Пещера смерти в дремучем лесу (Два готических романа) - Берджес Мэри Анн - Страница 13

Родольф недолго допускал себя страшать сими печальными воображениями; но помощию размышления он старался принять сию непоколебимую твердость, которая в минуту опасности никогда его не оставляла. Он стыдился своей слабости, думая, что не повстречалось ему еще никакой опасности, которая могла бы оную оправдать. Удаляясь же от скалы, на которой он стоял опершись, располагается продолжать далее свои поиски, как вдруг чувствует, что кто-то сзади его тянет. Сердце его трепещет; он оборачивается, объятый страхом, и не видит никого около себя, смотрит по всем сторонам и заключает наконец, что это есть не что иное, как мечта испуганного его воображения. Он силится идти вперед; в другой раз кто-то сзади его тянет, и в ту ж минуту он примечает привидение, коему даже воображение его не может определить никакого образования, скрывающееся в расселине скалы, которую темнота препятствовала ему до тех пор видеть, но которая, когда он приблизился, открыла его взорам длинную и узкую тропинку, идущую покато и прекращенную сходом в утес, при конце которого приметил он красное пламя, подобное солнечному в знойные дни, когда оно садится багряно в туманистый горизонт. Родольф собирается со всеми силами души своей, и сходит по сей тропинке. До того времени земля, по которой он шел, была тверда и камениста, но после, при каждом шаге, нога его углублялась в кучах песка. Будучи водим пламенем, которое казалось обширнее и блистательнее по мере, как он приближался, он прибыл под небольшой свод, почти круглый, освещенный токмо его лучами, и за которым он не примечал уже никакой стези. В сем-то месте сверхъестественная сила так назначила, что Родольф возымел надежду найти конец сего происшествия. Он становится на колени и просит покровительства святых ангелов. Устремляя потом глаза свои на сие висящее в воздухе над его головою пламя, он примечает, что оно бросало лучи, которые падали, извиваясь, на небольшое возвышение, составленное из песка, и услышал около себя слабый звук, подобный шуму, производимому в некотором расстоянии биением крыльев птицы. Он смотрит на сие возвышение и примечает под его поверхности) нечто блистающее; он наклоняется, разрывает несколько песок и видит клинок шпаги. Какое ж было душевное его смятение, когда приметил, что оледенелая и иссохшая рука скелета оную держала!

Слова, произнесенные привидением, им во сне виденным, приходят тогда ему на память. Он падает на колени и вопиет:

— О! кто бы ты ни был, получивший обиду неизвестный, коего даже и имени я не ведаю, но который, конечно, привел меня сюда и который в сию минуту невидим: я принимаю сию шпагу и клянусь не давать себе покоя, пока не будет исполнено мщение, коего орудием должен быть я, и от коего, если я должен верить твоим оракулам, собственная моя судьба зависит по таинственным объяснениям, коих не могу еще проникнуть.

Едва он произнес сии слова с смятением, которое занимало почти его голос, то протянул руку, чтоб взять шпагу; в ту ж минуту иссохшие пальцы, которые ее держали, отверзлись сами, и оставили ее в его руке. В то время пламя исчезает с стремлением молнии. Порывистый ветер восстает, загашает факел и окружает Родольфа песчаным вихрем.

Душа его, взошедшая уже на самый верх ужаса, не могла снести сего последнего удара; он упал на землю в обмороке и так же почти бездушен, как и ужасный скелет, близ него лежащий. Он остался несколько времени без движения и разума, и, когда пришел опять в чувство, среди сей глубокой мрачности глаза его начинали открываться. Он почувствовал, что рука его была в скелетовой; он отдернул ее с живейшим чувствованием ужаса и, силясь еще возбудить свою смелость, он встает, слышит шум источника и ласкает себя, что шедши к стороне, откуда происходит звук, найдет проход между скалами, чрез которые он вошел в сию окружность. Но вдруг он его находит посредством света, который выходил из наружной части пещеры; он приближается и примечает многие сияния, кои колебались, следуя различному склонению, в окружностях первого входа. Ему кажется, что слышит человеческие шаги и звук оружия. В ту минуту ужасный вопль, составленный из многих вместе смешанных голосов, поражает его слух, и сквозь невнятные голоса некоторых он ясно слышит вопиющих: Кровь! Поток крови!

Пещера заколебалась тогда до своего основания: голоса теряются среди страшного шума, который, кажется, произведен был целым опровержением природы; эхи скал продолжаются и усугубляют во внутренности пещеры сей страшный шум, который потребляется и утихает постепенно; напоследок ничего более не слышно, кроме унылого журчания источника.

Сияния исчезли, но некоторый слабый свет, который еще оставался, направлял стопы кавалера. Держа непрестанно роковую шпагу, он пошел по тропинке, которая завела его в сию могилу, и когда он вышел, и был в одной части пещеры, более широкой и открытой, то увидел, что сей свет, примеченный им, происходил от факела, который остался на земле запогашенным. Будучи обрадован, нашедши огонь, он берет факел и немедленно открывает, что страшный шум, который он слышал, был произведен падением чрезмерной величины обломком скалы, под коим, смотря вблизи, увидел окровавленные члены двух раздавленных человеков. Будучи объят новым ужасом при сем страшном зрелище, он слышит позади себя глухие стенания, подобные человеческим, при последнем уже их издыхании; он трепещет. Несколько минут спустя, сии стенания опять начинают; он оборачивается и, смотря около себя, примечает вооруженного человека, распростертого на земле. При его приближении незнакомый испускал снова вздохи.

— Кто ты таков, — кричит ему Родольф, устремляя на него свои взоры, — и какое намерение завело тебя сюда?

При звуке человеческого голоса незнакомый поднимает до половины голову и открывает Родольфу черты барона Дорнгейма. Будучи в удивлении и едва могши верить своим глазам, он останавливается на минуту, смотря на него в молчании; между тем как барон, трепеща при его виде, бросается лицом к земле и поднимает руку, как бы силясь предохранить себя от вида какого-нибудь ужасного привидения.

— Куда хочешь ты меня увлещи, мстительный дух? — сказал он слабым и трепещущим голосом.

Родольф, называя его по имени, спросил, к кому относятся сии слова и кто б мог причинить ему сие столь странное внутреннее беспокойство. Но на все вопросы беспорядок его ответов заставил думать кавалера, что он лишился разума: напоследок барон, в судорожном движении, подымает еще голову и, облокотись на свою руку, неподвижным и смутным оком смотрит на Родольфа.

— Для чего бросаете вы на меня сии ужасные взоры? — сказал кавалер. — Разве вы меня не знаете?

— Я тебя знаю, — вскричал барон, — ах! я тебя весьма коротко знаю. А сию шпагу? Роковая минута, предсказанная привидением, настала, и семейство мое истреблено уже с земли.

— Сии слова, — прервал Родольф, — содержат в себе таинственный смысл, и в обстоятельствах, в которых я нахожусь, они меня слишком трогают, чтоб я мог позволить себе не принудить вас дать мне в них изъяснение. Встаньте ж и готовьтесь немедленно мне отвечать на вопросы, которые происшествия теперешнего дня дают мне смелость вам сделать.

Барон встает, как будто бы устрашенный вышнею силою, которая не позволяет ему противиться; но вдруг, снова пришедши в ужас, он вскрикивает:

— Ах, сей ужасный предмет… сия кровавая река… Спасите меня… избавьте меня ее вида!..

— Таковы-то суть ужасы преступления, — отвечал Родольф, — и вы тщетно стараетесь скрываться от страшилищ, произведенных вашею совестию, которая вас обвиняет.

— Так! это тщетно, — отвечал барон, — но если ты хочешь слышать пагубную тайну, которую должен я открыть тебе, выведи меня из сожаления с сей сцены ужаса. Здесь я не могу! Сего сделать мне невозможно! Они меня окружают — демоны мщения меня осаждают — немилосердые духи смерти, висящие над моею головою, в нетерпеливости схватить свою добычу.

Родольф весьма видел, что разум его был в величайшей расстройке, и что он не мог сделать ему порядочного повествования в сем ужасном месте, которое наполняло боязнию сердце даже и невинного. Итак, он приближается ко входу пещеры, а барон следует за ним колеблющими шагами.