Золотой берег - Демилль Нельсон - Страница 97

— А что прикажешь мне делать? Лечь и умереть от горя? Если есть дела, надо ими заниматься. Это разные вещи.

— Нет, все это взаимосвязано.

— Чепуха.

— Не забудь, что я тебя предупреждал. — Я налил себе еще кофе и стал наблюдать в окно, как из-за пелены тумана восходит солнце. Если есть дела, надо ими заниматься. Я припомнил историю из учебника, по которому мы занимались в колледже Святого Павла. В ней рассказывалось о двух римских аристократах, которые, стоя на окраине своего города, обсуждали цену участка земли, находившегося в отдалении от них. Продавец расписывал преимущества этого участка, его плодородную почву, его близость к городу. Потенциальный покупатель старался сбить цену. Наконец они ударили по рукам. Ни тот ни другой ни во время переговоров, ни после них не упомянули об одной вещи — земля, о которой шла речь, в это время находилась у неприятеля, который использовал ее в качестве плацдарма для предстоящей атаки на Рим. Мораль этой истории для учеников Древнего Рима — и, очевидно, для моих современников из колледжа Святого Павла — состояла в том, что благородные римляне (и будущие члены американского истеблишмента) должны проявлять наивысшую храбрость и уверенность в себе даже перед лицом смерти и разрушения, то есть заниматься своим делом без излишних сомнений и с непоколебимой верой в будущее. Или, как говорили мои предки, «закусив удила».

— Я не знал, что ты уже оформил документы на Стенхоп Холл, — сказал я Белларозе.

— Да. На прошлой неделе. А ты разве в этом не участвовал? Ты не помогаешь своему тестю оформлять бумаги? Какой же тогда из тебя зять? А?

— Я посчитал, что возникнет конфликт интересов, если я буду представлять его сторону в этой сделке и твою сторону на судебном процессе.

— Да? Ты в самом деле так думаешь? — Он наклонился ко мне. — Слушай, могу я сказать тебе одну вещь?

— Конечно.

— Твой тесть тот еще фрукт.

Мне в голову пришла совершенно дикая мысль. Я мог бы попросить Белларозу убрать Уильяма. А что? Это тоже сделка.

Это тебе от зятя, сукин ты сын. Бах! Бах! Бах!

— Эй, ты меня слушаешь? Я тебя спросил, как тебе удается ладить с твоим тестем?

— Он живет в Южной Каролине.

— Да? Это хорошо. Хочешь взглянуть на картину?

— Подожду, пока ее повесят.

— Мы по этому случаю устроим вечер. Сюзанна будет почетной гостьей.

— Превосходно.

— Как у нее дела? Она теперь здесь не часто появляется.

— Неужели?

— Да. Она сегодня дома? Может быть, она составит компанию Анне?

— Почему бы нет? Я, правда, не знаю, какие у нее на сегодня планы.

— Да? У тебя очень современная жена. Тебе это нравится?

— А как дела у Анны?

— Она понемногу привыкает к здешней жизни. Сейчас все ее безумные родственники разъехались, и она успокоилась. Донна Анна. — Он помолчал и как бы к слову добавил: — Насчет привидений она тоже больше не переживает. — Он недобро улыбнулся. — Тебе не стоило рассказывать ей эту дикую историю.

Я прочистил горло.

— Жаль, что она приняла это так близко к сердцу.

— Да? Черт знает что за история! Дети трахаются! Мадонна! Я ее многим рассказывал. Не знаю только, правильно ли я ее понял. Однажды я рассказал ее своему другу Джеку Вейнштейну. Отличный мужик, вроде тебя. Он утверждает, что есть такая книга. Что ты пересказал эпизод из книги. Это не история с «Альгамброй». Зачем ты это наплел?

— Чтобы повеселить твою жену.

— Что-то она не веселилась по этому поводу.

— Тогда, значит, чтобы самому повеселиться.

— Вот как? — Он продолжал смотреть на меня недобрым взглядом. — Нет, тут что-то другое. Анна думает, что ты и был тем типом, который начал лаять на нее у бассейна. Это был ты?

— Да.

— Зачем ты это сделал?

Я представил себя замурованным в бетон на дне бассейна в том случае, если я и на этот раз отвечу: «Чтобы самому позабавиться».

— Послушай, Фрэнк, прошло уже много месяцев. Забудем об этом, — предложил я.

— Я ни о чем не забываю.

Это точно.

— Ну тогда прими мои извинения.

— О'кей. Это другое дело. Учти, что другим я таких вещей не прощаю. — Он пристально посмотрел на меня и постучал по лбу рукой: — Tu sei matto. Capisce?[21]

Когда люди жестикулируют, их лучше понимаешь.

— Capisco, — ответил я.

— У всех у вас с головой не в порядке.

Мы с ним опять углубились в чтение газеты, но несколько минут спустя он обратился ко мне с вопросом:

— Сколько я плачу?

— Ничего не платишь. Это просто услуга за услугу.

— Нет. Услугу ты мне уже оказал, поговорив с Манкузо. Если спасешь меня сегодня от тюрьмы, получишь пятьдесят тысяч.

— Нет, я…

— Соглашайся, советник, ты мне еще можешь понадобиться. А то потом будем поздно: они загребут все мои денежки, обвинив меня в вымогательстве и коррупции.

Я пожал плечами.

— Ладно.

— Вот так-то лучше. Видишь, ты уже почти заработал девяносто плюс пятьдесят, даже не успев позавтракать. — Беллароза погрозил мне пальцем. — И не забудь внести эти доходы в твою декларацию, — засмеялся он.

Я тоже изобразил на лице улыбку. Пошел ты к черту, Фрэнк.

Мы еще поговорили о наших семьях.

— Твоя дочь все еще на Кубе? — поинтересовался Беллароза.

— Да.

— Если будешь звонить ей, скажи, что мне нужен четвертый номер.

— Извини, не понял.

— «Монте-Кристо», номер четыре. Я забыл сказать твоему сыну, чтобы он передал ей. Это такие большие сигары. Номер четыре.

Я не собирался спорить с ним по поводу контрабанды, поэтому просто кивнул.

— Как ты думаешь, — спросил он, — эта старушка останется жить в сторожевом домике?

— Я советовал ей именно так и сделать.

— Да? Сколько ей нужно дать, чтоб она убралась оттуда?

— Нисколько, Фрэнк. Это ее дом. Забудь об этом.

Он пожал плечами.

Я подумал, не сказать ли ему о планах Уильяма Стенхопа задействовать Фонд охраны природы, чтобы препятствовать разделу Стенхоп Холла на мелкие участки. Но понял, что не стоит этого делать. Уильям собирался поступить некрасиво, но это было бы в рамках закона — к тому же он рассказывал мне о своих планах довольно долго, прежде чем я послал его к черту.

— Что ты собираешься делать со Стенхоп Холлом? — все же полюбопытствовал я.

— Не знаю. Посмотрим.

— Там можно будет закапывать трупы.

Он улыбнулся.

— А где сейчас твой сын Тони? — спросил я его. На прошлой неделе я встретил здесь этого юного студента из Ла Саля — своей манерой держаться он мне показался очень похожим на отца. Недаром Фрэнк так гордился им. Я назвал этого мальчишку Маленьким Доном, но, конечно, только про себя.

— Я отослал его к старшему брату до конца лета, — ответил Беллароза.

— К какому старшему брату?

Он посмотрел на меня.

— Не важно к какому. Забудь, что ты про это слышал. Понял?

— Конечно. — Боже, прежде чем задавать этому человеку самые невинные вопросы, следует трижды подумать. Впрочем, богатые и известные люди часто ведут себя подобным образом; у меня много знакомых, которые не любят распространяться о том, где находятся их дети. Но мне они всегда могут об этом рассказать, если я спрошу.

— А твой сын все еще во Флориде? — спросил он.

— Может быть, да, может быть, нет.

Он снова улыбнулся и принялся опять за газету. Теперь он начал разгадывать кроссворд.

— Американский писатель, имя Норман, шесть букв, на конце «р».

— Мейлер.

— Никогда не слышал. — Он вписал слово в кроссворд. — Да, подходит. Ты гениальный парень.

В кухню вошла Филомена. Она была на самом деле уродлива, на такое лучше с утра не смотреть. Они с Фрэнком о чем-то поговорили, и я понял, что он по-итальянски говорит неважно, так как она без конца его переспрашивала. Затем она вывалила на стол целую кучу бисквитов с итальянскими надписями. С Белларозой она разобралась — теперь пришел мой черед.

21

Думать надо. Понимаешь? (итал.)