Золотой берег - Демилль Нельсон - Страница 66

— Конечно.

Вряд ли он знал, мне кажется. Я прикончил свой мартини и подозвал Чарли, обойдясь без щелканья пальцами. Заказал еще порцию.

— И шерри для этого джентльмена.

— Джентльмен предпочитает зеленый или красный шерри, сэр? — Чарли обратился с вопросом ко мне, словно я привел с собой на поводке бульдога и заказывал ему миску молока.

— Красного! — пролаял Беллароза.

Чарли исчез в одно мгновение.

В зале появились женщины, они пришли к своим мужьям или присели за столиками в ожидании супругов. Я приметил Бэрил Карлейль — она была, как всегда, со своим мужем, черт-знает-как-его-зовут. Она сидела ко мне в профиль, и я разглядывал ее, пожевывая пластмассовую трубочку для коктейлей. Хорошая баба. Бэрил повернулась ко мне, и мы обменялись взглядами, в которых можно было прочесть: «Ну что, не продолжить ли нам наши игры?»

Беллароза тоже покосился на Бэрил, затем на меня.

— О, да здесь попадаются стоящие экземпляры. Мне кажется, эта уже готова с тобой на все.

Я был рад, что он подтвердил мои предположения, однако на всякий случай сообщил ему:

— О сексе тут не говорят.

Он улыбнулся.

— Не говорят? А о чем же говорят? О деньгах?

— Мы говорим о бизнесе, но никогда о деньгах.

— Как же это?

— Это не так легко, верно. Послушай, Фрэнк, мне нужен адвокат — специалист по налогам. Не тот, который был у тебя, когда ты загремел за решетку, а тот, благодаря которому ты сейчас на свободе.

Напитки были доставлены, Беллароза помешал вишенкой в своем бокале, затем положил ее в рот.

— Мне нужен твой налоговый адвокат, — поторопил я его с ответом.

Он медленно жевал свою вишню.

— Адвокат тебе не нужен. Адвокаты необходимы, когда дело доходит до суда. А тебе нужно разобраться с этим делом еще до суда.

— Согласен. Но как?

— Прежде чем ответить на вопрос «как», надо ответить на вопрос «почему».

— На вопрос «почему» я ответ уже знаю. Я не собираюсь расставаться с тремя сотнями тысяч долларов и идти в тюрьму на несколько лет. Вот тебе «почему».

— Но ты не понимаешь «почему». Почему ты не хочешь всего этого?

— Потому что я не собирался никого обманывать.

— Вот этого не надо, парень.

Я пожал плечами и принялся за свой мартини. Я осмотрелся кругом, чтобы оценить сложившуюся обстановку. Кто-то сразу отводил взгляд, а некоторые, и в их числе Мартин Вандермеер и отец Хеннингс, посмотрели мне прямо в глаза недобрым взглядом. В противоположность им Бэрил подарила мне улыбку, она словно давала мне понять, что мы с ней можем начать все сначала. У меня было такое чувство, что возбуждение Бэрил объяснялось в первую очередь тем, что рядом со мной сидел мистер Беллароза. Бэрил из тех женщин, которые, даже находясь в браке, не прочь побаловаться со шпаной. По-моему, я был для нее сейчас воплощением ее идеалов — что-то вроде гангстера с дипломом.

Я снова взглянул на Белларозу. Видимо, мы зашли в тупик, мне предстояло отыскать ответ на вопрос «почему». Я попытался припомнить некоторые положения философии Фрэнка, изложенные им в «Альгамбре». Наконец я сказал:

— Новак сам имеет против меня зуб, вот почему. Я переспал однажды с его женой и оставил ее в горах в Кэтскилле одну во время снежной бури.

Беллароза улыбнулся.

— Вот теперь ты ближе к истине. — Он взял из вазочки горсть отвратительного сухого печенья и отправил его в рот. Я собирался как-то пожаловаться администрации клуба на это безобразие с печеньем, но с этого вечера мне, видимо, придется воздерживаться от любых жалоб.

Беллароза проглотил печенье и заговорил:

— О'кей, давай теперь я расскажу тебе, как я все это представляю. В этой стране все болтают о демократии, а, по-моему, тут идет бесконечная классовая борьба. Не веришь? Поверь, приятель, это так. Вся здешняя история — это история борьбы трех классов: высшего, среднего и низшего. Мне об этом рассказали еще тогда, когда я учился в Ла Саль. Ты понимаешь, что имел в виду мой учитель истории, когда говорил про эти вещи?

— Думаю, что понимаю, Фрэнк. Я, слава Богу, тоже учился, правда, в Йельском университете. Ну, хорошо. А как же быть с классом преступников?

— Все то же самое. Ты разве не знаешь, что есть разные классы преступников? Ты думаешь, я и «баклажан» — торговец крэком[19] — одно и то же?

Я грешным делом так и думал, но, когда он предложил взглянуть на проблему с исторической и экономической точек зрения, я понял, что ошибался. Возможно, с Фрэнком Белларозой у меня на данный момент было больше общего, чем с преподобным Хеннингсом, например, которому явно не нравились ни мои деньги, ни я сам. Я сказал:

— Жена моего сторожа, Этель, тоже сторонница теории классовой борьбы. Надо вас как-нибудь познакомить. Вот смеху-то будет.

— Да, но ты меня, видимо, не до конца понял. Это совсем не то, что в Европе с их безумными политическими партиями и болтовней. И я еще раз повторяю: у нас существует классовая борьба.

— Так вот почему Новак прицепился ко мне. Он что, коммунист?

— Что-то вроде этого. Но он, правда, вряд ли сам об этом подозревает.

— Как я не догадался? А он меня все пытался убедить, что он борец за охрану природы.

— Да. Кроме того, идет и другая война — между мерзавцами из правительства и нормальными людьми, которые не желают знаться с этим правительством. Эта война длится так же давно, как и классовая борьба. В чем тут суть? В том, что правительство изо всех сил пытается изобразить, что оно заботится о бедняках и об идиотах. И те на самом деле верят, что оно о них заботится. Capisce? И что же остается нам, людям вроде тебя и меня? Нам надо, с одной стороны, прикрывать свои яйца, чтобы их не отрезала всякая шпана, а с другой — не спускать глаз со своего кошелька, в который норовит залезть правительство. Верно?

Он был, безусловно, прав. Но когда я объясняю это своим клиентам, я употребляю другую лексику. Возможно, именно по этой причине меня всегда понимают.

Беллароза продолжал:

— Федеральная налоговая служба ополчилась против тебя вовсе не потому, что ты нарушил закон, и все такое. Если бы дело обстояло так, я бы тебе не позавидовал, но все гораздо проще. Они прицепились к тебе, потому что ты им не нравишься.

— Но, Фрэнк, — возразил я, — за тем, что они делают, чаще всего не стоит никакой философии. Это в основном случайность или бюрократическая глупость. Я знаю, я с ними сталкиваюсь каждый день. Не думаю, что ФНС или Новак ополчились лично против меня.

— Важно, с чего все начинается. А начинается с того, что они охотятся за определенными людьми. Это не случайность и не глупость, приятель. Это запланировано. А если это так, то это называется война. Поэтому, когда тип вроде Новака шьет против тебя дело, это всегда оборачивается именно личным конфликтом. Так ты его не на шутку разозлил, говоришь?

Я улыбнулся.

— Ну, совсем чуть-чуть.

— Да-а. Это твоя первая ошибка.

— Я знаю.

— Послушай, советник. Новак — это мелкая сошка, он зарабатывает тридцать, может быть, сорок тысяч в год. Ты зарабатываешь, скорее всего, в десять раз больше. Это похоже на ситуацию со мной и с Феррагамо. Тот же случай. Потому что и тот и другой находятся на государственной службе, а таких людей не следует оскорблять.

— Но он меня достал.

— Понятно. Они это делать умеют. Но послушай, Новак пошел работать в ФНС не для того, чтобы сохранять твои сбережения. Он пошел туда из-за своих принципов, и эти принципы надо понимать.

— Я понимаю.

Беллароза перегнулся ко мне через стол.

— У этого Новака есть власть, сечешь? Он способен вздрючить и тебя, и меня, да-да. И он горы свернет ради этого, ведь он не обладает этой властью больше нигде — ни в банке, ни в офисе, даже у себя дома, возможно, он — ничтожество. Какой у тебя может быть дома авторитет, если ты приносишь в год тридцать тысяч? — Беллароза посмотрел мне прямо в глаза. — Попробуй влезть в его шкуру хотя бы на один день.

19

Название одного из видов наркотиков.