Долг и верность (СИ) - "Малефисенна" - Страница 36

Взгляд заскользил по незнакомым лицам. Под коротким навесом у самого края помоста на стульях расположились знакомые. Эвели. Ищейка. Наши взгляды встретились: замутненный мой и ее сосредоточенный. И даже так я без сомнений увидел в ее глазах отражение себя. Она поджала губы, брови едва заметно дернулись к переносице, и она медленно склонила передо мной голову. В нашем противостоянии так и не осталось победителя.

Смутно знакомый мужчина сидел рядом, положив нога на ногу, и ни на секунду не переставал смотреть на Эвели. Знакомый взгляд. Мои пытки уже закончились, ее — только начинаются. Но, вспоминая все произошедшее за эту ночь, даже издали чувствуя напряжение ищейки, я улыбнулся. Так, чтобы было заметно только ей. Потому что не сомневался, скоро мы снова встретимся. Совсем скоро.

Кто-то впереди зачитывал приговор, крики протеста так и не зазвучали. Едва слышно рядом со мной гремели цепи кандалов, а я продолжал любоваться небом. Чистым и вечным. И не позволял мыслям разжигать внутри огонь. Если судьба так распорядилась моей жизнью, я не посмею перечить.

На шею медленно накинули петлю, и я вновь опустил глаза на ищейку. Больше она не смотрела в мою сторону, опустила напряженные ладони на колени и с отчаянной надеждой разглядывала что-то в толпе. Я не хотел знать, что случилось с остальными. В конце концов, это ничего не меняло. Зудящая боль в теле становилась сильнее, но я не смог сжать ослабшие руки в кулаки. Метки просились наружу, но я почему-то все еще пытался их удержать.

Послышался тихий скрип, с которым для слишком низкого мальчишки пододвигали табуретку. На глаза впервые навернулись слезы с воспоминаниями о том, чего мы хотели. Ради чего забыли обо всем и доверились друг другу. Вспомнился разговор, когда я позволил себе рассказать часть самого страшного и невыносимого прошлого, вспомнился дерганый лидер ополчения: совсем зеленый и, тем не менее, готовый рискнуть всем. Вспомнился Киан, напомнивший о том, кто я такой и кем должен быть. Маркус, для которого, как и для меня, свобода оказалась важнее жизни.

Петля на шее затянулась до предела, стирая нежную кожу. Я оглядел тех, кто стоял рядом. Им было страшно. Помятые грязные юбки и спутанные волосы чуть колыхал появившийся слабый ветер. Палач, скрывший свое лицо под маской, схватился за рычаг и оглянулся на куратора.

Я расслабленно закрыл глаз. В детстве мать всегда читала мне колыбельную. Она помогала уснуть, как только смыкаешь глаза и касаешься мягкой подушки, пахнущей чем-то душистым и таким родным.

Спустя столько лет, я до сих пор хорошо это помнил.

«Бело-солнце взойдет на западе,

И продолжит свой путь к востоку». — Ее нежный мелодичный голос.

— …приговор будет…

«И согреет лучами странника,

И отгонит его тревогу». — Убаюкивающий и успокаивающий.

— …приведен в исполнение…

«Бело-солнце обнимет ласково,

И растопит любые путы». — Каждую ночь.

— …сегодня…

«И простит за сомненья каждого,

Засыпай и считай минуты».

Я хотел услышать его снова. В последний раз. Как я хотел…

Искры рассекли застоявшийся воздух. Глухой свист, и я оторвался от таких теплых воспоминаний, чтобы в следующее мгновение услышать оглушительный гром прямо под ногами. Отовсюду. Увидеть разлетающиеся щепки подпорок помоста и черные плотные клубы дыма. Веревка натянулась, впиваясь в шею.

Эвели

Рвануло с такой силой, что вся конструкция пришла в движение. В зашевелившейся толпе послышались напуганные крики. Взрывной силой меня отбросило назад, и я так и застыла на земле, пытаясь разглядеть через поднявшийся абсолютно плотный дым смертников. Слишком поздно. Дым создал завесу, но нужно было сделать раньше. Падающие на колени городские стражи и оглохшая толпа, молящая Природу о милости, не означали ничего. Когда загоревшемуся дымному пороху хватило импульса для взрыва, палач уже дернул за рычаг. От ярости захотелось кричать, броситься в это облако, прорезаемое падающими щепками, в надежде найти хоть кого-то живого.

Сквозь разорванное кольцо стражников полилась толпа, словно вода из опрокинутого сосуда. Горожане добрались до разбитого навеса, хватая меня и грохнувшегося куратора за ноги и края одежды. С крыш домов полетели стрелы. Обезумевшая толпа выхватывала оружие из ослабших рук. Мечи и щиты. В считанные секунды. Почувствовав острую боль в ноге, я отскочила и вытащила оба меча. Со всех сторон напирала толпа, почти физически придавливая к стенке здания. Куратор тоже поднялся и, опрометчиво даже не взглянув в мою сторону, схватился за оружие. Один короткий удар, и мой меч насквозь прошиб его грудную клетку. На лицо брызнула горячая кровь. Ликование и безумие. Вот, что заставляло сердце биться в бешеном предсмертном ритме. Убить всех! Скалясь и рыча, я орудовала мечом, нанося короткие смертельные удары личной охране куратора. Свистели стрелы. Толпа подтягивалась все ближе. Лица, полные ярости. Всего-то и нужно было дать повод подняться с колен, и показались острые зубы.

Бросив оружие, я упала на колени.

— Я тоже заслужила смерть!

Мой крик пропал в общем гуле, наконечник шальной стрелы насквозь пронзил правое плечо.

Дым оседал к земле, обнажая скопленья досок. Меня повалили на землю. Десятки рук, причиняющие боль. Но я ничего не чувствовала. Дышать становилось нечем, легкие зажали в тиски, не было смысла сопротивляться.

Когда огонь, захвативший соседние навесы, угас, раздался крик. Раскатистый и протяжный, словно гром. Люди вокруг меня застыли и обернулись в сторону полуразрушенного эшафота. Подтягиваясь за чужие руки и плечи, я неловко поднялась на ноги, стирая с лица кровь. В самом центре покрытый поднявшейся грязью, на коленях стоял Ариэн. Рядом с ним поднимались выжившие, сдергивая с себя уже свободными руками петли. Летящие в их сторону стрелы на миг буквально застыли в воздухе и продолжали висеть, пока толпа ошарашенно замыкалась вокруг.

— Темный! — выкрикнул кто-то совсем рядом со мной.

Все внимание было сосредоточено только на нем. На выставленных вперед руках со вздутыми венами, на искаженном от напряжения и боли лице, на текущем по полуобнаженному телу поте. Крича что-то на не известном мне языке, Ариэн поднялся на ноги, и десятки стрел посыпались на землю.

Толпа пришла в движение, разгребая на своем пути остатки досок и перегородок, и меня несло вместе с ней. Одна из тысячи, что вдруг стала словно невидимой. Выставив в стороны локти, я крепко соединила на груди руки и наконец смогла вдохнуть желанный воздух. Ноги почти не касались земли. На следующей волне меня швырнуло вперед. Поморщившись, я быстрым движением вырвала стрелу из плеча. На рану не оставалось времени. Шагая вперед, как завороженная, я разглядывала живых женщин и детей, сломанные нечеловеческим инструментом кандалы и обуглившиеся доски. И наконец-то увидела с трудом удерживаемого на ногах Ариэна. Две девушки крепко вцепились в его руки, не давая упасть. Я побежала вперед, пока еще оставалась надежда уйти.

Все живы. Мы смогли. Сделали. Я не верила, но смотря по сторонам… чувствовала не просто радость. Будто кто-то там наверху дал мне вторую жизнь.

Быстро поднимая ладонями его упавшую на грудь голову, я осипшим голосом прокричала:

— Ты сделал! Ты это сделал!!! — Ариэн дернулся и резко выпрямился, освободившейся рукой сдергивая съехавшую на оба глаза повязку. Его раны не исчезли, опять начиная кровоточить. На руках проступили метки. — Надо уходить.

Крепко схватив мою руку, Ариэн кивнул и ошалело огляделся вокруг себя. Люди в первых рядах неуверенно глядели друг на друга, самые смелые подошли ближе, помогая подняться остальным приговоренным, и сразу же падали на колени, склоняясь к самой земле в благодарность за то, что сотворил Ариэн. Словно увидели бога.

***

Шум на городской площади долетел до тюремных стен с опозданием, и, когда быстро подобравшиеся постовые носились по коридорам и гремели собираемым оружием, я быстро пробралась внутрь. Слишком большой хаос, слишком много вопросов, чтобы задерживаться на мне взглядом. Из оружия остался только кинжал, и я поспешила его вытащить и завести руку за спину. На дороге нас поймал раненый Борр и, несмотря на заливающую глаз кровь, без промедлений помог почти отключившемуся Ариэну. Я знала, что одной мне будет проще вытащить из тюрьмы Киана и Маука. Узнать бы еще, где они.