Книга алхимика
(Роман) - Уильямс Адам - Страница 35

Наши кони тоже хотели сорваться вскачь, и нам потребовалось немало усилий, чтобы удержать их на месте. Азиз скакал вперед-назад вдоль строя наших воинов и кричал: «Стоять! Всем стоять! Ждать приказа!»

Когда я увидел, что происходит внизу, моя кожа покрылась мурашками. Сарагоссцы врубились во вражеский строй, походя разметав конников, пытавшихся преградить им путь. Благодаря набранной ими скорости эффект был словно от раскаленного ножа, вонзенного в кусок масла. Я поймал себя на том, что вспоминаю о Саиде и его уроках. Мне показалось, что я словно наяву слышу его голос: «Когда сила с большой скоростью сталкивается с массой в состоянии покоя…» Однако то, что творилось у подножия холма, не подчинялось законам точных наук.

Напрасно я волновался, представляя вражеское войско массой в состоянии покоя. Конница неприятеля не выдержала первого же удара. Конники в арьергарде развернули лошадей и кинулись наутек, однако в царящем хаосе далеко не все могли позволить себе подобную роскошь. Началось смертоубийство. Сид все время оставался на виду, что было неудивительно при его габаритах. Он уже успел лишиться копья и теперь орудовал топором, который вздымался и опускался подобно кузнечному молоту, круша людей и лошадей. Сарагоссцы старались не отставать от него, размахивая кривыми арабскими саблями.

— Схватка началась! — закричал Паладон. — Азиз, давай в атаку? Ну же!

Принц покачал головой. Встав в стременах, он пристально вглядывался в кипящий бой. Чтобы не попасть в своих, наши лучники теперь стреляли во вражескую пехоту и конницу, располагавшуюся на фланге, который находился напротив нас.

Буквально за несколько минут Сид сломил сопротивление, прорвавшись сквозь строй. Подобно реке, разветвляющейся на два рукава, разделилось и его войско. Сид с половиной всех своих конников свернул налево, а оставшиеся продолжили продвижение вперед, преследуя бегущего противника. Павшие духом вражеские пехотинцы, заметив опасность, надвигавшуюся на них с фланга, попытались выставить пики и копья, но это не смогло остановить Сида. Снова заработал топор.

— Азиз! — заорал Паладон.

— Стоять!

На левом фланге вражеское войско сумело восстановить порядок — всадники разворачивали лошадей к Сиду.

— Давай! — во всю силу своих легких крикнул Азиз и пустил коня вскачь.

Резкий рывок, который чуть не вышиб меня из седла, — и я уже лечу как ветер вниз по склону холма. Кое-кто из воинов обогнал меня. Я испугался, что меня случайно толкнут и я упаду, и потому сосредоточился на том, чтобы усидеть на коне. В первые же несколько мгновений я обронил и щит, и копье. Вцепившись в поводья, я прикладывал все усилия, чтобы мой конь не налетел на толстый круп лошади, скакавшей впереди меня. «А где же кольцо воинов, которые должны нас защищать? — лихорадочно думал я. — Где Паладон? Где Азиз?» Я не имел ни малейшего понятия. А как же я буду сражаться? Я попытался выхватить меч, но никак не мог нащупать рукоять. Когда мне это наконец удалось, все мои усилия извлечь его оказались тщетными: ножны почему-то застряли между моей ногой и седлом. Рискуя свалиться на землю, я привстал в стременах и высвободил ножны. Меч легко выскользнул из них и тут же исчез где-то под копытами моего коня. Вслед за ним едва не последовал и я. Чтобы удержаться в седле, мне пришлось вцепиться в гриву. В отчаянии я нащупал на поясе маленький кинжал, которым обычно чистил писчие перья. И вот, вооруженный перочинным ножиком, я помчался на врага.

Что было дальше, помню смутно. Потом мне рассказали, что Азиз идеально выбрал время для атаки — мы врубились во вражескую конницу до того, как она успела зайти во фланг к Сиду. Паладон и Азиз были на переднем крае. У них все прошло, как и было задумано, к моменту начала схватки их и впрямь окружало стальное кольцо из лучших воинов. Я же оказался с частью нашей конницы почти что в арьергарде.

Повсюду скрещивались мечи, высекая снопы искр. Что происходит? Что творится вокруг меня? Я не мог взять этого в толк. Куда ни кинь взгляд — искаженные яростью и страхом лица. Уши резали людские вопли и дикое ржание лошадей, меня мотало из стороны в сторону, отчего я ощущал себя щепкой, отданной на волю волн.

Мои воспоминания о той битве чем-то напоминают кусочки разноцветного стекла в калейдоскопе Саида. Они фрагментарны, образы распадаются и накладываются друг на друга, и каждый из них представляется мне более диким и нелепым, чем предыдущий. Двое безоружных мужчин, сцепившись, словно любовники, катаются по земле, силясь перегрызть друг другу глотки. Конник, взирающий на кончик копья, торчащий у него из груди, достает из рукава шелковый платок и деликатно пытается отереть льющуюся кровь. Вот выбитый из седла всадник ползет среди лабиринта движущихся конских ног, зажав в зубах собственную отрубленную руку. Вот двое воинов, спешившись, не обращая внимания на бой вокруг них, ссорятся из-за прекрасной выделки сапог мертвеца. Еще двое, также будто позабыв о битве, ритмично бьют друг друга в щиты. Время от времени они останавливаются, чтобы перевести дыхание, после чего принимаются за дело с новой силой. Еще один всадник, громко крича и размахивая руками, несется на всей скорости на кучку врагов, и при этом его нисколько не смущает, что он безоружен. Он сгинул без следа, изрубленный мечами и топорами в мелкое крошево. Мне казалось, что я смотрю какой-то нелепый спектакль в балагане на рыночной площади. Наверное, единственными существами, пребывавшими на поле боя в большем смятении, чем я, были лошади. Их дикие, безумные глаза глядели на это неистовство то ли непонимающе, то ли осуждающе, а с удил падала пена — розовая от летящих отовсюду брызг крови.

Меня несло куда-то, словно былинку. В какой-то момент передо мной возник вражеский воин. Он был не сильно старше меня и напуган не меньше моего. Я заорал от ужаса. Он тоже. И вдруг кто-то снес ему голову. Из отрубленной шеи ударил фонтан багряной крови. Через несколько мгновений, показавшихся мне вечностью, его тело выскользнуло из седла, а мой конь понес меня галопом — сам не знаю куда. Несколько раз мой скакун едва не упал, оступившись на трупах. Ни рук, ни ног, ни тел убитых я не помню — лишь пустые остекленевшие глаза. Потом — думаю, это было значительно позже, поскольку я потерял чувство времени, — седой воин, оказавшийся рядом, увидел перочинный ножик в моих руках и рассмеялся. Я узнал всадника. Его звали Хамидом, когда-то то он ухаживал за моим конем.

— Вот, держи, — сказал Хамид, извлекая из ножен саблю. — Погоди, ты же должен быть…

Я не знаю, что он собирался сказать, потому что в ту же секунду позади, словно из-под земли, выросла исполинская белая лошадь, с небес будто низринулась серебряная молния, и голова Хамида раскололась на две половинки. Я увидел оба полушария его мозга прямо в разрубленной черепной коробке — совсем как на рисунках ар-Рази. Снова взметнулся топор, оборвавший жизнь Хамида, и тут я увидел кустистую бороду и выпученные глаза Сида. На его лице застыла восторженная улыбка. За миг до неминуемой гибели я понял, что рыцарь не преувеличивал. Во время боя он действительно становился одержим, превращаясь в симулякра — подобие человека. Таких существ отец называл големами — бездумными машинами, несущими смерть. И доспехи, и плащ Сида покрывала кровь. Я взмахнул перочинным ножиком. Что еще мне оставалось делать? Полагаю, комичность ситуации пробудила в сознании Сида искру разума. Топор замер аккурат над моей головой. Рыцарь озадаченно посмотрел на меня.

— Иудейский юноша? А что ты делаешь среди врагов?

— Это не враги. Вы только что убили одного из наших людей, — ответил я.

— Правда?

— Этого человека звали Хамид. Он был из Мишката.

— И кем он был?

— Конюхом.

— Ну-ну. — Сид пристально посмотрел на меня. — Что у тебя в руке?

— Перочинный ножик.

— Ну как, убил им кого-нибудь?

Я помотал головой.

— Тогда попробуй взять вместо него меч или топор. Их тут полно валяется.

— Аль-Сиди! — завопил я. — Сзади!