Всё началось с поцелуя (СИ) - "Этранжера" - Страница 72

— Бельгин, но как вообще можно быть уверенной в любви другого человека? — грустно проговорила девушка. — Сегодня он говорит, что без ума от тебя, говорит, что будет любить всегда, ты сближаешься с ним, потом что-то в твоём характере или поступках его разочаровывает, он отдаляется и заявляет, что ваши отношения были ошибкой.

Бельгин откашлялась и чуть охрипшим голосом возразила.

— Может, ты не замечаешь, подруга, но сейчас ты транслируешь мысли той женщины.

— Да, возможно… — созналась Дефне. — Но разве это не жизненная ситуация? Это произошло с ней, может случиться и со мной.

— Конечно, так бывает. Но, как ты собираешь жить, если станешь бояться чувств только потому, что они могут разочаровать тебя или оказаться недолговременными? — горячо возразила девушка.

Её подруга неожиданно рассмеялась.

— Ты такая мудрая, словно прожила уже десять жизней. Вот интересно, откуда ты все свои философские мысли черпаешь, из книг?

— Мама и сестра меня здорово поднатаскали в этих вопросах… — рассмеялась в ответ Бельгин. — Потом, ты знаешь, когда женщины собираются вместе, большинство разговоров вертится вокруг подобных тем. Так что я наслушалась и насмотрелась… А вообще-то, когда я думаю о твоей ситуации, наблюдаю её, так сказать, со стороны, она кажется совершенно ясной: вы влюблены друг в друга, господин Омер это признал и принял, раз решился приехать к тебе, а ты всё ещё сопротивляешься. Но ненадолго, я полагаю…

— Как у тебя все просто… — вздохнула девушка. — Насчёт меня ты, возможно, права. А вот он… В нём я не уверена, может, его поступки продиктованы желанием помочь, успокоить свою совесть из-за того злосчастного поцелуя, который, как я вижу, полностью нарушил обычное течение моей жизни и неизвестно ещё к чему приведёт.

— Ну, хватит уже обманывать себя. Он приехал, потому что влюблен в тебя. А ты просто боишься… — проговорила Бельгин.

— Да, боюсь и не скрываю этого. — в запале подтвердила подруга. — Меня однажды уже бросали, и хотя я была маленькой, помню, как это больно, и сколько слёз я пролила, думая, что виновата я, что это я недостаточно хороша, если даже самые близкие люди отвернулись от меня, от нас всех.

— Ты говоришь самую настоящую глупость! — чуть не прокричала подруга. — Маленькая ты могла и не понимать причин расставания родителей и их бегства от вас. Но теперь-то ты выросла, Дефне, и должна согласиться с тем, что вы все здесь абсолютно не при чём!

— Может быть! — вдруг тихо согласилась та. — Вот только, если бы они любили нас, не смогли бы бросить. — и они обе замолчали, Бельгин не нашлась, что ответить, потому что признавала определённую правоту слов подруги. — А что ты? То, что происходит с другими ты видишь, а сама… Почему сама ничего не хочешь пробовать и пускать других людей, мужчин, в частности, в свою жизнь? Ты ведь мне так и не ответила насчёт Исо…

— У меня нет ответа… Я совсем не знаю твоего друга. — она попыталась оправдаться.

— Конечно, не знаешь, потому что даже не пытаешься сделать это. Послушай, он каждый раз справляется о тебе, из чего я делаю вывод, что Исо до сих пор ждёт. Вопрос в том, хочешь ли ты познакомиться с ним поближе. — девушка решила во что бы то ни стало получить определённый ответ. — Я могла бы тебе о нём рассказать, но гораздо лучше самой узнать человека. Бельгин, ну ты что, в самом деле… Я же не сватаю тебя, но ты могла бы сходить с ним погулять, посидеть в кафе, если, конечно, заинтересована в этом знакомстве.

Подруга хмыкнула.

— Как быстро ты направила разговор в другое русло. Ты становишься такой смелой, когда речь идёт о других, даёшь мне советы. А сама не хочешь им последовать? — помолчала и неуверенно произнесла. — Ну, хорошо, ты можешь дать Исо номер моего сотового. А там посмотрим…

Омер вернулся из дома Дефне взволнованный произошедшим, впереди его ждали два выходных дня, которые он намеревался провести в горном домике матери, захватив с собой краски и холст, чтобы немного порисовать. На днях пришло сообщение от Лауры, что на две его картины, выставленные в римской галерее, нашлись покупатели, и он дал согласие на продажу одной из них, изображавшей уголок апельсинового сада в Риме. Вторую, с видом Венеции, мужчина попросил вернуть, решив оставить её в подарок Дефне, теперь он знал причину, по которой она не смогла посетить город своей мечты, и надеялся, что картина, которая ей понравилась при посещении галереи ‒ он помнил это! ‒ несколько смягчит её разочарование. Омер вышел в сад выпить последнюю за день чашку кофе и, глядя в одну точку и улыбаясь, вспоминал, как растерянно, вверх-вниз заметались её длинные ресницы, когда он приблизил свое лицо, как, прикрыв глаза, она, в свою очередь, потянулась к нему, и какую мгновенную, острую радость он испытал, почувствовав, наконец, её нежные, мягкие губы. Эта девочка родилась для него, иначе, как можно объяснить, что за такой короткий промежуток ещё даже толком не начавшихся отношений, она приобрела такую власть над его сердцем. Он терпел проявления её упрямого, несговорчивого характера, а все эти взгляды в сторону, надутые губы и язвительные замечания, казались ему просто смешными и даже милыми. Однако, если вспомнить, сколько других девушек были за это преданы забвению… Иногда Омеру становилось не по себе, когда он понимал, что готов многим пожертвовать, лишь бы удержать эту строптивицу возле себя. Сильное беспокойство доставляла мысль о том, что девушка не поверит ему и сочтет их отношения просто игрой, рассчитанной на то, чтобы успокоить бабушку и убрать этого надоедливого друга детства из претендентов на брак с ней.

Вопрос о судьбе их отношений ещё не вставал перед ним так остро, поскольку они находились в начале их становления, одно его тревожило: Дефне отличалась от других женщин полным отсутствием опыта отношений с мужчинами, и он опасался сделать или сказать что-то, что могло бы быть неправильно ею истолковано и, в очередной раз, могло бы отвернуть девушку от него. К тому же ему приходилось жестко контролировать свое быстро растущее влечение к ней, близость с ней была столь же желанна, сколь и невозможна, Дефне оставалась невинной во всех смыслах, и рушить эту чистоту он не хотел.

Звонок в дверь отвлёк его от мыслей, в такое позднее время только два человека могли нагрянуть без предупреждения и, направляясь ко входу, он отчаянно желал, чтобы это оказался друг.

— Привет. — поздоровался Синан. — Ты один?

— А ты как думаешь? — ответил он вопросом на вопрос.

— Я рассчитывал, что мы сегодня после работы сходим куда-нибудь, пятница всё-таки… Куда ты делся? — он прошел в гостиную, оттуда выглянул в сад, словно искал кого-то.

Омер с недоумением смотрел на его передвижения.

— Чего ты мечешься? Я никого не прячу.

Синан вздохнул и вернулся в гостиную.

— Выпить есть?

Его друг молча принес бутылку виски, поставил два стакана и налил приличную порцию им обоим, они выпили и молча сидели какое-то время.

— Всё идёт наперекосяк. — начал Синан. — Я решил съездить в Измир и навестить Гюль, позвонил ей, слово за слово и я рассказал ей о Ясемин.

— Что, что ты сделал? — перебил Омер, явно поражённый этой бестактностью. — У тебя с головой всё в порядке? Ты собираешься ухаживать за прекрасной женщиной и ни с того ни с сего заводишь с ней разговор о чувствах к другой?

На лице его друга читались глубокое раскаяние и даже стыд.

— Сам не знаю, как это вышло. Ужасно, ужасно… Я, наверняка, выгляжу полным болваном в её глазах.

— И не только в её… — пробормотал Омер. — Интересно, чем ты руководствовался, донося до Гюль эту историю, о которой ей и знать-то не стоило?

Мужчина метнул на него быстрый взгляд.

— Вообще-то, кое-что случилось… Просто я не говорил тебе, видя, как ты озабочен ситуацией с Гюпсе. С того звонка в день юбилея института, Ясемин, вдруг изменилась, через два дня, поздно вечером, приехала со словами, что она соскучилась и осталась… э-э-э… на ночь, на следующий день повторилось тоже самое.