Берлинские похороны - Дейтон Лен - Страница 15

— Нет, сэр, — сказал Чико. — Ей-богу, я и не подозревал, что он такой дока в сорняках.

— Чаще мы говорим — шпалерные цветы. И не называй мистера Доулиша «Бабусей».

— Да, шпалерные цветы. Мои друзья просто этого не знают.

— Однажды, Чико, — сказал я, — ты поймешь, что твои друзья из ведомства, которое ты упорно называешь Домом Войны, ничего и ни о чем не знают. Они такие же невежды, как и ты. Тебе что-то с этим надо делать. Пойди в библиотеку и почитай книжку.

— Вы, сэр, какую-нибудь определенную книжку имеете в виду?

— Начни с буквы А на ближайшей к двери полке и посмотри, что у тебя получится к Рождеству.

— Вы шутите, сэр.

— Я никогда не шучу, Чико. Правда сама по себе достаточно забавна. — Джин нашла то, что требовалось, в картотеке и ушла, не проронив ни слова, что обычно является дурным знаком.

Чико подошел к моему столу.

— Что это вы читаете?

— Секретные материалы, — сказал я. — Если тебе нечего делать, почини мой электрокамин. Штепсель испортился.

— Да, сэр. Это я умею делать.

Он взял камин и развинтил штепсель с помощью шестипенсовика. Я вернулся к чтению статьи «Обогащение словарного запаса оправдывает себя».

— Что означает «единоутробный», Чико? — спросил я.

— Понятия не имею, сэр. — Он провел три года в Кембридже, катаясь на велосипеде, и не мог без жульничества разгадать кроссворд в «Дейли телеграф». Помолчав, он принялся рассказывать мне содержание кинофильма, который посмотрел накануне. Я записал название.

Чико протянул мне штепсель.

Маленький винтик закатился под ваш стол, — сказал Чико.

— Черт с ним, Чико, — сказал я. — Свежий воздух мне не помешает.

Он направился к двери.

— Забери свою чертову папку, — сказал я. — Мне ты ее не всучишь.

Зазвонил городской телефон. Это был обычный телефон, без фокусов, мы зарегистрировали его на Бюро по трудоустройству отставных офицеров.

— Это Сам, — сказали в трубке.

— Сам... Сам...

— Саманта, — подсказала она. — Саманта Стил.

— Привет, как ваши дела?

— Вам лучше знать, — сказала она.

— Без бровей вы ничуть не хуже, — сказал я.

— То же самое заявил мне сегодня молочник.

— Умный человек.

— Вы придете?

— Да, сейчас приду и заберу вас.

— Приходите, но планов особых не стройте.

Глава 14

«Поправляю» — шахматист произносит это слово, когда дотрагивается до фигуры, но хода не делает.

Лондон, пятница, 11 октября

Саманта жила в районе, который инструкторы вождения машин выбирают для отработки маневрирования. За сикертовскими[17] затонами Камден-тауна находился район тихих домов, где когда-то жили любовницы тех викторианских бизнесменов, которые не могли содержать их в Хэмпстеде.

В глубине парка стоял увитый плющом замок, современная вывеска «Хитвью-хауз — квартиры с гостиничным обслуживанием» выглядела странно на готическом портале. Неподвижные скульптуры в зарослях кустарника были похожи на партизан в джунглях. Я толкнул бирюзовую парадную дверь и вошел в холл. Сквозь витражи свет падал на мраморный пол ярко-чернильными пятнами. Тот, кто разгородил замок на квартиры, заработал достаточно денег, чтобы украсить холл эстампами в рамках и живыми цветами. Высокое резное готическое окно с рисунком больших желтых цветов освещало лестницу. В столбах света стояли пылинки. Поднимаясь по лестнице, я, видимо, напоминал муху в янтаре.

На двери наверху висела машинописная карточка: «С. Стил». Я нажал на звонок, изнутри раздался ксилофонный перезвон.

Открывшая дверь Саманта Стил была в банном халате и тюрбане из полотенца.

— Кто вы такой? — сказала она. — Вы от Фуллера Браша?

— Я из «Америкэн экспресс»[18], — сказал я. — Местную воду пить можно.

— Я была в ванной, — сказала она.

— Может, я могу помочь.

— Да, — сказала она. — Идите и приготовьте два коктейля, один принесите мне.

Я пошел в гостиную. Густой ковер покрывал всю большую комнату с задрапированными шелком стенами. Бар находился в углу. Я открыл дверцу, и мне в лицо ударил розовый неоновый свет. Я порылся среди множества бутылок, приготовил мартини и бросил в него кусочек льда.

Ванная представляла собой сплошные мозаики и лучистое отопление. На низеньком мраморном столике стояли десятка три лосьонов и пудр, над столиком висело громадное розовое зеркало и множество сверкающих душевых приспособлений.

Сама ванная была сделана из какого-то черного камня. В ванной лежала Саманта в полудюжине браслетов и жемчужных ожерелий.

— Не стойте там. Дайте мне выпить, — сказала Сам. Она была не очень высокой, но чтобы рассмотреть ее в горизонтальном положении и в черной ванне, требовалось время. Я спросил:

— Вы всегда принимаете ванну со своими причиндалами?

Она ухмыльнулась.

— С причиндалами всегда, а вот с украшениями — время от времени. — Она отхлебнула из бокала — Какую дрянь вы туда налили?

— Вермут и джин, — сказал я.

— Отвратительно, — сказала она. — Вылейте эту гадость и приготовьте мне другой коктейль.

Я принес ей более крепкий коктейль. Она проглотила его залпом, выбралась из ванны и прошла по ковру, роняя капли воды и сверкая серебром, бриллиантами и мокрой кожей. Потом начала одеваться быстро и безучастно.

— Поставьте какую-нибудь музыку, — крикнула она, завернувшись в большое красное полотенце. Я открыл проигрыватель и включил его. Звукосниматель плавно проплыл над черным диском, и Клэр Остин запела «Я разделалась с любовью», все было предусмотрено. Сам взяла сигареты, я приготовился дать ей прикурить.

— Не смейте. Этого не надо, дружище.

— Я только хотел дать вам прикурить, — сказал я.

— Я справлюсь, — сказала она и щелкнула по пачке «Кэмела», потом взяла сигарету, в рот и прикурила Глубоко затянувшись, она выпустила большое теплое веселое облако дыма. Я сидел на диване, она внимательно рассматривала меня своими большущими глазищами. Комната была обставлена дорого и обезличенно, так обычно домовладельцы обставляют квартиры для состоятельных иностранцев. В ней было много настольных ламп с сатиновыми абажурами и громадных стеклянных пепельниц. Сам подошла к дивану, на котором я сидел.

— Вы — лучшее, что со мной произошло в этом вшивом городе, — сказала она. — Где вы прятались?

— Я ждал вас у здания «Заморской лиги», — сказал я. — А вы так и не появились.

Она села рядом со мной. Кожа ее была теплой и влажной, тело пахло свежим тальком и зубной пастой «Пепсодент».

— Можете поцеловать меня, — сказала она, откинув голову на спинку и закрыв глаза. Я неспешно поцеловал ее.

Она вскочила на ноги.

— Я вам не смятая пятифунтовая банкнота, — сказала она. — Меня не надо разглаживать.

Она подошла к бару, обняв себя за плечи и придерживая локтями полотенце. Налив себе выпивку, она обернулась ко мне с очаровательной широкой улыбкой — с такой рекламируют зубную пасту.

— На рынке появился новый транквилизатор, он не успокаивает...

— А заставляет тебя получать удовольствие от напряжения, — закончил я хмуро. Она кивнула и поднесла бокал ко рту.

— Мы не в женском клубе, — сказал я. — Как только вам надоест развлекать меня, тут же дайте знать.

Она снова кивнула и посмотрела на меня долгим тяжелым взглядом. Проигрыватель продолжал петь шелково-наждачным голосом Клэр Остин.

— Хватит дуться, одевайтесь, — сказал я. Она подошла ко мне и стала коленями на диван. Ее серые глаза под широким лбом внимательно изучали мое лицо. Когда она улыбнулась, лицо ее стало чересчур морщинистым, но теперь она заговорила свежим, почти детским голосом, в котором не осталось и тени суровости.

— Если вы так хотите, — сказала она. Я нежно поцеловал ее в губы.

— Я так хочу, — сказал я. — Одевайтесь, и мы поедем посмотрим английскую деревню.

17

У. Сикерт (1860 — 1942) — глава Камден-таунской группы художников-постимпрессионистов. Камден-таун — район Лондона (примеч. перев.).

18

Крупнейшая американская туристическая фирма (примеч. перев.).