Огонь сильнее мрака (СИ) - Герасименко Анатолий - Страница 86

– Чего?

– Помнишь, он сказал – мол, когда землетрясение было, спаслись только мужики? Это из-за валлитинара. Был бы среди них хоть один нормальный – вспомнил бы о бабах. О детишках. Совесть бы заставила. Со-весть! А эти, – Джил махнула в сторону мертвеца, – только о себе думали. Вот и выжили… одни козлы. Всё из-за зелья. Оно им не давало подумать. О том, что сделали. О том, что творят вообще.

Джон понял, что настало время взять инициативу в свои руки. Он с силой провел ладонью по лицу, шагнул к девушке и приобнял её. Джил не возражала и даже, кажется, прильнула к его груди.

– Так, – сказал он как можно твёрже. – Давай, бросай свои эмоции и решайся. Сейчас едем в город. Я иду к Хонне, ты, если хочешь – к своему аптекарю. Встречаемся через два часа на вокзале. И валим из страны. Куда глаза глядят. А? Ну, будь умницей, Джил.

Джил подумала и еле заметно кивнула.

– И пусть Хонна делает с этим грёбаным эликсиром все, что ему заблагорассудится, – продолжал Джон, – и пусть все остальное грёбаное человечество хоть зальется по уши этой дрянью – я к валлитинару близко не подойду и детей своих не пущу, если появятся… а все остальные пускай сами решают. Каждый сам за себя.

Джил опять кивнула, уже явственней.

– Главное – при Хонне не подавать вида, что мы про эликсир знаем, – добавил Джон. – Едва получим деньги, как можно быстрее валим. Ох, чую: заварушка будет… Ну, а если тебе так хочется всем рассказать правду, то мы её, конечно, всем расскажем, и даже можем официальное заявление сделать, и перед репортерами выступим, а там, глядишь, вообще книжку напишем… Потом.

Джил что было сил толкнула его, сделав подсечку. Джон не ожидал – грохнулся. Каменный пол вышиб дух. Джил ловко поймала за руку, вывернула. Щёлкнули на запястье наручники. Джон уткнулся в пол щекой, зарычал. Махнул свободной рукой за спину: достать до шеи, до волос, хоть до чего-нибудь. Ещё один щелчок – на втором запястье. Джон завозился, сбросил со спины русалку, перекатился, кособоко вскочил, но лодыжки захлестнула петля, и он упал снова, причём треснулся головой так, что звон пошёл.

– Холера, – выдохнул Джон.

– Прости, – сказала Джил без особого, впрочем, сожаления в голосе. Она связала Джону ноги, подтащила его к той самой колонне, подле которой лежал Олмонд, и, придав Репейнику сидячее положение, примотала к колонне. Оглядев узлы, Джил нашарила у Джона на поясе нож. Вынула из ножен, зашвырнула куда-то в угол. Нож только звякнул.

– Прости, Джонни, – сказала она опять. – Уж так я решила. Надо пойти и сжечь ихнее гнездо. Потом вернусь – развяжу. Не сердись.

Джон стиснул зубы. Джил отошла на пару шагов, обернулась.

– Если бы сейчас пошел к Хонне… – она помедлила, – потом бы сам всю жизнь казнился.

Джон не удержался и фыркнул:

– Для моего блага, значит, стараешься?

Светильник догорел, в церкви стало темным-темно. Джил, еле видная в темноте, мотнула головой – блеснули зрачки.

– Не только. Для всех. Если это – прогресс, то не нужен такой прогресс. Вот так.

Захрустел под ногами каменный мусор, затем светлое пятно окошка на несколько секунд закрыло девичье тело, и Джил исчезла. Джон остался в храме – привязанный, беспомощный и злой. Рядом тёмной грудой лежал мертвец. По углам шуршали мыши, снаружи в густой траве пели сверчки. В остальном было тихо.

– Дура, – сказал Джон негромко.

Он совершенно не представлял, что теперь делать. Мог только ждать. Русалка привязала Джона крепко, но без жестокости, кровь свободно ходила в руках и ногах. Докучали только наручники, ссадившие кожу на запястьях, а в остальном не было никаких крупных неудобств: Джон вполне мог просидеть так до утра. Настанет утро – Джил вернется и освободит Репейника.

Если вернётся.

Перед смертью Олмонд сказал: «Нынче ночью все там будут». Па-лотрашти планируют на эту ночь жертвоприношение. Они соберутся вместе – сколько их там осталось? Двадцать? Нет, двадцать один. Они знают, что Джон и Джил захватили Олмонда. Следовательно, ожидают, что тот выдал расположение лаборатории. Они ждут сыщиков. Выставили часовых. Приготовили ловушки. Вооружились мечами и жезлами.

– Дура! – крикнул Джон. Никто не ответил: русалка была уже далеко.

Джил – быстрая и сильная. Она может подкрасться к часовому и свернуть ему шею – так же, как Олмонду. Может парализовать силой взгляда; правда, для этого ей придется встать так, чтобы противники её видели. Может отобрать у кого-нибудь меч и снести несколько голов. Но даже самая быстрая русалка не сможет уклониться от разряда боевого жезла, и даже самая сильная – не одолеет врукопашную двадцать человек. У неё есть небольшой шанс одержать победу: для этого надо поджечь сарай, где собрались па-лотрашти, сразу, со всех сторон, а потом – следить, чтобы никто не выбежал наружу. Но Джил так не сделает. У неё не такой характер. Сперва обязательно пролезет внутрь, чтобы убедиться: да, вот они, машины, вот они, убийцы, я пришла правильно и сделаю всё правильно… И ещё остается жертва, Джил непременно попытается спасти жертву, вот на чём она точно погорит.

– Дура, – прошипел Джон под нос.

Больше он ничего не говорил, потому что занялся очень сложным делом. Руки были скованы за спиной, кисти прижимались к пояснице. Подергиваясь в стороны, ёрзая, выворачивая суставы, Джон сумел дотянуться до заднего кармана брюк. Кончиками немеющих от напряжения пальцев вытащил смятый в лепешку коробок спичек. Порядок; порядок; теперь отдохни, обязательно отдохни; вот так, только сжимай коробок крепче, держи как следует, упадет – не поднимешь… Джил обмотала торс Джона веревкой в несколько петель, и нижняя петля проходила в обнадеживающей близости от рук. Репейник сосредоточился. Неловко прихватив коробок, извлек спичку, примерился и с силой провел по колонне. «Чирр-пшш», – отозвалась спичка. Джон, кряхтя от боли в связках, изогнул запястье и протянул горящую спичку вбок, туда, где, по его расчетам была веревка. Одновременно изогнул шею, словно кот, которому потребовалось вылизать загривок, и скосил, насколько получилось, глаза. Краем зрения уловил огонёк, бесполезно горевший над веревкой. Слишком высоко. Репейник дёрнулся, смещаясь, задел веревку спичкой, и та потухла. «С-сука», – выдохнул Джон.

Шею заломило от напряжения, он покрутил головой, отдышался и бережно извлек вторую спичку. Теперь он был настороже и, едва загорелся огонь, аккуратно поднес трепещущий язычок пламени под верёвочную петлю. Мохнатые волоконца почернели, затлели, стали медленно прогорать. Репейник держал спичку, пока огонёк не дошёл до самых пальцев, а потом, обжегшись и выронив корявый огарок, стал лихорадочно дергаться, проверяя путы на прочность. Но веревка, не сгоревшая и наполовину, держала крепко. Джон достал третью спичку. Эта была последней. Он чиркнул о колонну: послышался тихий, игрушечный треск. Спичка, не зажегшись, надломилась пополам. Пот заливал Джону глаза. Он бережно перехватил спичку пальцами, взялся посредине – там, где прошел надлом – и, затаив дыхание, провел серной головкой по шершавому камню. «Чирр-пшш». Отлично. Теперь очень осторожно… так… поднеси огонь к веревке… так… жди… жди… жди… пальцам тепло… жди… ещё теплей… терпи… терпи… горячо… горячо… горячо!

– М-мать! – гаркнул Джон, выронив догоревшую спичку. Ожог придал ему злости и сил. Он дёрнулся в сторону и вдруг почувствовал, что двигаться стало свободней. Не веря удаче, Джон покосился на верёвку и разглядел сквозь цветные огненные пятна, расплывавшиеся перед глазами, что петля разорвана. Бешено завертелся, освободившись, упал набок и принялся отчаянно брыкаться, чтобы выпростать ноги. Вскоре он понял бесполезность этого занятия: на ногах русалка затянула несколько узлов, их нужно было развязывать или резать. Джон сложно помянул Хальдер Прекрасную и попытался вспомнить, куда Джил перед уходом бросила нож. Припомнив, что звякнуло, вроде бы, из северного угла храма, Репейник подтянул спутанные ноги и принялся ползти на боку – извиваясь, пыхтя и бранясь под нос. Щебёнка безжалостно впивалась в ребра, плечи онемели от напряжения, наручники грызли кожу на руках.