Тупиковое звено - Дельвиг Полина Александровна - Страница 55

— Буду признателен…

Продолжая обмениваться любезностями, мужчины вышли в коридор, и вскоре их голоса затихли.

Глава 23

1

Три дня от Полетаева не поступало никакой информации. Все это время Даша болела. Она лежала в кровати роскошного гостиничного номера, соединенного с номером француза общей дверью, накрывшись двумя пуховыми одеялами, и с каменным лицом читала Ницше.

Теперь уже Филипп ухаживал за ней. Он, как мог, старался быть терпимым, однако литературно-философский выбор родственницы его явно нервировал. Принося на подносе горячее молоко, накрытое кружевной салфеточкой, и мед в хрустальной розетке, он многозначительно поглядывал на обложку, несколько раз порывался задать какой-то вопрос, но каждый раз его останавливала внутренняя деликатность и болезненное состояние подопечной.

На третий день, проверяя градусник, Филипп обнаружил, что температура упала до относительно безопасного уровня, и тогда не выдержал:

— Mon Dieu, но почему Ницше?!

Не поднимая глаз, Даша перевернула страницу.

— А что я должна читать в такой обстановке? — хрипловато спросила она. — Сказки матушки Гусыни?

— Но Ницше!

Молодая женщина опустила книгу и громко, насколько позволяло ее больное горло, произнесла:

— За неделю убили почти всех моих родственников. Я имею право читать все, что сочту необходимым. Даже «Майн кампф».

Филипп грустно покивал головой.

— Мне остается надеяться, что месье Полетаев скоро появится.

И тут же от двери послышался бодрый голос:

— Привет умирающим! Отчего такой больничный запах? В дверном проеме сиял подполковник Полетаев.

— Серж, дорогой! — Филипп бросил поднос и устремился навстречу долгожданному гостю.

Они троекратно, с большим чувством расцеловались. От неожиданности позабыв, что тяжело больна, Даша приподнялась на локте.

— Что это вы сейчас делали? — недоверчиво поинтересовалась она.

— Здоровались. — Месье Кервель выглядел удивленным. Полетаев все же чуть смущенным.

— Да вы с ума сошли! — Даша скинула одеяло и попыталась встать с кровати. — Даже я при встрече с ним не целуюсь. Какая пошлость!

— Еще бы для вас это не было пошлостью! — Филипп всплеснул руками. — Женщина, читающая Ницше, вряд ли захочет целоваться с мужчиной.

— Это правда? — Полетаев устремил взгляд на обложку книги, лежащей на прикроватном столике.

— Серж, мой друг, это невыносимо! — продолжал жаловаться Филипп. — За три дня мадемуазель Быстрова прочитала «Антихристианина», — он сделал паузу и перекрестился, — «Что сказал Заратустра» и…

— За три дня? — В голосе подполковника прозвучало сомнение, — Тогда, mon cher Filippe[26], не переживайте — вряд ли Дарья Николаевна сумела усвоить материал. Ницше — автор хоть и спорный, но все же требует некоего умственного напряжения, а главное — времени на осмысление.

— Ха-ха-ха! — Даша состроила рожу. — Я уже давным-давно все осмыслила. Еще в университете. Просто захотелось рассмотреть некоторые его воззрения под иным углом. В свете новых общественных изменений.

— И подумать только, на что ты тратила свою молодость! — Подполковник присел в кресло и закинул ногу на ногу. — Стоит ли удивляться, что ты есть то, что есть.

Даша надулась:

— Дурак!

В ответ подполковник добродушно рассмеялся:

— Разве Заратустра не говорил тебе, что сквернословить некрасиво?

— Отстань. — Не обращая внимания на мужчин, Даша встала и завернулась в толстый стеганный халат — подарок заботливого дядюшки. — Смотрю, ты в хорошем настроении. Надо понимать, что все три дня прошли с пользой?

— Безусловно. — Полетаев с достоинством кивнул. — Я работал. На работе.

— То есть?

— То есть выполнял свои прямые обязанности. И никто мне не мешал этим заниматься. Блаженство!

Даша помрачнела:

— Значит, ты ничего нового так и не узнал? Подполковник пожал плечами:

— Узнал, не узнал… Какое это имеет значение? К моим рекомендациям ты все равно не прислушиваешься.

— «Рекомендациям»! — фыркнула молодая женщина. — Можно подумать, ты специалист по правильному питанию…

Ей страшно не нравилось легкомысленное настроение эфэсбэшника. Это могло означать все что угодно: от обнаружения последним новых фактов до полного бездействия в течение трех суток.

— Так я и не навязываюсь. — Полетаев делал вид, что не замечает ее нервозности. — Чем сегодня займемся? Может сходим в Большой? — И тут же расстроенно всплеснул руками: — Ах нет, боюсь Большой театр нам не подойдет.

— Но почему? — вежливо, с легким оттенком обеспокоенности, поинтересовался Филипп.

— Насколько мне известно, Вагнера там пока не дают.

— А при чем здесь Вагнер?

— Как — при чем? Вы только представьте: после трех дней общения с Заратустрой — массированный артобстрел «Валькирий». — Полетаев взмахнул воображаемой дирижерской палочкой: — Пам-пара-ра, пам-пара-ра! Бум!

— Очень впечатляет. — Кервель украдкой посмотрел на Дашу. — Но я, откровенно говоря, в музыке предпочитаю менее монументальные композиции.

— Филипп, дорогой, — Даша заставила себя улыбнуться, — не принимайте сказанное близко к сердцу. Дайте нашему бравому подполковнику поупражняться в остроумии и заодно продемонстрировать широту своего кругозора. Скажите, разве сможет какой-нибудь господин из ЦРУ вот так вот, мимоходом, напеть Вагнера? Или, к примеру, найти шесть различий между Заратустрой и «Коза нострой»? Да ни в жизнь! А вот наш боец невидимого фронта — запросто!

И она указала на подполковника тем широким жестом, каким обычно памятники Ленину указывали на здания горсовета.

— Нет, просто удивительно — как с такими талантами — и только подполковник…

— Удивительно, как я с такими знакомыми еще не рядовой, — с недоброй полуулыбкой парировал Полетаев.

Он еще был вежлив, но темно-синие глаза уже напоминали грозовое небо.

— Остается молить Бога и надеяться, что долготерпение моего начальства окажется вечным.

— Я тоже на это очень надеюсь, — с готовностью подхватила Даша. — Иначе очень тяжело будет понять: за что же получает зарплату человек, не могущий сыскать даже собственного носа между глаз.

Последняя реплика почему-то особенно сильно задела Полетаева.

— Дарья Николаевна, мне кажется, что вы не правильно расцениваете мое отношение. Я вовсе не нанимался к вам в подручные, — в голосе «все еще подполковника» появилась легкая вибрация, — и плясать под вашу дудку не собираюсь.

— Разве вы, Сергей Павлович, не давали присягу защищать свой народ? — Даша ехидно прищурилась. — Между прочим, я — его часть.

— Защищать я готов и часть, и целое, но при этом не собираюсь становиться инструментом для незаконного обогащения некоторых граждан. Которых, по совести, и гражданами-то назвать затруднительно…

— Я не пойму, ты на что намекаешь? — ощетинилась молодая женщина.

— Я не намекаю. Я прямо говорю: тебе надо, ты и ищи.

— А я и ищу!

— Вот и ищи. И не впутывай меня в свои махинации. Побледнев в тон подаренному халату, Даша прошипела:

— Какие это махинации ты имеешь в виду?

— Эти смерти выгодны твоему отцу не меньше, чем…

— Не смей говорить о моем отце подобные гадости! Даша почувствовала, как температура опять поползла вверх. Спина моментально взмокла, ей не хватало дыхания и слов.

— Если эти люди действительно были убиты, то сделать это мог только один человек: пропавший Алексей Скуратов.

— Ты найди его сначала. — Полетаев сверкнул синими глазами и скрестил руки на груди.

— Найду, не переживай! — рыкнула Даша.

— Как бы эта встреча не стала для тебя последней.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что сказал.

Филипп растерянно переводил взгляд с одного на другого. Создавалось впечатление, что он впервые в своей жизни принимает участие в скандале.

26

Мой дорогой Филипп (фр.).