Золотой берег - Демилль Нельсон - Страница 95

Если честно, иногда я испытываю такие же чувства. Сюзанна и я снова помирились, я извинился за то, что поставил под сомнение факт ее рождения от ее отца и тем самым намекнул на то, что ее мать — развратница. Но даже если Шарлотта однажды и наставила рога мужу, то что это меняло? Ведь все равно вопрос, является ли ее отец отъявленным мерзавцем или нет, остается открытым. Я, честно говоря, думаю, что является. Если я его снова встречу, я добавлю несколько дополнительных словечек к его характеристике. Сюзанна, конечно, и сама прекрасно знает, что он собой представляет, поэтому она не очень сердита на меня, она настаивает только на том, что Уильям — ее отец. Возможно.

Я продолжал жить в доме Сюзанны, не платя за постой; мы разговаривали с ней время от времени, но старались не употреблять сложных предложений и отделывались короткими репликами.

По понедельникам я ложился спать пораньше, как того требовал мистер Беллароза. По вторникам я вставал до зари и приходил к моему соседу на чашечку кофе. Сюзанна не спрашивала меня о причинах столь ранних визитов в «Альгамбру», а я, следуя инструкциям моего клиента, не говорил ей о возможности его ареста.

ФБР теперь, конечно, было в курсе того, что я превратился в адвоката Фрэнка Белларозы, но мой клиент не хотел, чтобы они знали о моих дежурствах по вторникам у него дома. По этой причине я вынужден был пробираться в «Альгамбру» по задворкам усадьбы, чтобы меня не заметили с наблюдательного поста в поместье Депоу.

Несколько раз мы с Алленом Депоу встречались в Локаст-Вэлли, и он, очевидно, не осознавая своего нравственного ничтожества, свойственного всем помощникам полицейских и стукачам, приветствовал меня так, словно мы продолжали оставаться друзьями. Когда же мы столкнулись с ним в одном из магазинов лицом к лицу, я поинтересовался:

— Ты не боишься оставлять свою жену в окружении этих типов, которые днюют и ночуют у вас в доме? Тебе ведь, кажется, часто приходится летать по делам в Чикаго.

— Они живут в дачном домике на колесах, он стоит на заднем дворе, — холодно ответил он вместо того, чтобы дать мне за такие слова по морде.

— Слушай, Аллен, могу поспорить, что как только ты уезжаешь, они все-таки залезают в твой дом под предлогом того, что им нужна то чашка воды, то стакан молока.

— Зря смеешься, Джон. Я делаю то, что считаю правильным. — Он заплатил за масло для смазки автоматов или не знаю за что и быстро вышел из магазина.

Да, возможно, он делал то, что он считал правильным. Может быть, это на самом деле было правильно. Но я также знал, что он оказался одним из тех членов клуба, кто предложил исключить меня из его рядов.

Итак, в любой день, не говоря уже про вторники, я был готов вскочить рано утром с кровати и бежать в «Альгамбру», чтобы засвидетельствовать арест Фрэнка Белларозы силами ФБР. Это ожидание возбуждало.

Стояло самое начало августа. В прошлые годы в это время я уже отдыхал в Ист-Хэмптоне. Однако вместо меня теперь там отдыхал доктор Карлтон, черт бы его побрал, — он пользовался моей мебелью, солнечными ваннами Ист-Энда и аристократическим уютом дома постройки восемнадцатого века. Я говорил с этим психиатром по телефону, чтобы поторопить его с оплатой покупки, и он спросил меня:

— Извините, мне просто интересно, почему вы так спешите?

— Моя матушка брала слишком много денег из моего банка и забывала класть их обратно. Это трудно объяснить, док. Давайте все оформим на той неделе, ладно?

Так что мне предстояло съездить еще раз в Ист-Хэмптон, а потом отдать деньги этим ищейкам из ФНС. Но другие ищейки охотились за моим клиентом, и я должен был и тут оставить их с носом. Трудно даже поверить, что всего несколько месяцев назад я жил спокойной и размеренной жизнью, порядок которой нарушался лишь редкими разводами моих приятелей, разоблачениями их амурных похождений и изредка чьей-нибудь смертью. Моей самой большой проблемой была скука.

После нашего семейного скандала у Макглейда я позвонил Лестеру Ремсену.

— Продай на двадцать тысяч моих акций или других ценных бумаг и передай чек моему секретарю в Локаст-Вэлли, — попросил я его.

— Сейчас не время продавать что-то из твоих бумаг. По ним сейчас наблюдается хороший рост. Советую тебе воздержаться от этого шага, — стал отговаривать он меня.

— Лестер, я тоже читаю «Уолл-стрит джорнэл». Делай, пожалуйста, то, о чем я тебя прошу.

— Кстати, я как раз собирался тебе звонить. У тебя есть потери…

— Большие?

— Около пяти тысяч. Если хочешь, я могу назвать точную цифру — тогда ты мне вышлешь чек, а если у тебя сейчас туго с деньгами, то можно просто продать часть твоих акций, чтобы покрыть потери.

— Продавай все, что хочешь.

— Хорошо. Твой портфель ценных бумаг сейчас не в лучшем положении.

На языке Уолл-стрит это значит: «Вы по-идиотски вложили свои деньги». Лестер и я знакомы много лет, мы отлично понимаем друг друга. А сейчас вот таким образом мы говорили о моих акциях. Я вдруг почувствовал, что меня тошнит и от акций, и от Лестера.

— Продавай все. Немедленно, — сказал я.

— Все? Почему? Сейчас на рынке затишье. Подожди до сентября, акции пойдут вверх и…

— Слушай, Лестер, мы говорим об акциях уже двадцать лет. Ты не устал от этих разговоров?

— Нет.

— А я устал. Знаешь, если бы я все эти годы занимался поисками сокровищ капитана Кидда, я потерял бы меньше денег.

— Чепуха.

— Закрывай мой счет, — сказал я и повесил трубку.

Итак, в тот день часы показывали шесть утра, был первый вторник августа, и я, одеваясь, чтобы идти к Белларозе, размышлял о том о сем. Даже если бы доктор Карлтон не жил в моем доме, я не смог бы отдыхать там этим августом, так как обещал моему клиенту быть всегда поблизости. Вероятно, для того чтобы быть уже совсем рядом, мне следовало поселиться в «Альгамбре», но вряд ли дон пожелал бы, чтобы я наблюдал за его бизнесом и его контактами с известными персонажами преступного мира. Да и я не жаждал всего этого.

Занималась заря. Я уже направлялся на мою утреннюю прогулку, держа в руках дипломат, в который в случае ареста мне предстояло уложить пять миллионов долларов наличными и в виде документов на право собственности. Это были средства для освобождения под залог.

Однажды, находясь в доме Белларозы, я уже имел возможность ознакомиться с этими документами и проверить их. Таким образом, мне удалось заглянуть в один из уголков огромной империи дона. Большинство из этих бумаг представляли собой документы на владение недвижимостью — суд без сомнения принял бы их в качестве залога. Там имелось также определенное количество именных ценных бумаг. Общая стоимость купчих и акций была около четырех миллионов долларов, этого с лихвой хватило бы для любого залога. Но для верности Беллароза заготовил еще полиэтиленовый пакет с миллионом долларов наличными.

Это была уже моя третья прогулка в «Альгамбру». Пели птицы, воздух был еще свеж после ночи. Над землей стелился туман, он доставал до уровня моих плеч, и у меня появилось странное ощущение, будто я бреду в своем костюме от «Брукс Бразерз» и с дипломатом в руках прямо в рай для белых англосаксов-протестантов.

Я дошел до бассейна, где Дева Мария продолжала созерцать языческого Нептуна. Тут из тумана вынырнула фигура. Это был Энтони, который выгуливал питбуля. Собака принялась лаять на меня.

— Доброе утро, мистер Саттер, — приветствовал он меня.

— Доброе утро, Энтони. Как себя чувствует дон?

— Он уже встал. Я провожу вас к нему.

— Спасибо, я сам дойду. — Я пошел по тропинке к дому. Энтони может быть очень любезен, если с ним познакомиться поближе.

Я подошел к заднему крыльцу дома. Вероятно, сигнализация еще не была отключена: лампочка у двери продолжала гореть. Я позвонил в звонок. Сквозь стеклянную дверь я увидел, как Винни, узнав меня, прячет под полой пиджака кобуру.

— Проходите, советник. Хозяин на кухне, — сказал он.

Я вошел с заднего входа в вестибюль и, пока пересекал его, успел заметить Ленни, водителя. Он сидел на стуле за одной из колонн и пил кофе. На нем, так же, как на Винни, был хороший костюм. Они явно ждали гостей и были готовы к поездке на Манхэттен. Как только я приблизился, Ленни встал и пробормотал приветствие — я попросил его повторить то же самое почетче. Это выглядело забавно.