Книга алхимика
(Роман) - Уильямс Адам - Страница 74

— Вы все приготовили, как я велел? — тяжело дыша, спросил Саид, с трудом поднявшись на ноги. — Превосходно, просто превосходно. Все даже лучше, чем я ожидал. Лампа на восточной стене. Отлично, госпожа Джанифа. Символ Мекки. Таз и чаша для омовения. Ничуть не хуже, чем в мечети. — Тут он заметил столик с яствами у стены и ахнул. — Да вы, я погляжу, все приготовили для праздничного пира. Как же предусмотрительно с вашей стороны, госпожа Джанифа. Жду не дождусь, когда мы сможем всем этим полакомиться, однако… кхм… не могли бы вы, хотя бы на время церемонии, убрать подальше тот кувшин с вином. Выпьем, когда закончим. Только по чуть-чуть. Совсем по чуть-чуть.

— Чтобы я принесла сюда вино? Да как вы могли подумать такое? — с ехидством в голосе ответила Джанифа. Саид явно произвел на нее не самое благоприятное впечатление. — В кувшине персиковый сок с лимоном.

— Персиковый сок? — На круглом лице Саида промелькнула тень разочарования. — Отлично. Это как раз то, что нужно. — Вновь просияв, он посмотрел на нас. — Ну что ж, давайте приступим? Госпожа Джанифа, госпожа Айша, не могли бы вы взять таз с кувшином и помочь Паладону совершить омовение. Вообще-то, в этом ему должны помогать мужчины, но Аллах милостив и милосерден. Я уверен, что Он нас поймет и простит.

Джанифа наградила его испепеляющим взглядом, но когда она встала рядом с Айшой, которая уже держала в руках кубок с водой, черты ее лица успели разгладиться, а в глазах сверкали слезы радости.

Я никогда прежде не присутствовал на церемонии обращения в ислам. После долгого разговора, который у меня состоялся днем с Саидом, я ожидал, что будет происходить нечто невероятно сложное, однако то, чему я стал свидетелем, потрясло меня своей простотой. Я помнил, сколь сильно Саид преобразился во время философского диспута с аль-Газали, однако сейчас, взяв на себя роль имама, наш учитель почти не изменился. Он остался самим собой и, словно в старые добрые времена, когда мы были его учениками, терпеливо подводил Паладона к ответам, которые хотел услышать. Об остальном позаботились Айша и Джанифа. Сквозь тонкую ткань я видел очи Айши. Они, как и глаза Джанифы, сияли от счастья. Неожиданно я понял, что Айша с Джанифой напоминают мне повитух, которых я неоднократно видел, когда принимал роды с лекарем Исой. Всем своим видом они выражали Паладону поддержку и почти не скрывали радости, ведь они помогали дать начало новой жизни.

Меня глубоко тронуло смирение Паладона и достоинство, с которым он себя держал. Одетый в простую белую джеллабу, он, словно кающийся грешник, опустился перед Айшой на колени. Взгляд его при этом был тверд, а губы — крепко сжаты. Уверенно, четко и ясно он произнес слово, с которой начиналась церемония:

— Бисмиллях.

Нежно улыбаясь Айше, он протянул руки и, сперва правой левую, потом левой правую, омыл их до локтей в воде, которую ему лила из кубка любимая. Затем Паладон омыл лицо, сполоснул рот, прочистил ноздри, смочил голову ото лба к затылку и, наконец, вымыл ступни и голени. После этого он громким голосом произнес завершающую молитву:

— Свидетельствую, что нет Бога, кроме одного лишь Аллаха, у которого нет сотоварища…

Закончив, он брызнул пригоршню воды на свою джеллабу и присел на корточки, дожидаясь, когда Саид начнет задавать ему вопросы. Наш наставник тут же приступил к делу. Говорил он непринужденно, будто вел с Паладоном обычную беседу.

— Итак, Паладон, ты правильно провел омовение, верно произнес калима[63], так что теперь восемь врат рая открыты для тебя[64]. Читал ли ты Коран и понял ли мудрость, что содержится в нем?

— Настолько, насколько обычному смертному под силу уразуметь Божье послание, — тихо ответил Паладон.

— Веришь ли ты, что Коран есть предвечное и несотворенное Слово Божье?

— Да, и я верю в то, что оно было передано пророку Мухаммеду, мир ему и благословение Аллаха.

— Веришь ли ты, что Коран превосходит в своем совершенстве все предыдущие Священные Писания, в том числе и христианскую Библию, а потому отменяет любые законы, что содержатся в них?

— Верю.

— Знаешь ли ты суры[65] и можешь ли прочитать их по памяти, если я тебя об этом попрошу? Читал ли ты хадисы? Принимаешь ли ты содержащиеся в них наставления о том, как вести праведную жизнь?

На все эти вопросы Паладон ответил утвердительно.

— В таком случае настал момент, когда ты должен произнести шахаду. Засвидетельствуй искренность своей веры, Паладон!

Звенящим голосом, в котором не слышалось и тени колебания, Паладон произнес слова, знаменующие его переход в ислам:

— Ашхаду алля иляха илляЛлах, ва ашхаду анна Мухаммада-р-расулюЛлах. Я свидетельствую, что нет никого достойного поклонения, кроме Аллаха, и я свидетельствую, что Мухаммед — посланник Его.

Джанифа и Айша вздохнули, а Саид ласково улыбнулся.

— Молодец, мальчик мой, — прошептал он, — теперь ты мусульманин. Вот, собственно, и все. Достаточно сказать одну-единственную фразу, выражающую то, что у тебя на сердце. — Возвысив голос, он продолжил: — Мне выпала честь выбрать тебе новое имя, которое отныне будет свидетельствовать о том, что ты с нами — в стане правоверных. — Он достал из-за пазухи видавший виды экземпляр Корана, уголки страниц которого были сплошь загнуты, открыл и наугад ткнул пальцем. — Превосходно, — с довольным видом кивнул Саид, — о лучшем не стоило и мечтать. Мой палец указывает на суру «Йа Син». Ясин. Пробуждающий. Несущий радость. — Моргнув, он посмотрел на Айшу. — Думаю, моя милая, ты не будешь возражать. Под этим именем он и вступит с тобой в брак.

— Все равно, учитель, порой я буду называть его Паладоном, ибо он дорог мне под тем именем, которое носил, когда я с ним познакомилась, — негромко промолвила Айша дрожащим голосом. Вдруг ее глаза сверкнули и, даже несмотря на покрывало, я разглядел блеск ее белозубой улыбки. — И при этом он мой Ясин. Да-да. Он был моим Ясином с того самого первого дня, когда мы встретились. Ибо прямо с того самого первого дня он приносил и приносит мне радость.

— Я рад, что ты довольна, Айша. Доволен и я. Слава Аллаху Милостивому и Милосердному. А теперь давайте вы все вместе со мной и Ясином вознесете молитвы. Ясину, а именно так теперь мы будем его называть, в первый раз предстоит молиться вместе с уммой.

Замерев в углу комнаты, я смотрел, как все, кроме Саида, простерлись на ковре, повернувшись к лампе, указывавшей направление, в котором находилась Мекка. Пожалуй, впервые с детских лет я почувствовал свое одиночество, ибо более не мог себя отнести к иудеям, но при этом я не был ни христианином, ни мусульманином. Я уже давно махнул рукой на иудаизм, уверовав в Бога-Перводвигателя. Я смиренно произнес про себя слова собственной краткой молитвы, вознеся благодарность за то, что хотя бы раз в кои-то веки волею небесных сфер все прошло гладко. У меня, как только что у Джанифы, навернулись на глаза слезы. Я смотрел, как Паладон, следуя наставлениям Саида, кланяется, произнося изумительной красоты слова на арабском: «О Боже! Нет иных богов кроме Него, Живого, Милостивого и Милосердного!» И будто эхо, те же слова, только более тихим голосом, повторяла находившаяся рядом с ним Айша.

После завершения молитвы мы решили сделать перерыв. Все кинулись обниматься, а Джанифа дала каждому по кубку персикового сока. Паладон и Айша не могли отвести глаз друг от друга. Она держала его под руку и ворковала:

— Ясин… Мой Ясин…

— Ясин и Айша, — отвечал он, — как красиво звучат наши имена. Теперь мы будем вместе. Ты представляешь, Айша? Скоро мы будем вместе навсегда.

— Все-все, пора за дело, — захлопала в ладоши смеющаяся Джанифа. — Вот только бы оторвать нашего факиха от стола с едой!

— Я уже иду! — отозвался Саид, запихивая в рот последний финик.