Межлуние (СИ) - Воронар Леонид - Страница 17

Ленивые бледно-зеленые волны то поднимали, то опускали раскачивающуюся в утренней дымке длинную лодку и обдавали гребцов пенными брызгами. Мягкий бриз подталкивал ее к берегу и трепал полы сутаны клирика, сидящего на носу и упрямо смотрящего прямо перед собой. Он не обращал внимания на качку и обернулся всего один раз, туда, где на фоне дымчатого марева за кормой Эстрит Хелен горделиво плескался флаг Святой Астаньи. Видел ли он резные с позолотой борта корабля, богато украшенные перила и гальюнную фигуру? Слышал ли плеск волн, поскрипывающий такелаж и рангоут? Вдыхал ли смолянисто-соленый запах свободы?

— Останетесь при гарнизоне, святой отец?

Капитан в начищенной до блеска кирасе скрестил руки на шпаге, вынутой из ременных застежек и уложенной на коленях.

— Святые Лики укажут мне путь.

Офицер нахмурился. Если бы он не знал храмовников так хорошо, то отговорил бы клирика от путешествия по разоренному югу полуострова.

— Я понял. Только не выходите за границы Кабрии и Сиции. Мы не сможем вам помочь за границами протектората.

— Благодарю за совет. Вы мне очень помогли.

— Это наш долг, — был скромный ответ. — Святой отец, не сочтите просьбу за ответную услугу. Благословите моих ребят.

Клирик поднял руку, забормотав молитву, и сидящие в лодке притронулись губами к своим священным знакам.

— Мы проводим в Илинии большую часть года, так что… всякое может случиться.

— Опасаетесь еретиков?

— Куда же без них? С последнего восстания прошло не так много времени, и вице-король боится за свою жизнь. Из-за этих недоумков я провожу с дочерью один месяц в году.

Упоминание еретиков повернуло рассуждения Торе, изменившего имя на илинийский манер, в русло недавнего преследования Грандов. У них было чему поучиться.

Теперь, чтобы найти Аэрин, ему придется подслушивать, уговаривать, подкупать и шантажировать. Иным словом, использовать всякую возможность, даже если таковая лежит за чертой полномочий агента. В случае неудачи, Торе мог бы обратиться к какой-нибудь влиятельной семье и договориться о похищении девушки или обсудить с ними даже нечто большее. Если соблюдение неписаных правил чести не приносит желанного результата, то какой резон им следовать? Пришло время, когда для достижения цели ему придется прибегать к самым подлым приемам, которые он знал.

Впрочем, его противников не стоит недооценивать. Они на родной земле, в своем праве и в кругу единомышленников. Их богатство и тайная власть лишь возросли с пересечением границы Истлэнда. Чего только стоит нубрийское воздушное судно, ускользнувшее из тщательно расставленных сетей. Осознавая неравность сил, агент в бессильной злобе сжимал кулаки.

Дуновение бриза защекотало кожу, будто пытаясь успокоить нервную дрожь и отвлечь от неприятных раздумий: через лоскуты тумана проступила полоска берега.

Итак, Илиния, будь она проклята. Клирик был вынужден признать неприглядную правду — по указанию графини преследователь может превратиться в жертву за мгновение, которое требуется пуле, чтобы попасть в сердце. Гранды были слишком умны даже для вампиро, и клирик решил сменить метод достижения цели. Теперь он полагался только на себя и без крайней нужды не начнет отрытую игру. Изнуряющие тренировки Дона Родригеса, опыт рискованного агента и восхищение, вызванное непредсказуемостью Грандов, закалили его характер. Вооруженный таким клинком гибко обойдет возможную преграду, нанеся смертельный удар в самое уязвимое место.

С этими мыслями он шагнул из лодки в набежавший прибой и помог солдатам вытащить ее на берег, заслужив одобрительные взгляды. Сбросив прилипшие водоросли с промокших ног, Торе наметил дальнейший путь и неспешно последовал за капитаном по накатанному волнами плотному песку. Неважно, что его цель где-то рядом. Пусть она убедится в своем спасении и забудет о соборных ревнителях и недавних тревогах. Он придет к ней в самый неожиданный момент, когда его никто не ждет и встанет за спиной в час триумфа. Ему не нужно заглядывать в округлившиеся от страха глаза, читая заранее придуманный монолог, или злорадствовать, празднуя победу. Это плоды фантазий незрелых и слабовольных личностей. Слова, по своей сути, будут лишними. В конечном счете, ни одна произнесенная фраза не сравнится с переживаниями узника, изо дня в день смотрящего на воздвигнутый ради него эшафот. Шепот приближающейся смерти ужаснее глумливых выкриков толпы, жаждущей расправы, и оскорбительнее смеха торжествующего врага, наблюдающего за проведением жестокой казни. Что же делать, если рядом нет палача, и отсутствует возможность провести казнь по всем правилам? Определенно, не стоит понапрасну терять время.

Палач! Это слово как раскаленное клеймо нависло над ним. Клирик до кожного зуда чувствовал исходящий от него жар, заставляющий в робком сомнении отступиться от задуманного, и нахмурился, представив себя с окровавленными руками над бездыханным телом девушки. Неожиданно для него этот образ дополнился Кармелой, вышедшей из тьмы позади архиагента, и в знак благодарности прижавшейся щекой к его плечу. С благородной нежностью поглаживая локоть мужа, она смотрела на изувеченную Аэрин и в ее глазах злобно блестела оголенная сталь, а на губах, как на жуткой маске, застыла хищная улыбка…

— Плохо переносите качку? — усмехнулся капитан. — Не отставайте педро.

Торе был слишком занят, чтобы ответить, и поднял руку в знак согласия.

Отдышавшись, он оглянулся на цепочку своих следов на песке, теряющуюся в тумане. На этом берегу, устланном выброшенными морем водорослями, под напорами ветра, уносящего вдаль тоскливые крики чаек и размеренный шум прибоя, с ним что-то произошло. Торе еще не мог осмысленно сказать, в чем выражались изменения, хотя чувствовал важность перемен, и последовал за ушедшим вперед отрядом, в задумчивости склонив голову.

Еще не дойдя до форта, архиагент обнаружил первое различие: неоднократно повторяемые слова о неизбежной гибели девушки потеряли иную силу.

Ранним солнечным утром Аэрин сидела на жесткой скамье под высокими дубовыми дверями, покрытыми барельефами, изображавшими исторические деяния рода Миллениум, за которыми находился кабинет влиятельного вампиро, имевшего власть не меньшую, чем вице-король Кабрии. Внутри она ожидала найти сходство с залом суда с возвышающимся на помосте громоздким вычурным столом, едва угадывающимся под стопками бумаг и сводами законов.

Поскольку дава пока еще не являлась полноправным членом семьи, то ее не пустили вместе с Грандами, оставив терпеливо ожидать приглашения войти в унизительном одиночестве. После аудиенции Маргад не остался вместе с ней и ушел по своим делам, чем обидел и без того расстроенную даву.

Минуты неспешно растягивались, заставляя девушку задуматься о причине, почему она здесь оказалась. Приходящие сюда люди не делились тревогами и благоразумно хранили свои тайны и эмоции, пока личный помощник Дона Норозини не просил их войти. Среди них встречались как самые простые горожане, так и зажиточные сеньоры: одинаково сдерживающие гнев, а иногда слезы. Пришло время, они ушли, и узкий зал приемной давил на последнюю посетительницу всем молчаливым гнетом одиночной камеры.

На секунду показалось, будто кто-то открыл дверь, но это наваждение, иллюзия, вызванная желанием как можно быстрее попасть внутрь, мгновенно рассеялась, как только дава повернула голову. Убедившись, что створки дверей, надежно ограждающие Норозини от остального мира, все еще были заперты, дава спрятала лицо в ладонях.

Она понимала, что Элизабет или Маргад упоминали ее, придерживаясь согласованного с ней плана. Из этого также следовало, что рассказ давы не должен выглядеть выученным наизусть. Поэтому девушка выбрала общий стиль речи, немного отличающиеся от того, который они использовали, изобретая легенду, и додумывая подробности.

Аэрин представляла себе, как входит в дом, который видела в Рогене в одну из поездок и присоединяется к матушке и сестре в большой гостиной. На почетном месте висят портреты деда, Дона Мигеля Диего де Рогена, выступившего на стороне дома Кастилио против коронации Филиппа, и отца, Хуана Мигеля. Их семья не скрывала симпатий к аристократическому дому, проигравшему борьбу за власть, и поэтому отцу пришлось продать фамильное дело и уйти на корабль семьи Вецци. Год назад он умер от лихорадки и цинги в морях Южного Полумесяца…