На службе Отечеству, или Пешки в чужой игре (СИ) - Самойлова Инга Михайловна - Страница 19

— Я жду ваш ответ, Алексей Петрович.

— Я согласен сотрудничать, — выдавил он из себя.

— Что ж, я рад.

— Что вы хотите, чтобы я сделал?

— Сразу к делу? Что же. Найдите мне убийц Плеве. Проникните к ним. Выведайте их планы.

Алексей изумился:

— Удивлен! Я слышал, что вы арестовали убийцу.

— Не все так просто, Алексей Петрович. Мне нужен не просто исполнитель, мне нужен заказчик. Для этого вам нужно найти Валентина.

— И кто же этот Валентин и где его искать?

— Эту задачку предстоит решить вам. — Лопухин протянул Алексею очередную папку. — Вот взгляните. Здесь все, что нужно.

Глебов открыл ее и углубился в чтение. Лопухин наблюдал за ним. Алексей задумчиво потер подбородок. Он вспомнил разговор с Кони[35], с которым был очень хорошо знаком. Тот вскользь упоминал беседу с Плеве. На утренней прогулке на Аптекарском острове Плеве гулял один, без всякой охраны, и Кони спросил его тогда, как может он идти на риск подобных прогулок, зная, что революционеры мечтают о покушении на него. Плеве в ответ самодовольно усмехнулся и сказал, что обо всех их планах будет знать заблаговременно. Как показала жизнь — не обо всех.

— Я так понимаю, у господина Плеве был агент, внедренный в революционную группу эсеров, который должен был предупредить о возможном покушении. Кто он?

Лопухин присел на край стола напротив Глебова. Выдать агента? Почему бы и нет — Раскин был глубоко ему не симпатичен, к тому же Лопухин считал, что департамент напрасно выплачивает Раскину деньги — он их просто не заслуживает.

— Его зовут Евно Азеф. Он член Боевой организации эсеров.

— Департамент доверяет ему?

— Как сказать. Считали, если Азеф ничего не знал о покушении на Плеве, то дело совсем плохо.

— Значит, доверяли. Чем же Азеф объяснил свою неосведомленность?

— Департамент полиции недостаточно, по его словам, осторожно относился к сообщаемым им сведениям, слишком часто пользуясь ими для предупреждения замыслов социалистов-революционеров, которые под впечатлением обусловленных таким образом неудач стали исключительно осторожны. Это и пресекло для Азефа источник осведомленности как раз в самое тревожное время.

— Каковы же донесения Азефа сейчас?

— Своей ближайшей задачей боевая группа ставит убийство царя. Это решение, по донесению Азефа, принято на съезде заграничных организаций социалистов-революционеров, и Азеф несколько раз подчеркивает, что «покушение на Его Величество готовится, — это не подлежит никакому сомнению».

Алексей молчал.

— Послужите своему Отечеству, господин Глебов.

— Вы ведь преследуете личный интерес, господин Лопухин? — наконец произнес он.

— Не скрою, да, в некоторой степени, личный.

— А если мне не удастся найти ваших, так скажем, «врагов»?

Лопухин вздохнул:

— Тогда, господин Глебов, полетят головы.

— Ваша, в первую очередь?

— И ваша тоже, уж поверьте мне. Дело пойдет в ход, впрочем, как и дело вашей супруги. Хотите взглянуть и на него?

— Ваше агентство переводит слишком много бумаги, — съязвил Алексей.

— Издержки производства.

— И где же мне искать ваших врагов?

— Вы поедите к Азефу в Париж…

Глебова несколько дней натаскивали по делу, которое он должен был расследовать. В большей степени этим занимался доверенное лицо Лопухина Малышев.

До отъезда оставался всего лишь день. Алексей, лежа на кровати, задумчиво уставился в потолок. У него не проходило ощущение, что и сейчас за ним следят. Наконец лязгнул замок и дверь открылась. На пороге появился Лопухин в сопровождении Малыша — так Алексей прозвал плечистого немногословного Малышева.

Лопухин стянул перчатки, улыбнулся.

— Сегодня прекрасный день для прогулок, господин Глебов. Одевайтесь. Алексей нехотя сел.

— Хотите еще чем-то удивить меня?

— Хочу продемонстрировать. Одевайтесь. Жду вас внизу.

Через некоторое время Глебов вышел из здания в сопровождении Малышева и сел в крытый экипаж Лопухина. Кроме них троих в карете находился худощавый мужчина с покрытым глубокими щербинами лицом. Малыш пристегнул наручниками руку Алексея к ручке дверцы, Алексей же презрительно усмехнулся.

Карета покатилась по улицам столицы. Ехали молча. Щербатый со скучающим видом вынул ножик и стал ковыряться в ногтях. Алексея от разглядывания странного и неприятного типа отвлек Лопухин.

— Я вижу, вас гложут сомнения, — сказал он. — Мне хочется вам помочь.

— В самом деле?

— Вы должны быть уверены в необходимости завершить дело, за которое беретесь. Сейчас в вас я этой уверенности не вижу.

— По-вашему, я должен подпрыгивать от радости в ожидании поездки?

— Вы совсем не думаете о том, как расследовать это дело, а думаете о том, как избавиться от сотрудничества с нами. Неправильные мысли.

Глебов промолчал. Оспаривать слова Лопухина он не хотел. В принципе тот был прав.

Наконец карета остановилась. Через несколько минут в дверное оконце заглянул ничем не приметный парень. Он кивнул в подтверждение вопрошающему взгляду Лопухина и вновь исчез из виду. Лопухин подал сигнал Щербатому с ножом, и тот выскользнул из экипажа. Лопухин повернулся к Алексею.

— Посмотрите в окно, господин Глебов.

Алексей кинул взгляд на директора Департамента и выглянул в оконце. По улице торопливо шла Лиза, не замечая, что за ней следует Щербатый. Алексей похолодел, по телу пробежали мурашки. Его взгляд приковался к рукаву филера, за которым тот спрятал нож. Щербатый ускорил шаг, приближаясь к Лизе.

Алексей рванулся вперед, забыв о наручниках. Рука заныла от боли. Еще миг и он кинулся к Лопухину, но Малышев был наготове — одним ударом в лицо он свалил Глебова с ног.

— Черт! — сорвалось с губ Алексея. — Остановите его!

Кровь шла носом. Перед глазами плыли цветные круги. Лопухин склонился к нему.

— Успокойтесь, это была лишь демонстрация. Теперь вы понимаете, что мы в воле сделать все, что захотим? Готовы сотрудничать? — Он протянул ему носовой платок.

Алексей дотронулся до разбитого носа. Шмыгнул, взял платок, прижал к носу так, чтобы не шла кровь.

— Готов.

Лопухин сел на прежнее место.

— Вот и прекрасно.

Карета покатила обратно. Алексей напоследок выглянул в окно. Лиза стояла посреди улицы, расстроено разглядывая надрезанный рукав пальто. Щербатого рядом уже не было.

Дни для Лизы летели стремительно, наполненные политически значимыми событиями, в которых она принимала участие.

Столицу охватила волна забастовок. Все началось с Путиловского завода, затем забастовали другие заводы и фабрики, железнодорожные мастерские. Улицы были наполнены тысячами недовольных возмущенных рабочих. Среди толпы действовали представители революционных партий, агитировали, произнося речи и распространяя листовки.

Но инициатива по-прежнему оставалась за Гапоном — на 9 января планировалось народное шествие к Зимнему дворцу с наивной подданнической петицией царю. Эсдеки не одобряли намерение шествия безоружной толпы, считая, что кровопролития не избежать. Предупреждали народные массы, предлагали продолжать забастовку, но вскоре, убедившись, что Гапон не отступится от своей идеи, приняли участие, как и эсеры, в составлении петиции и настояли на включении в нее политических требований.

Лиза копию этого документа держала в руках, поэтому знала из первоисточника его содержание. Петиция состояла из трех частей, в которых прописывались меры против невежества, бесправия народа, нищеты и гнёта. Документ отражал сознание рабочих, верящих во всемогущество справедливого царя: «Не откажи же в помощи твоему народу, выведи его из могилы бесправия и невежества». В петиции содержались требования отмены выкупных платежей, всеобщего равенства перед законом, восьмичасового рабочего дня, нормальной заработной платы, отделения церкви от государства и тому подобное[36]. Заканчивалась петиция требованием созыва Учредительного Собрания. По мнению Лизы, этой петицией священник Гапон старался угодить всем без исключения.