Ведьма западных пустошей (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 52

— Бывало. Да у нас в школе всех пороли! Даже если не виноват — на всякий случай, вдруг что-то упустили. Знаете, как мы говорили: от субботней расправы уйду, так и воскресенье переживу.

— Так везде говорят, — улыбнулся Бастиан. В гимназии, где он учился, почти не «задавали субботок» — розги висели в каждом классе для вида. Отец всегда говорил, что человек должен понимать слова, причем с первого раза. Если к тебе идут с палкой, то ты уже скотина — и Бастиан был с ним согласен.

Пришел сторож — судя по цвету его лица и ядовитому амбре, окружавшему его фигуру, он прекрасно проводил время в компании бутыли с самогоном. Но сторож не стал высказывать неудовольствия полицмейстеру и загремел замками.

— Что ж там такое, ваша милость? — полюбопытствовал он.

— Это я у тебя хочу спросить, — откликнулся господин Арно. — Что видел за последние два дня?

Сторож выронил ключи, обернулся к полицмейстеру и обвел лицо кругом.

— Вот как есть, ваша милость, ничего! Тишина и покой, птички вон в каштанах пищат. Сова пролетала два раза, ну эта бешеная сова, которая ведьмина. Вон, на стекло нагадила. Бывают, конечно, какие-то скрипы, шорохи, но это сам дом скрипит, он уже не новенький, сами видите. Я и внимания не обращаю.

— Вспышки света? — уточнил Бастиан. — Огни, неразборчивые голоса?

Сторож нахмурился, а потом воскликнул:

— Было, ваша милость! Вот прямо сегодня утром! Я делал обход по саду, как обычно. Ну мало ли, кто забрался? И тут слышу какое-то бормотание из кустов. Бу-бу, бу-бу. Ничего не понял. Вроде по-нашему говорили, а вроде и не по-нашему. Я все осмотрел — никого.

Бастиан покачал головой.

— Ладно, открывайте.

Бывший дом Лесного принца встретил их прохладой и тишиной. Первый этаж украшала статуя короля Георга, и змей, которого владыка язвил копьем, казался маленьким и несчастным. Бастиан заглянул в пустой и темный коридор — во всех классах были открыты двери, и почему-то это навевало тоску.

Шанти быстро прошел по первому этажу, заглядывая в классы, и сказал:

— Никого. Пыль только насела немножко.

Бастиан кивнул и пошел по лестнице. Вот и новые классы, вот большая доска расписания уроков, вот кабинет директора. Никого. Гимназию закрыли на каникулы, и с тех пор здесь никто не появлялся. Тишина и полумрак давили на плечи.

На осмотр здания ушло полчаса — когда все встретились у доски для расписания, то Бастиан почувствовал себя набитым дураком. Его водили за нос, им крутили, как кукольным паяцем на веревочке, и Макс Моро, который когда-то бегал по этим коридорам и комнатам, смеялся над ним.

«Ты должен видеть, Бастиан-уродец! — услышал Бастиан стеклянный шелест его смеха. — Ты должен видеть».

— Ничего! — вздохнул господин Арно, и Шанти угрюмо добавил:

— Ничего и никого…

А Бастиан вдруг скользнул взглядом по доске и похолодел, увидев крошечную записку, приколотую булавкой. Когда они вошли сюда, доска была пустой. Господин Арно увидел, куда смотрит Бастиан, и негромко произнес:

— Этого не было.

Шанти застучал пальцами по виску. Бастиан выдернул булавку, развернул листок, который, должно быть, оторвали от забытой в классе ученической тетради, и прочел:

«Волки умрут».

***

Когда Аделин, заставив кучера почти загнать лошадь, примчалась в поместье, то обнаружила офицера Бруни и Уве, которые сидели в беседке под яблонями, пили кофе и закусывали пирожками с мясом, которые им расторопно подносила Мари. Барт и остальные слуги расположились прямо на траве, расстелив одеяла — они лениво играли в карты, но приготовленные ружья говорили о том, что вся эта лень лишь видимость, и они готовы пустить оружие в ход сразу же, как потребуется.

Аделин вздохнула с облегчением. С Уве все было в порядке, и Макс Моро до него не добрался. Может, он вообще не собирался этого делать. Может, ему нужна только Аделин.

Она вошла в беседку, села и, сделав глоток кофе, расторопно поданного Мари, поняла, насколько устала. Как можно было поверить в то, что утром у нее было море, маленькая таверна на берегу, надежда и легкокрылое чувство полета…

— Мне господин Бастиан сказал, чтоб я сюда ехал, — сообщил Бруни. Было видно, что ему как-то неловко, словно он боялся что-то испортить и сломать в благородном доме. Кофейная чашка в его лапище выглядела игрушечной. — Я примчался, а тут тишина и покой. Никакая сволочь рыла не высунула. Но я на всякий случай вон, ваших ребят вывел с ружьями. Сидим вот, чтобы никто из-за угла не прыгнул.

Уве держался спокойно и непринужденно, однако Аделин чувствовала, как в душе брата пульсирует страх. Он волновался не за себя — за нее. Доктор Холле непринужденно взял его за запястье, сосчитал пульс и удовлетворенно кивнул: все было в порядке.

— Будем надеяться, что все обойдется, — сказал Уве, стараясь говорить уверенно и весомо, как и подобает главе своего дома, пусть этот глава и номинальный. — Он безумен, как мы все успели убедиться. Но он не дурак, чтобы нападать сейчас.

— Что бы вы сделали на его месте, милорд? — поинтересовался Бруни. Уве пожал плечами.

— Я бы спрятался, а не нападал, — ответил Уве. — Переждал бы. Рано или поздно все уляжется, и тогда…

Аделин понимающе кивнула. Для Макса Моро это был бы идеальный выход из положения. Он потерял убежище, запасы артефактов, лабораторию. Полиция и Бастиан шли за ним по пятам. Самое время устроиться в каком-нибудь тихом местечке, отдохнуть и набраться сил.

Мертвый волк, пригвожденный к двери храма, стоял у нее перед глазами. Нет, Макс Моро не собирался прятаться. Он хотел нападать, Аделин чувствовала, что он идет в поместье Декар, и надеялась, что успеет ему помешать. Что у нее хватит сил.

Все началось неожиданно, и Аделин не сразу поняла, что вот оно, случилось: сын Лесного принца нанес очередной удар. Уве повернул руку и удивленно уставился на запястье.

— Что за… — растерянно произнес он и вдруг запрокинул голову к небу и застонал.

Мари шарахнулась в сторону, рассыпав с подноса пустую посуду. Слуги подскочили. Доктор Холле поднес руку к лицу, словно пытался удержать испуганный возглас, и тотчас же опустил. Офицер Бруни оторопело смотрел на Уве, не понимая, что происходит. От запястья стал подниматься дымок — легкие светлые завитки уплывали к потолку беседки, постепенно обретая зеленоватый оттенок.

А Аделин не могла отвести взгляд от растущего темного пятна на руке Уве. Те заклинания, которыми она окутала брата, растаяли; лицо Уве содрогнулось от непереносимой боли, и Аделин услышала хриплый шепот:

— Больно, Лин… Больно.

Потом Аделин и сама не могла объяснить, как это у нее получилось: за несколько мгновений она успела подняться, вытолкнуть брата из беседки, как-то умудрившись обойти офицера Бруни и доктора, и вмяла Уве в траву, не выпуская его рук. Кожа была лихорадочно горячей, Уве побледнел, и Аделин увидела, как его глаза наливаются расплавленным золотом.