Лирика - Петрарка Франческо - Страница 25

Должно быть, как на Кипре ни прекрасно,

И там подобный редкость уголок.

Все полно здесь к любви благоволенья,

Все просит в этой стороне меня

Хранить любовь залогом утешенья.

Но ты, душа в обители спасенья,

Скажи мне в память рокового дня,

Что мир достоин моего презренья.

CCLXXXI

Как часто от людей себя скрываю

Не от себя ль? - в своей пустыне милой

И слезы на траву, на грудь роняю,

Колебля воздух жалобой унылой!

Как часто я один мечту питаю,

Уйдя и в глушь, и в тень, и в мрак застылый,

Ее, любовь мою, ищу и чаю,

Зову от властной смерти всею силой!

То - нимфа ли, богиня ли иная

Из ясной Сорги выходя, белеет

И у воды садится, отдыхая;

То, вижу, между сочных трав светлеет,

Цветы сбирая, как жена живая,

И не скрывает, что меня жалеет.

CCLXXXII

Ты смотришь на меня из темноты

Моих ночей, придя из дальней дали:

Твои глаза еще прекрасней стали,

Не исказила смерть твои черты.

Как счастлив я, что скрашиваешь ты

Мой долгий век, исполненный печали!

Кого я вижу рядом? Не тебя ли,

В сиянии нетленной красоты

Там, где когда-то песни были данью

Моей любви, где плачу я, скорбя,

Отчаянья на грани, нет - за гранью?

Но ты приходишь - и конец страданью:

Я различаю по шагам тебя,

По звуку речи, лику, одеянью.

CCLXXXIII

Ты красок лик невиданный лишила,

Ты погасила, Смерть, прекрасный взгляд,

И опустел прекраснейший наряд,

Где благородная душа гостила.

Исчезло все, что мне отрадно было,

Уста сладкоречивые молчат,

И взор мой больше ничему не рад,

И слуху моему ничто не мило.

Но, к счастью, утешенье вновь и вновь

Приносит мне владычица моя

В другие утешенья я не верю.

И если б свет и речь Мадонны я

Мог воссоздать, внушил бы я любовь

Не то что человеку - даже зверю.

CCLXXXIV

Столь краток миг, и дума столь быстра,

Которые почиющую в Боге

Являют мне, что боль сильней подмоги;

Но счастлив я - судьба ко мне добра.

Амур, все тот же деспот, что вчера,

Дрожит, застав Мадонну на пороге

Моей души: чертыее не строги,

И роковою негой речь щедра.

Величественной госпожой, живая,

Она вступает в сердце - и тогда

Оно светлеет, вновь открыто свету.

И ослепленная душа, вздыхая,

Ликует: "О великий час, когда

Твой взор открыл пред ней дорогу эту!"

CCLXXXV

Не слышал сын от матери родной,

Ни муж любимый от супруги нежной

С такой заботой, зоркой и прилежной,

Преподанных советов: злой виной

Не омрачать судьбы своей земной

Какие, малодушный и мятежный,

Приемлю я от той, что, в белоснежный

Одета свет, витает надо мной.

В двойном обличье: матери и милой.

Она трепещет, молит и горит,

К стезе добра влечет и нудит силой

И, ей подвигнут, вольный дух парит;

И мир мне дан с молитвой легкокрылой,

Когда святая сердцу говорит.

CCLXXXVI

Коль скоро вздохов теплую волну,

Знак милости ко мне моей богини,

Что пребывает на земле поныне,

Ступает, любит, если верить сну,

Я описать сумел бы, не одну

Зажгла бы душу речь о благостьше,

Сопутствующей мне в земной пустыне,

А вдруг назад иль влево поверну.

На истинный, на правый путь подъемлет

Меня призыв ее благой и нежный,

И я, высоким попеченьем горд,

К совету преклоняю слух прилежный,

И если камень ей при этом внемлет,

И он заплачет, как бы ни был тверд.

CCLXXXVH

Сеннуччо мой! Страдая одиноко,

Тобой покинут, набираюсь сил:

Из тела, где плененным, мертвым был,

Ты, гордый, поднялся в полет высоко.

Два полюса зараз объемлет око,

Дугообразный плавный ход светил;

Зришь малость, что наш кругозор вместил,

Рад за тебя, скорблю не столь глубоко.

Скажи, прошу усердно, в третьей сфере

Гвиттоне, Чияо, Данту мой поклон

И Франческино; прочим - в равной мере.

А Донне передай, сколь удручен,

Живу в слезах; тоска, как в диком звере;

Но дивный лик, святыня дел - как сон.

CCLXXXVIII

Моих здесь воздух полон воздыханий;

Нежна холмов суровость вдалеке;

Здесь рождена державшая в руке

И сердце - зрелый плод, и цветик ранний;

Здесь в небо скрылась вмиг - и чем нежданней,

Тем все томительней искал в тоске

Ее мой взор; песчинок нет в песке,

Не смоченных слезой моих рыданий.

Нет здесь в горах ни камня, ни сучка,

Ни ветки или зелени по склонам,

В долинах ни травинки, ни цветка;

Нет капельки воды у ручейка,

Зверей нет диких по лесам зеленым,

Не знающих, как скорбь моя горька.

CCLXXXEX

Свой пламенник, прекрасней и ясней

Окрестных звезд, в ней небо даровало

На краткий срок земле; но ревновало

Ее вернуть на родину огней.

Проснись, прозри! С невозвратимых дней

Волшебное спадает покрывало.

Тому, что грудь мятежно волновало,

Сказала "нет" она. Ты спорил с ней.

Благодари! То нежным умиленьем,

То строгостью она любовь звала

Божественней расцвесть над вожделеньем.

Святых искусств достойные дела

Глаголом гимн творит, краса - явленьем:

Я сплел ей лавр, она меня спасла!

CCXC

Как странен свет! Я нынче восхищен

Тем, что вчера претило; вижу, знаю,

Что муками я счастья достигаю,

А за борьбой короткой - вечный сон.

Обман надежд, желаний, - кто влюблен,

Тот сотни раз испил его до краю.

С той радость как ущерб я постигаю,

Чей нынче в небе дух, прах - погребен.

Амур слепой, ум злостный - все сбивало

Меня с пути, я влекся дикой силой

Туда, где смерть меня одна ждала.

Благословенна ты, что, берег милый

Мне указав, надеждой обуздала

Пыл буйной страсти - и меня спасла.

CCXCI

На землю златокудрая Аврора

Спускается с небесной высоты,

И я вздыхаю с чувством пустоты:

"Лаура - там". И мыслям нет простора.

Титон, ты знаешь каждый раз, что скоро

Сокровище свое получишь ты,

Тогда как мне до гробовой черты

Любезным лавром не лелеять взора.

Счастливый! Чуть падет ночная тень,

Ты видишь ту, что не пренебрегла

Почтенными сединами твоими.

Мне полнит ночь печалью, мраком - день

Та, что с собою думы увлекла,