш.

— Шохин, — зашептал Юрий, как будто кто чужой мог слышать его голос, — за дрезиной поезд или с боеприпасами или с солдатами…

— Знаю, — так же шепотом ответил Шохин, — не промахнуться бы…

Действительно, на некотором расстоянии от дрезины следовал поезд. Никогда так не волновался Шохин. Еще пять-десять минут — и он повернет ручку. Только бы правильно рассчитать, в этакой темноте даже палки, воткнутой возле насыпи и служившей ориентиром, не видно.

По стуку колес, пыхтенью паровоза разведчики поняли: состав нагружен тяжело.

Крепче сжал ручку от привода к магнето Петр. И вдруг похолодел. Испарина покрыла все тело: не забыл ли он снять с мины предохранитель? Тогда все пропало.

Укрепленные на паровозе мощные фонари бросали на далекое расстояние яркие снопы света. Из трубы вылетали искры. На ярко освещенном тендере видны были машинист и кочегар в немецкой форме. «Своих машинистов поставили — значит, груз особо важный», — мелькнула у Шохина мысль.

Он с ненавистью завертел ручку магнето. В тот же миг оглушительный взрыв прокатился по степи. Паровоз встал на дыбы, окутался облаком пара и повалился на бок, мигнув в последний раз фонарями.

Страшный грохот потряс землю, воздух. Потом еще грохот, еще пламя…

Удачно закончив операцию, Гладыш, Шохин и Юрий направились в сторону от дома обходчика, хотя расстояние, отделявшее от домика место взрыва, было значительным. Днем, воспользовавшись высокой травой, отдыхали недалеко от дороги, ведущей в Носовку. За целый день только раз услышали гул автомобиля.

— Следовательно, — решил Гладыш, проселочным трактом немцы пользуются редко, здесь наиболее безопасно.

Перед вечером донесся треск мотоцикла. Вот он остановился почти рядом. В воздухе раздались визгливый смех, резкие выкрики. Прошло несколько времени, все вдруг смолкло, по степи разносился только негромкий звук работающего мотора. Выждав еще немного, разведчики решили выяснить, что происходит на дороге…

Глава 8

В ТОТ ЧАС, КОГДА УМЕРЛА СВЕТА

Карельский фронт… О нем Отто Блюммер вспоминал с неприязнью. Жизнь в сырых землянках, редкие населенные пункты, непроходимые леса и опасность за каждым деревом, за каждым кустом. Правда, здесь, на Украине, тоже полно партизан, есть даже целые партизанские районы, по ночам в населенных пунктах тоже опасно ходить, но лесов здесь меньше, время от времени их окружают и прочесывают… Откровенно говоря, это мало помогает: все больше разгорается партизанская война. Однако здесь можно ездить по некоторым дорогам даже без охраны, а в карельских лесах не знаешь, из-за какого дерева в тебя влепят пулю. Досадно только, что так хорошо начатое наступление приостановилось.

Отто Блюммер решил всеми силами избегать передовой. В тылу легко отличиться, партизан, коммунистов можно ловить хоть каждый день. Пусть попробуют разобраться: действительно ли то был коммунист? Русских не так легко заставить говорить. В этом Отто убедился еще там, на Карельском фронте.

Да, здесь можно выдвинуться гораздо скорее. Вот, например, в Киеве, где он обосновался, ему удалось обнаружить целую еврейскую семью. Ее долго скрывали несколько русских. Участие в уничтожении иудеев и любопытно, и в то же время свидетельствует о крепких нервах Отто и его безупречном нацизме. Его вызвал находившийся в то время в Киеве сам Пауль Даргель, правительственный президент, первый заместитель райхкомиссара Украины Эрика Коха. Похвалив Отто за хорошее знание русского языка, Даргель предложил ему отпуск недели на две-три — поездить по городам и селам, познакомиться поближе с русскими обычаями, не обнаруживая знания русского языка.

Здесь, на Украине, Отто Блюммер чувствует себя, как рыба в воде. Местность богата, женщины красивы, не беда, что приходится поступать с ними по законам войны, установленным в армии фюрера. Низшая раса все равно обречена на гибель. Пришло время сделать все для того, чтобы жила и главенствовала высшая, к которой принадлежит и он, Отто Блюммер из Кенигсберга.

С удовольствием отправился обер-лейтенант Блюммер в поездку по Украине. Не захотел ехать на автомашине, взял обыкновенный мотоцикл с коляской. Так быстрее и во всех отношениях лучше — в коляске багаж, в седле он сам.

Желая оправдать «высокое доверие», Отто арестовал в Нежине троих подозрительных русских. При аресте он не задумывался, виновны ли? Важно то, что он бдителен и выполняет волю фюрера, очищая землю для германской империи. Тех полномочий, какими наделил его Даргель, было вполне достаточно, чтобы в оккупированных селах и городах безоговорочно выполняли все его приказания.

Последние несколько дней своего отпуска Блюммер решил провести в Прилуках.

Опухшая от голода, брела Надя Котко, прижимая к груди умирающую Свету. Шла, устремив вперед полубезумные глаза, с трудом передвигая распухшие ноги. Мучительное желание есть притупилось: уже больше трех месяцев изо дня в день — голод.

После страшной ночи, когда немцы убили сестру, а ее вместе с ребенком арестовали, Надя ни разу не была сыта. Тогда много их, русских женщин и стариков, под конвоем пригнали на товарную станцию, заперли в вагонах. Эта ночь отчаяния, криков, немецких ругательств и выстрелов была продолжением кошмара, начавшегося с приходом фашистов.

И вот в их вагон уже нельзя втолкнуть ни одного человека.

— Gans voll! — крикнул один из конвоиров, и Надя машинально перевела: «Совсем полно!» Поезд тронулся, и впервые за много дней Надя заплакала:

— Света, бедная моя девочка, это смерть!

Стоявший рядом пожилой человек ободрил: