Железный старик и Екатерина (СИ) - Шапко Владимир Макарович - Страница 31

     – Так можно уже посеять редиску и морковку. Самое время, Сергей Петрович. Даже Рома вычитал об этом. Вчера звонил, – добавила для достоверности.

     Старик от имени «Рома» – качнулся. Так в боксе откидываются, получив удар. К примеру, левый хук.

     Пришёл в себя:

     – Конечно, Екатерина Ивановна. Завтра в девять. Жду вас на остановке. Вы знаете, на какой.

<p>

 </p>

     На дачу ехали плечом к плечу. С рюкзаком и большой сумкой на коленях. Городскова была в штормовке. Платок на голове повязан по-пиратски – лихо.

     Через час прибыли на место. Солнце было ярким, но обдувал ветерок, и было свежо, не жарко.

     Старик Свищёв, выйдя в свой двор по нужде, опять раскрыл рот: теперь уже дом Дмитриева стоял будто весь выпотрошенный. Матрацы, одеяла, старая одежда, пальто, телогрейки висели везде. На бельевых верёвках, на заборах, на сарайке. Какая-то бабёнка бегала и лупила палкой. Вот Дмитриев попа-ал, – забыто сеялась моча. Как из лейки.

     К обеду все же дошло до посадки. Дмитриев довольно умело сооружал грядки. Рыхлил граблями, ровнял. Городскова переходила за ним, тыкала палочкой, в лунки кидала по зёрнышку.

     Со своего участка Свищёв всё выглядывал. С мохнатым лицом, как с избушкой. Жена? Любовница?

     Городскова его не видела. Работая, сгибаясь, выведывала у Дмитриева о даче. Как заяц косясь на разинувшегося Свищёва, Дмитриев двигал граблями, объяснял:

     – …Я-то рос в большом городе, никаких огородов и дач у нас не было. А Надя с матерью из деревни. Когда в техникуме стали давать землю, она сразу загорелась. Подвигла меня взять шесть соток. Хотя это совсем не моё. Она с матерью копалась в огороде, я только помогал нанятому плотнику строить дом. Пилил, подносил, удерживал. Сам постепенно нахватался. Сарай, уборную, калитку, все заборы – уже сам. Можно было всё давно продать. Но память. О жене, о сыне. Да и сам привык сюда ездить. Тем более сейчас. Когда свободен как ветер.

     Екатерина спросила, любил ли Алёша бывать на даче.

     – Так он вырос здесь. С апреля по сентябрь жил здесь с бабушкой. Мы-то с Надей только в субботу-воскресенье. А он все дни здесь. И река тут под носом, и рыбалка, и лес на той стороне, и грибы там, и ягоды. И друзья здесь у него были. Как утро, как солнце – несутся на речка купаться… Думаю, что и Роме тоже здесь понравится.

     Часов в пять собрались, отправились домой. Разломанный дом Колобродова казался брошенными баррикадами. Дмитриев рассказывал его историю.

     Невольно оба думали о судьбе другого дома. Который оставили за спиной.

     Не оборачивались.

<p>

<a name="TOC_id20242014" style="color: rgb(0, 0, 0); font-family: "Times New Roman"; font-size: medium; background-color: rgb(233, 233, 233);"></a></p>

<a name="TOC_id20242016"></a>5

     Городскова готовила укол. Бодрый Звонкин уже сидел на лежаке, как всегда посмеиваясь, говорил. Рыжий хохолок его был стильным, – петушковым. Этот доживает свою жизнь весело. Не то что Дмитриев. Стариковская желчь и уныние – это не для Звонкина. Он только что сошёл с бильборда на улице. Где он, румяный гипертоник, показывал всем депозит, полученный в «Альянс банке».

     – Ложитесь, Андрей Иванович (хватит болтать!).

     Тут же кувыркнулся на бок. Задрал рубашку. Этот и умрёт на бегу, мазала спиртом Екатерина. Интересно свести их вместе. Дмитриева и Звонкина. Желчь и пламя. Что бы получилось?

     Едва придавила ватку – вскочил. Подхватил брючонки, побежал.

     – Машка – на выход! – подмигивал возле раскрытой двери Екатерине.

     Вошла его рыхлая «Машка». Зло глянула на мужа – балабол чёртов!

     Серьёзно относящаяся к своей болезни, двинулась к лежаку, опираясь на палку.

     – Ну, Машка – молоток! – прямо-таки заходился Звонкин.

     – Да уйдёшь ты отсюда или нет?.. Вы уж извините его, – откладывала костыль, устраивалась на лежаке, чтобы раздеться, «Машка».

     Улыбаясь, Екатерина Ивановна сломала ампулу, стала набирать в шприц.

<p>

 </p>

     Ближе к концу работы собрали всех в большом кабинете Вебер Ольги Герхардовны. Главврача.

     Терапевты и Толоконников с достоинством расселись вдоль длинного стола. Все они были с висящими рабочими червями фонендоскопов. Медсёстры и санитарки фонендоскопов не имели. Стояли вроде бездельниц, стеснительно заминая руки.

     Крупная женщина в белом халате не торопясь перебирала на столе бумаги. Профессионально держала сценическую паузу. На ней не было фонендоскопа. Однако по напряжённым её глазам было видно всем, что под толстым лбом с зачесанной назад мужской стрижкой идёт сейчас большая умственная работа.

     – Все собрались? Хорошо. Из департамента сегодня спустили вот эту бумагу: 1-го мая быть всем на демонстрации. Сбор в девять у нашего входа. Раздадут всем шары, ветки, плакаты и так далее. Всем понятно?

     – Но ведь вроде бы отменили парады и шествия 1-го мая, – возразил Толоконников. – Только гуляния сейчас разрешены, Ольга Герхардовна.

     – Нет. Сейчас всё возрождается. Всё будет, как прежде.

     – А если на дачу кому? – встряла Городскова.

     Опять эта Городскова! Стоит впереди всех. Расставила крепкие ноги. В синей вольной рубахе, как вольный казак.