Долг и верность (СИ) - "Малефисенна" - Страница 32

— Да-а-а. Плохо, — протянул куратор и, глянув на без движений лежащего на спине Ариэна, закрыл дверь. — Братик-то мой тоже перебрал, братишка. Вот уж кого хмель точно не должен был брать. Как ни приеду навестить, а все! Все одно и тоже! Надоел, слабак, — его слова все больше и больше становились несвязным потоком, а огонь в глазах постепенно утихал. Значит, тоже мечтает поскорее залечь и отоспаться. — Это же надо было… так вляпаться с кутежами на рабский договор и не научиться пить, а? — вновь начал распаляться он, но в голосе проступила какая-то слишком неуместная обреченность.

Сил на то, чтобы заглянуть в его голову сквозь уже не глухую стену, не было. И желания видеть всю эту грязь — тоже. Я хотела только одного: прорубить к чертям эту дверь и поднять с грязного пола Ариэна. Он держался. Держался так, как я и не думала, до последнего скрывая всю боль в себе, выгибаясь в пояснице и впиваясь руками в цепи, втягивая сквозь сжатые зубы воздух в первые секунды после каждого удара. А потом закричал. Я до сих пор чувствовала тепло металлического прута — даже через толстую кожаную перчатку, — слышала шипение вытекающего глазного яблока. А куратор хотел все больше и больше. Больше боли, больше криков. Хотел слышать мольбу и видеть на моем лице удовлетворение. Больной психопат.

Зачем было столько жертвовать, терпеть, если все усилия ничего не стоили? Злость заставила собраться и тихо впечатать кулак в стену. На одного смертника больше, или сразу на шесть. Так и будет.

Оступившись, я несильно ударилась плечом о стену, стараясь выглядеть как можно более невменяемой. Нужно вернуться в трактир до утра, нужно придумать что-то новое. Что угодно, пока еще есть время. И вытащить отсюда всех. Мысли путались, как и слова. Запах крови ни с чем нельзя спутать: так сильно он дурманил голову.

Я ненавидела куратора, ненавидела себя, эту тюрьму, город, этот ублюдский мир, в котором просто невозможно выжить и остаться собой. Я не была таким человеком! Я не сдирала с людей кожу, не убивала, не пытала, не бросала в тюремных клетках. Но слишком быстро успела превратиться в монстра. И вот опять… По второму кругу: непроницаемая маска и отточенные движения, чужие крики и собственная невозмутимость. Только еще не приходилось ломать того, кто по-настоящему доверил мне жизнь. С Кианом все иначе: не было необходимости выжигать покорность в человеке, изначально принявшем свою судьбу. Не было нужды играть ненависть и злорадство.

Волосы выбились из уже не тугого хвоста и упали на вспотевший лоб. Так хотелось сказать глупое «прости», но не время проявлять слабость. Только не сейчас, когда отступать уже поздно. Ариэн был готов пожертвовать собственной жизнью, чтобы не выдать меня, чтобы появился шанс что-то исправить, и я должна это использовать.

— Я тебя не… отпущу. Не доедешь же, не. Тут есть комната… — медленно выговорив последнее слово, куратор замахал рукой и прокричал, сложив руки лодочкой. — Эй, там. А ну иди сюда. Проводи ее… ну, ты знаешь. Там комната рядом с начальником, — голос становился тише, как будто невнятный приказ вымотал его сильнее произошедшего за этой дверью. А я лишь растерянно смотрела на подходящего мужчину и идущего за ним встревоженного Борра, не представляя, как заставить куратора передумать. Мне нельзя здесь оставаться до утра. Надо было сразу убить Арона и Рича, но поздно жалеть о не сделанном, нужно искать выход.

— И… лекаря позови, слышишь. А то до утра падаль не доживет, вытащи, — куратор слабо пнул ногой заскрипевшую дверь, обращаясь, очевидно, к Борру. Без разбора и точности. Даже не дождавшись ответа, куратор развернулся и спешно направился в сторону кабинета начальника тюрьмы.

Тот второй — то ли надсмотрщик, то ли простой постовой — шепнул на ухо Борру что-то короткое, и они вместе прошли в пыточную. Я слышала, как с тихим стоном Ариэн дернул цепями. Через минуту его голое избитое тело осторожно перенесли в лазарет напротив. Глядя на залитое кровью лицо, я прикусила кожу над костяшкой и зажмурилась. Хорошо, что меня никто не видел.

Борр вышел, а мужчина остался корпеть над Ариэном, шипя что-то под нос про незадачливого лекаря.

— Это сделала ты? — мне хватило сил только кивнуть. — Что произошло? — напуганно и напористо спросил Борр, крепко хватая меня за руки чуть выше запястий. Его выдержка тоже трещала по швам: чего стоило невозмутимо стоять около закрытых камер и ждать.

— Ничего не вышло. Ариэн не нашел, не смог, я не знаю. Вообще не знаю, что произошло.

— Он не вернул силу? — хмурясь спросил он и опустил голову.

— Нет. Я не знаю, что делать, — вопреки необходимости и собственным усилиям паника становилась сильнее. Она была просто невыносимой. Отталкиваясь от стены, я выпрямилась и не без труда сделала шаг в сторону: туда, куда и указал куратор. Пусть его здесь не было, я сомневалась, что меня без труда отсюда выпустят: уже успела убедиться, что он всегда мыслит на несколько шагов вперед. — Что вы хотели сделать, какой план?

— Его… его не было. В городе никто не держал в руках настоящего оружия, только топоры и пилы. Мы хотели расшатать толпу, но…

— Господи… — протянула я, хватаясь за ручку двери. Все, что он пытался сказать, ни к чему не вело. Хаос не поможет спрятаться от стрел и отразить удары мечей.

Из-за двери быстро выскочил мальчишка и, низко поклонившись, почти слился со стеной. От его нервных движений только сильнее начинало мутить, но я сдержалась. Мельком оглядела запыхавшегося ребенка, очевидно, готовившего комнату для ночлега. Лишние глаза и уши мне здесь ни к чему.

— Иди, выспись.

— Благодарю… госпожа, — мальчишка помедлил и, поклонившись еще ниже, исчез в темноте узкого коридора. Видно, научился ориентироваться без света.

Зайдя внутрь, я почти не глядя опустилась на расстеленную узкую кровать и раскинула в стороны руки. И лишь потом вспомнила о желании оттереть запекшуюся кровь.

— Что нам делать? — Борр уперся в стену и сложил на груди руки. В свете одного канделябра я почти не видела его лица и в итоге просто запрокинула голову.

— Какое у вас оружие?

— Только мечи. Мы бы могли разбить стражу на площади, нам бы хватило сил, если бы не стрелки. Они меткие. И завесы никакой нет, чтобы спрятаться. Если еще солнце будет, а так погода бы помо…

— Что ты сказал? — я быстро прервала его, не слыша последних обрывистых предложений и стараясь не потерять еще не сформировавшуюся идею. Села на край кровати и схватила руками доску каркаса.

— Когда?

— Завеса? Завеса, да? Клубы пыли или дыма, или… Чтобы они не увидели, по кому стрелять, или чтобы сбить, тоже… — запоздало проговаривала я мысли вслух, слишком бессвязные и нерасторопные. Вот он, выход! Только так. Никто ведь не поймет. Это словно молния, словно гнев самой Природы. Словно…

По крупицам, маленьким-маленьким зернышкам всплыло мое прошлое, которое я так часто от себя отгоняла. Детская шалость, стоившая кропотливой работы, разрушенной собачьей будки и сильного нагоняя. Память с трудом, но все же подсказывала компоненты и их сочетание. Это и был выход, если только все сделать правильно, если суметь объяснить, если вспомнить и убедиться, что все найдется быстро. Лишь бы только не пошел дождь.

— Слушай меня очень внимательно и запоминай.

Борр коротко кивнул — без особой надежды, но и без скептицизма. Хотя слушать был готов в полной мере. В голове прорисовывался порядок действий — бадьи с высохшими отходами в конюшне, та болотистая местность, где среди сосен выросли не смолистые породы деревьев, зелейная лавка, в которой наверняка можно было найти необходимое — и я не без труда пыталась перечислить все так, чтобы звучало достаточно реально и понятно. Я говорила медленно и уверенно, и с каждым моим осторожно подобранным словом его брови все больше и больше поднимались вверх.

Киан

Стараясь не обращать внимание на не совсем нормальное поведение собеседника, который уже слишком много времени что-то бормотал, наматывая круги по тесной камере, я настойчиво повторил единственный интересующий меня вопрос: