Трактат о любви & Зазнавшееся млекопитающее - Протопопов Анатолий Ильич - Страница 40

Часто в качестве такого критерия фигурирует рассудочность, дескать пчела, самоубийственно жалящая врага – не альтруист, так как делает это автоматически, скорее всего не осознавая, чем это для неё чревато (что, строго говоря, не доказано), а вот Александр Матросов – альтруист, т.к. сознавал, на что идёт (кстати, именно у Матросова выбора на самом деле не было, но история хранит массу аналогичных примеров по-настоящему непринудительного самопожертвования). Однако, напирая на рассудочность, мы фактически подсуживаем любимому HOMO SAPIENSу, и таким образом рассуждения о том, что только у человека может быть истинный альтруизм – сродни рассуждениям об исключительности той или иной нации. С точки зрения итоговой полезности альтруистического акта нет разницы, благодаря каким особенностям тела или духа он выполнен. Так что вопрос об истинности (с точки зрения таких критериев) альтруизма лучше просто снять с обсуждения, как не имеющий смысла. Кстати, в атакующем рое пчёл далеко не все особи решаются на самоубийственную атаку… Лучше уж полагать истинным альтруизмом лишь тот, который направлен не на ближайших родственников, ибо за родственников отвечают родительские инстинкты и инстинкт этологической изоляции видов, рассмотрение которых вечных вопросов не вызывает.

Итак, групповой отбор. Как это могло выглядеть у наших предков? Фактически возможны два способа консолидации группы, условно назовём их как – «военный» и «интеллигентный». Первый способ предполагает жёсткую иерархическую структуру соподчинения, с безжалостным подавлением неповиновения подчинённых. Второй – зиждется на альтруизме, предполагающем искреннюю и добровольную взаимопомощь членов группы вплоть до самопожертвования. У видов, стоящих на низших ступенях развития, разумеется преобладает первый путь, как наиболее естественно вытекающий из базовых инстинктов, надёжно реализуемый, и не требующий большого ума. Этот путь очень эффективен для максимальной мобилизации ресурсов и сил в течение непродолжительного времени (мобилизационный импульс), что практически чаще всего имеет место в периоды войн, которые в истории человечества (в том числе – и первобытной) имели место более чем нередко. Высокоранговые особи в этих ситуациях очень уместны и востребованы.

Но для организации очень сложного совместного поведения, особенно – в рамках производящей экономики он становится неэффективным; кроме того, производство ресурсов требует монотонной деятельности, практически не имеющей «вкуса борьбы и радости победы», столь желанного для особей с высоким ранговым потенциалом. Потому-то авторитарные режимы и сейчас в той или иной степени милитаризованы ибо война – это ситуация, в которой жёсткая и безжалостная иерархичность только и имеет право на существование; не поддерживая милитаристской обстановки авторитарный режим истощает почву, на которой он может расти. И даже уборка урожая называется не иначе, как битва за хлеб… Однако как верно заметил Наполеон, штыком можно сделать всё; на нём лишь нельзя сидеть. Ведь война ресурсы лишь перераспределяет и расходует, но не производит. В то же время, приятно резонируя на струнах иерархического инстинкта, милитаризм имеет свойство «защёлкиваться» сам на себе, неохотно расставаясь и с жёсткой иерархичностью, и соответственно – с милитаристским менталитетом, делая это лишь (в общем случае) под давлением внешних обстоятельств, таких как исчерпание ресурсов. В случае, если это исчерпание оказывается слишком глубоким, а осознание этого – запоздалым, происходит крах популяции или даже этноса, демонстрируя очередной драматический акт группового отбора. Привет от болотного оленя… К счастью подобные катастрофы до сих пор не касались всего человечества целиком – только лишь некоторых популяций и этносов. Сходные по сути акты группового отбора вполне наблюдаемы и на глазах одного поколения; можно указать на жизнь и смерть политических партий и общественных объединений, да и банкротства экономических предприятий. Хотя в последнем случае вряд ли этологическое защелкивание является самой частой причиной крахов предприятий, однако это тоже групповой отбор, качественно сходный по своему системному смыслу.

Очевидно что наши предки, живя в крайне опасной в смысле хищников саванне, имея к тому же основой экономики собирательство и (реже) охоту; то есть – не производя ресурсов, а лишь потребляя их, большую часть своего эволюционного пути прошли по первому пути. Не в том смысле, что альтруистических актов не наблюдалось вовсе, но в том, что альтруизм в тех условиях никак не мог быть по настоящему массовым явлением. Альтруизм стал относительно массовым лишь тогда, когда существенная часть человечества стала переходить к производящей экономике, а рост интеллекта сделал возможными очень сложные поведенческие схемы ибо в этих условиях альтруистическое сосуществование в набольшей степени способствует процветанию вида. В свою очередь, распространение альтруистических форм поведения ещё более усложнило поведение людей, и создало предпосылки для резкого ускорения социальный эволюции, выделившей человека из остального животного мира. Так или иначе, врождённые альтруистические поведенческие программы никогда не доминировали, тем более – в туманных далях плейстоцена. Поэтому столь ныне необходимый человечеству альтруизм приходится передавать негенетическими средствами – теми, что составляют понятие «культура». Однако ж чем крепче генетическая база альтруизма, тем выше, при прочих равных условиях, уровень культуры.

Теперь упомяну о таком генетическом феномене, как плейотропия, заключающемся в том, что один ген может влиять на широкий спектр наблюдающихся генотипических признаков. К примеру нейрогормон серотонин влияет не только на скорость прохождения нервных импульсов, влияя тем самым на ранговый потенциал, но и также на деятельность пищеварительной системы, других систем огранизма с гладкой мускулатурой, и даже на такие сугубо «технические» характеристики, как тонус стенок капиллярных сосудов и свёртываемость крови. Стало быть ген, регулирующий выработку серотонина, будет оказывать влияние на все эти многочисленные системы организма, чувствительные к серотонину[14] . И именно плейотропия позволяет нам с какой-то достоверностью определять характер человека по его внешности, телосложению, микромимике лица и прочим признакам, вроде бы к характеру отношения не имеющим.