Самые трудные дни (Сборник) - Чуйков Василий Иванович - Страница 25

Могучая фигура Воронова привлекала всеобщее внимание. Район обстреливался пулеметным огнем противника. Н. Н. Воронов и К. К. Рокоссовский, нагибаясь, продвигались по неглубокой и узкой траншее от опушки рощи к наблюдательному пункту. Здесь они наблюдали в стереотрубы за расположением противника, лично проверяли схемы ориентиров и целей. Вместе с ними на НП были командующий артиллерией Донского фронта генерал В. И. Казаков, командующий 21-й армией генерал И. М. Чистяков и другие генералы и офицеры.

Перед нами был поселок Гумрак, где противник занимал прочную оборону. Мы знали, что фашистские изверги в этом населенном пункте организовали концлагерь и жестоко издевались над советскими людьми. Каждый боец перед наступлением имел на руках листовку политотдела, где описывались зверства фашистов и страдания наших людей в Гумраке и Вертячем…

Последняя артиллерийская подготовка по ликвидации окруженной группировки немецко-фашистских войск на Волге началась могучими залпами артиллерийского соединения генерала Игнатова. Пехотные части пошли в атаку. 24 января они взяли Гумрак.

Здесь, в холодной степи, за проволочными заграждениями, мы увидели зверски замученных советских людей. Бойцы, обнажив головы, шли через этот лагерь. Их сердца наполнялись гневом и ненавистью к фашистским извергам.

Пехота и танки прорвали оборону противника и быстро продвигались вперед. За наступающими частями в боевом порядке стрелковой роты шел корректировщик артиллерийского огня солдат А. Каширин. Он обнаружил огневые точки и сообщил по радио на батарею. Но вот прозвучал выстрел вражеского снайпера. Командир пехотного подразделения упал. Получилась заминка. Каширин подал команду:

— Вперед, за мной!

Его властный, уверенный голос поднял бойцов в атаку. Не выдержав удара, гитлеровцы бежали. Храбрый артиллерист в этом бою сам лично уничтожил двенадцать врагов.

Другой артиллерист — комсомолец В. Протасов выдвинулся далеко вперед и, находясь в 100–150 метрах от противника, корректировал огонь своей батареи. Фашисты, собрав силы, пошли в контратаку. Они подошли к месту, где укрылся Протасов. Разведчик вызвал огонь на себя. Загремели залпы, атака противника была сорвана. К контуженному разведчику подползли на помощь сержант Таран и боец Носулов. Они помогли ему вырваться из обстреливаемого района.

Наступление наших войск продолжалось. Перед нами — руины героического многострадального города-героя. Кольцо окружения вокруг вражеских войск все больше сжималось. И артиллеристам Донского и Сталинградского фронтов опасно было вести огонь, так как можно было поразить свои войска. Почти вся артиллерия стреляла прямой наводкой. Кроме батарейных, дивизионных и полковых залпов реактивной артиллерии, здесь впервые применили огонь отдельных реактивных установок, которые буквально прожигали наиболее важные цели. Противник был сбит с высоты, и наши бойцы ворвались на западную окраину города-героя. Завязалась жестокая схватка.

Командир взвода управления гвардии младший лейтенант В. Брунов и несколько бойцов забрались в подбитый танк, откуда вели наблюдение за противником. Но гитлеровцы подбросили свежие силы, перешли в контратаку, потеснили наш правый фланг и направились к танку, в котором сидели Брунов с бойцами.

Фашисты были уже рядом. Брунов начал обстреливать их из ручного пулемета через смотровую щель танка. Подбитая машина превратилась в неприступную крепость для врага. Наша пехота поднялась в атаку и добила противника, артиллеристы-разведчики вместе со стрелками пошли вперед.

26 января одна наша часть, сломив сопротивление противника, вышла в район Мамаева кургана и соединилась с войсками легендарной 62-й армии генерала Чуйкова. В этот же день соединения 21-й армии генералов Козина и Таварткиладзе ворвались на улицы города и соединились с войсками генерала Родимцева. Крепкие рукопожатия, объятия, поцелуи — эти минуты незабываемы…

26-30 января шли ожесточенные уличные бои за каждую развалину, за каждый подвал. Немецко-фашистскую группировку в городе разделили на две части. Велика была ярость воинов и местных жителей к фашистским захватчикам. Орудия двигались вместе с пехотой и прямой наводкой уничтожали огневые точки. Пехотные и артиллерийские разведчики врывались в подвалы, на чердаки, в рукопашной схватке уничтожали вражеских солдат, которые не сдавались в плен. Нередко вместе с нашими воинами местные жители, вооруженные топорами и вилами, добивали гитлеровцев.

Находясь в окружении, гитлеровцы были полностью изолированы и потеряли всякую ориентировку в обстановке. Уличные бои продолжались. С возвышенности видны руины города. Среди развалин то там, то здесь взлетают вверх дымки разрывов, слышится автоматная и пулеметная стрельба. В северной части города наши бойцы еще штурмуют отдельные здания и развалины, где засели гитлеровцы. Из подвалов и землянок выходят измученные жители. Как узники, проведшие долгое время в подземельях, щурятся они от яркого солнечного света. Не раздумывая долго, помогают нашим солдатам обезоруживать гитлеровцев, охранять их и сопровождать пленных в комендатуру. Одну такую колонну пленных в несколько сот человек сопровождали два наших солдата. Один — впереди, второй — сзади. По бокам шли старики, женщины и даже подростки, помогая нашим солдатам довести до назначенного места битых вояк.

В городе еще идет бой, а жители освобожденных улиц везут на санках имущество, выкопанное из потайных мест, в уцелевших домах и квартирах скребут и моют. Приглашают в гости своих освободителей, почерневшие от копоти костров и времянок, забывших, когда они ночевали под крышей дома.

1 февраля сопротивление врага было сломлено. Но северная группировка немцев все еще вела бой, даже переходила в контратаки. Это были уже последние отчаянные попытки обезумевших от страха гитлеровцев и их приспешников.

2 февраля в 12 часов дня советское командование приказало прекратить огонь по всему участку фронта. Но стрельба повсюду продолжалась. Ни команды по телефону и радио, ни личное вмешательство командиров, ничто не могло остановить ярости советских воинов.

Только к вечеру наступила тишина. После непрерывного грохота боев она казалась странной до жути.

Сталинград праздновал победу. Площадь Павших борцов, как и другие улицы и площади, вся изрыта бомбами и снарядами. Рядом распластан разбитый вражеский бомбардировщик. На трамвайной линии стоят вагоны, пробитые пулями и снарядами. Повсюду развалины, нет ни одного целого дома. Каким-то чудом уцелел памятник 54 красноармейцам, погибшим в годы гражданской войны при обороне Царицына, и лев у подъезда театра, с пробитой осколками головой. Сурова и величественна площадь. Холодный ветер тихо колышет красные знамена. На трибуне — члены Военных советов фронтов, командующие армиями, руководители областных и городских партийных и советских органов.

После каждого выступления на площади гремит «ура» в честь родной Коммунистической партии, Советской Армии, мужественных защитников города-героя.

Зимняя ночь спускается над городом. Множество костров и ракет освещает развалины. Повсюду слышатся боевые красноармейские песни.

В. П. Скоробогатов [14] , майор в отставке

ЮЖНЕЕ СТАЛИНГРАДА

В годы войны так получалось, что я каждый раз после ранения на фронте и излечения в госпитале попадал в Москву, в резерв Главного политического управления Рабоче-Крестьянской Красной Армии, или, как тогда сокращенно называли, ГлавПУРККА, там получал назначение и отбывал к новому месту службы. В сентябре 1942 года я снова в столице. Но в резерве находился недолго. Время было тревожное, ожесточенные бои шли под Сталинградом, на Северном Кавказе, и потому в войска все время отбывало пополнение политработников, кадровых, а также призванных из запаса.

Теперь предстояло ехать на работу в политотдел 28-й армии Сталинградского фронта. На беседе в ГлавПУРККА меня предупредили, что армия одновременно и формируется и ведет бои южнее Сталинграда на дальних подступах к Астрахани. Не скрою: назначение на работу в войска, которые сражались в тех местах, очень взволновало меня. До этого я много читал и слышал о героической обороне Астрахани в годы гражданской войны. Революционный подвиг ее защитников, свершенный под руководством С. М. Кирова, был для нас, комсомольцев 30-х годов, одним из ярких примеров беззаветного служения Советской Родине. Взволновало меня и то, что фашисты так далеко проникли в глубь страны.