Механические птицы не поют (СИ) - Баюн София - Страница 53

Значит, он не сошел с ума.

«Может быть, никакое это не безумие, просто бредовые видения. В конце концов, рука явно воспалена, и что-то я пил в тюрьме… «Грай», а ведь что-то знакомое…» — думал Уолтер, тяжело опираясь на стол и медленно наливая кофе в кружку. Тонкой струйкой, чтобы не пролить. Рука едва заметно дрожала.

Он не заметил, как Эльстер подошла, положила теплую руку ему на запястье и уверенным движением вылила остатки кофе в чашку.

— Доброе утро, — без улыбки сказала она. — Уолтер, ты выглядишь так, как будто тебя из гроба вытащили.

— Все в порядке, я просто руку еще не перевязывал.

— Врешь, — немедленно определила она. — У тебя бинты чистые, я тебе их меняла, пока ты в отключке валялся — за ночь пачкаются. Тебе к доктору надо.

— Эльстер, какой доктор? У любого врача через пять минут появятся жандармы с Унфелихом, мы получим по пуле между глаз и да — моя рука больше никого не побеспокоит.

— А если не пойти — ты умрешь! — безапелляционно заявила она.

— От царапины никто еще…

— Уолтер, избавь меня от лжи или от мужской веры в свое бессмертие! — скривилась Эльстер. — Ты до Эгберта не доедешь.

— Главное — сесть в поезд. Любой ценой. А оттуда можешь пинками выкатить хоть мой труп — здесь я им стану гораздо раньше, ты сама сказала, — Уолтер сел на ближайший табурет, постаравшись, чтобы жест выглядел непринужденным, но по взгляду Эльстер понял, что она заметила, что ему тяжело стоять.

— Я не хочу ниоткуда пинками выкатывать твой труп! Почему ты не отдал меня Унфелиху, сейчас хоть один из нас был бы в безопасности!

— Ты правда думаешь, что я мог так сделать? — тихо спросил Уолтер. Вопрос его не обидел. Он помнил миг сомнения. Зато нашел единственный верный ответ на свой вопрос: не мог.

— Уолтер, пожалуйста… тебе нужно к врачу. Придумай что-нибудь, ну почему все так, нечестно, неправильно, я же совсем не хотела, чтобы тебе было больно… — прошептала она и в ее глазах блеснули слезы. Чтобы он не заметил, она зашла ему за спину и обняла за плечи. Прикосновение успокаивало, и он на несколько секунд прижался щекой к ее руке.

От запястья все еще едва заметно пахло духами. Реальность становилась гораздо приятнее.

Он молчал. Эльстер была права, и несмотря на свою браваду, Уолтер прекрасно понимал, что это не выход.

— Если ты умрешь — я одна останусь! — нашлась она.

— Тебе кто-нибудь говорил, что шантаж — это плохо? — спросил он, пробуя кофе. Зерна действительно пережарили.

— Прости, Уолтер, я получила дурное воспитание, не то, что в лучших домах Альбиона, — проворчала она, придерживая его чашку.

— Это ты на Джека намекаешь? — он обернулся, чтобы видеть ее глаза.

— Нет, на одного оборванца с гитарой, Джек, как я поняла, был настоящий джентльмен, — слабо улыбнулась она, чуть склонив голову к плечу. Будто просила не сердиться.

Уолтер и не собирался. Джек правда был джентльменом, а он теперь стал оборванцем даже без гитары. И неизвестно теперь когда он в следующий раз возьмет в руки инструмент.

«В руки», — усмехнулся про себя Уолтер неудачному каламбуру.

— Я понятия не имею, что делать, Эльстер. У меня здесь нет знакомых врачей, которые стали бы укрывать беглого преступника.

— А знакомые Джека? У него разве не было хороших друзей?

— Как бы тебе помягче объяснить, каким человеком был Джек, милая… — вздохнул Уолтер.

— Ладно. У него не могло вообще не остаться никого, кто его любил бы! Даже самых никчемных людей кто-то любит!

— Отец его любил, — горько усмехнулся он.

— Уолтер, престань! Твой отец никого не способен любить, разве ты не понял? Просто Джек играл свою роль, а ты не захотел. Кто еще? Ну хоть кто-нибудь? Любовница? Какой-нибудь особо благодарный пациент?

Он нервно усмехнулся. «Особо благодарный пациент», надо же! Самые благодарные пациентки Джека наверняка с удовольствием спрятали бы Уолтера под землю.

— Хоть кто-то! Не оставляй меня, пожалуйста, я же правда… ты мне очень нужен, — бестолково прошептала она, прижимаясь лицом к его волосам и крепче обнимая за шею.

Уолтер молча коснулся губами ее запястья.

У Джека не было друзей. У него тоже не было. Никто из бывших любовниц, подруг, собутыльников, собеседников, товарищей по университету и немногочисленных альбионских сослуживцев не пришел и не написал после казни Джека.

Только один человек остался рядом.

— Духовник Джека, патер Морн, его любил. И меня тоже…

— Клирик? — в ее голосе металлически лязгнула злость. — Ты доверяешь клирикам?

— Ему — да. Эльстер, что у тебя со Служителями?

— Колыбельные их бесят и голова от благовоний болит, — процедила она. — Где его искать, твоего Морна?

— Он был из Служителей Колыбели Голубой. Мы можем поехать туда и попросить его о помощи.

Под протекцией Колыбели, если патер Морн ее предоставит, им было бы нечего бояться, по крайней мере какое-то время.

— Уолтер, а он… правда нас не выдаст?

— Не знаю, Эльстер. Понятия не имею, меня собственный отец выдал. Что у тебя случилось с патером Штольцем?

— Что?..

— Патер Штольц, Эльстер. Я помню, как ты кривилась, когда фрау Даверс на дирижабле о нем рассказывала. И что ты сказала потом. Это из-за него ты не любишь Служителей?

— Нет, — отрезала она.

— Врешь.

— Уолтер, не заставляй меня! Тебе не нужны мои истории…

— Кто тебе сказал? Я прекрасно понимаю, что ты многое не рассказываешь, и не стану скрывать, что это меня спасло — Унфелих спрашивал о тебе и том, что ты говорила. Но… нельзя одной, Эльстер. Людям нельзя долго жить наедине со своей болью. Она… сводит с ума.

— Я не могу сказать правду. Не могу, это все равно что… я и так много плохого для тебя сделала. Если бы не я — за тобой охотилась бы только жандармерия, можно было бы скрыться в другой стране… Унфелих достанет где угодно. Надеюсь, он меня одну убьет… И я… я такая эгоистка, Уолтер, но я не могу тебя оставить! Не хочу, не могу, мне страшно одной, я ничего не понимаю, никогда не видела столько людей, никогда не покупала билеты, не снимала гостиниц… с почтой хорошо, что я читала роман, где мужчина умер и оставил кучу писем своей матери, чтобы их раз в год доставляли… а еще я очень…

Он поставил чашку и притянул Эльстер к себе. Она легко радовалась и расстраивалась. И постоянно боялась. Хотелось защитить ее, избавить от новых страхов, и от ужасов, таившихся в прошлом. Но она была права — для этого ему нужно было по крайней мере остаться в живых.

— Давай поедем в Колыбель. Я оставлю тебя в экипаже. Если через десять минут не выйду — ты уедешь. Хорошо? И… Эльстер…

— Что?

— Если меня снова арестуют… беги, хорошо?

— Уолтер! — дернулась она, но он удержал.

— Не надо. Если меня снова посадят в тюрьму — я все равно долго не выдержу, к тому же вряд ли они станут меня там держать, — настойчиво сказал Уолтер.

— Это ты тактично заменил «будут пытать и казнят»?!

— Да, Эльстер, проклятье, да! Понятия не имею, что там мутила Бекка, но они теперь знают, что на моей стороне есть кто-то, кто меня вытащит, а еще что я ничего не знаю и ничего не скажу. Поэтому проживу я после ареста недолго, буду врать про тебя до последнего, а ты беги. Потому что ты все равно больше меня не спасешь, а умирать вместе романтично, но глупо.

Он не лгал ей и не пытался казаться героем. Просто он хорошо знал нравы Альбиона. Этот город, черный хищник, не упускал подранков.

— Поехали в твою Колыбель, — глухо сказала она. — И будем надеяться, что твой патер Морн, — слово «патер» она выплюнула с такой ненавистью, что Уолтеру показалось, оно прожжет дыру на его рубашке, — хороший… человек.

Она взяла со стола чашку и залпом выпила кофе. Замерла, глядя в опустевшую чашку.

— Уолтер… а ты можешь честно ответить на вопрос?

— Могу постараться, — улыбнулся он.

— Ты же ходил по борделям?

— Конечно ходил. Мало кто из мужчин может честно сказать, что…

— И в Кайзерстате?