Шестеро против Шекспира. Печальные комедии современности - Шендерович Виктор - Страница 17

Рива. В Проскурове на днях был погром.

Табакмахерша. Ив Коростышеве был. И в Белой Церкви был.

Рива. А в Жмеринке – целых два.

Табакмахерша. А моей невестке скоро рожать…

Рива. Да. Я ее вчера видела. Поздравляю – у вас будет мальчик!

Табакмахерша. Все так говорят.

Рива. А что тут еще скажешь. У нее такой острый живот, будто она проглотила целую саблю. Легких ей родов!..

Расходятся по домам.

Вдруг – шум. Крики: «Бей жидов! Они здесь, ломай! Прячутся, пархатые!»

Звон разбитых стекол. Черный дым. Одним словом, погром.

Арон и Рива во дворе.

Арон (кричит). Рива, гони всех в погреб! Прячьтесь! Быстрее!

Рива. А ты?

Арон. Я спрячусь здесь, вдруг они надумают поджечь дом.

Рива. Арон!

Арон. За меня не бойся! Они меня не тронут!

Рива. Я без тебя не пойду!

Арон. Рива! Сейчас не время спорить! Беги!

Рива убегает в дом.

Рива(голос). В погреб! Все – в погреб!

Арон прячется возле дома. В руке у него охранная грамота в рамочке. Мимо дома пробегают погромщики с топорами, дубинами. По улице бежит петляя беременная женщина, а за ней пьяный петлюровец с саблей на боку, в руке у него ружье со штыком.

Беременная женщина(кричит). Помогите! Люди! Убивают! Помогите!

Петлюровец. Стий, сучка! Стий, кажу! Стий!

Арон(выскакивая петлюровцу наперерез.) Мишигинэр, вус титсты!

Петлюровец. Ах ты, морда жидовская!

Петлюровец, ткнув женщину штыком в бок, подбегает к старику Орлову и всаживает ему штык прямо в грудь. Арон падает, роняет грамоту, стекло в рамочке разбивается. Петлюровец вытаскивает саблю и рубит лежащего Арона наотмашь. Затем мгновение смотрит на своих рук дело и, пьяно смеясь, бежит дальше. Женщина встает и, зажав рукой истекающий кровью бок, бежит в дом Орловых.

Беременная женщина (кричит). Убили! Убили!

Из дома выбегают Рива и внук.

Рива. Арон! Арон!!Арон!!!

Орлов-мальчик. Дед! Вус титсты! Вус титсты!

Они плачут над Ароном. Сквозь их плач прорывается крик новорожденного и детский плач.

Женщина(которая была беременной). Мальчика, который позже родился целым и невредимым, Табакмахеры в честь старика Орлова назвали Ароном. Но случилось это уже в далекой Америке, куда соседи Орловых успели сбежать…

На авансцену выходит главный герой – Орлов, выросший тот самый мальчик Шуня или Саша, как кому нравится.

Орлов. А Шуня Орлов вырос в своего деда – такой же смелый и решительный. А еще непримиримый к врагам Советской власти, которая ему все дала. В паспорте у него было написано Орлов Шимон Лейбович, а на службе его все называли Александр Леонидович. Приказом народного комиссара внутренних дел Генриха Ягоды ему было присвоено звание майора государственной безопасности.

Пока Орлов говорит и облачается в чекистскую форму, меняется декорация. На сцене появляется условный кабинет чекиста: стол, стул, настольная лампа и портрет Сталина.

Входят Орлов и Натан Гуревич.

Гуревич. Вот он, личный кабинет новоиспеченного майора Орлова! Поздравляю, Санька!

Орлов. Натан, можно подумать – у тебя нет своего кабинета!

Гуревич. Есть, конечно! Но там мы сидим вдвоем с Ванькой Пинчуком. А вдвоем это уже не кабинет, а коммуналка!

Орлов. Учитывая, капитан Гуревич, что вы – друг детства майора Орлова, вам разрешается заходить в этот кабинет без стука!

Гуревич. Подумать только, а ведь мог бы ты, как добропорядочный еврей, сидеть сейчас в своем доме, в нашей Сквире, крутить пейсы и швейную машинку деда Арона и напевать! (Поет.) Тум бала, тум бала, тум балалайкэ, тум бала, тум бала, тум балалайкэ, тум балалайкэ, шпиль балалайкэ, шпиль балалайкэ, фрэйлех золь зайн!..

Орлов. Нет уж! Пожили наши предки без всяких прав, в черте оседлости! Хватит! Власть переменилась. Евреи теперь такие же люди, как и все. А это серое прошлое я, Натан, зачеркнул, выбросил из головы. Все выбросил и песни тоже. Я и старикам своим запрещаю даже дома на идиш говорить!

Гуревич. А думать на идиш?

Орлов. Тут что я могу сделать?! Мне самому недавно снилось, будто я с дедом Ароном говорю. Представляешь – рассказываю ему, кем стал, как с врагами борюсь. А потом вдруг понимаю, что говорю-то я с ним по-еврейски.

Гуревич. И что дальше?

Орлов. Жена меня разбудила. Испугалась, что я во сне разговариваю!

Гуревич. Выходит, Саня, «отречемся от старого мира»… А я только в прошлое воскресенье в Сквиру съездил.

Орлов. Зачем? По работе?

Гуревич. Нет…Так… Могилки проведать. Посмотреть…

Орлов. Ну, и как там?

Гуревич. Нормально… Живут люди. Ты Галю-молочницу помнишь?

Орлов. Конечно! Галя Червяк.

Гуревич. Добрыйвечер.

Орлов. Чего «Добрый вечер»?

Гуревич. Фамилия у нее теперь такая. Замуж она вышла. И на зоотехника выучилась.

Орлов. Правильно! Она – бойкая была… Добрыйвечер – а чего, тоже неплохая фамилия.

Гуревич. А сейчас, оказывается, она – здесь, в Киеве.

Орлов. Замминистра сельского хозяйства?

Гуревич. Нет… В психбольнице лежит.

Орлов. Не понял?

Гуревич. Зоотехником она работала в крупном хозяйстве. А весной вдруг падеж скота у них начался. И отчего – непонятно! Она и решила, что ее во вредительстве обвинят. Вот, не выдержала… Съехали мозги в сторону.

Орлов. Жалко, красивая баба была… Но глупая. Не виновата – никто бы ее не осудил… Я думаю.