Межлуние (СИ) - Воронар Леонид - Страница 70

— С тобой все в порядке?

— Да, спасибо.

До сих пор девушки хранили молчание, чтобы не тревожить духи усопших. Тем не менее, у родового склепа говорить не воспрещалось. Старики любили слушать голоса младших поколений, радуясь их свершениям. Тому, что они есть.

Здесь Видья стала гостьей, но не чужой. Род Фагус, как и Полис, ответвлялись от ствола Вискум, основанного Бриджидой, и она имела право находиться в этом месте. Более того, именно она взяла на себя обязанность заботиться об этом склепе.

Аэин открыла глаза и поставила фонарь у мемориальной плиты. Потом отыскала веник и смахнула с постамента упавшие листья и ветки.

— Если хочешь побыть одной, я могу уйти.

— Не уходи. Мне спокойнее рядом с тобой.

Видья помогла закончить уборку, и они возложили веточки белой вербы. Аэрин раскрыла сумку и, вынув завернутые в тряпицу щепки, оставшиеся после очистки Каф, прошла по кругу и рассыпала дары рядом со склепом.

Она — это все, что осталось от рода Урбан. Слабая одинокая девушка. Всего лишь гадалка. Единственный лист на голой ветви в пустоте безлунного мрака. Вырванный саженец не всегда приживается на новом месте, и тогда он обречен погибнуть. Что, если Каристоль не примет разлученную с родной землей даву, живое напоминание о погибшем вилонском Ковене? Кому нужна изгнанница? Да, на могилах росли деревья, но траурная древесина бесплодна и непригодна. Из нее не сделаешь стол для гадания или новый Каф.

Убедить Каристоль в своем праве задача не из простых.

Аэрин еще была под впечатлением от посещения склепа, когда приехала на встречу с Махаши и ожидала очереди, сидя в приемной. Ее спутница поглядывала то на ее задумчивое лицо, то на другую посетительницу с маленькими детьми.

Иногда семьи распадались. Бывало, что мужья, узнавая о происхождении жены, бросали семью. Такие не боялись порчи или сглаза, а проклинать свободолюбивых мужчин никому не разрешалось. Запрет появился по понятным причинам, а тех, его игнорировал, ждало суровое наказание.

Чаще всего эти трагедии случались по вине легкомысленных девушек. Давы, не желающие или боящиеся рассказывать о своем проклятии до рождения дочек, всю оставшуюся жизнь выбирали семью, прощаясь со своими способностями, и воспитывали детей как обычные люди. Что им еще оставалось делать? Жить во лжи, днем изображая порядочную жену, а в тайне ото всех передавать дочери свои знания, или делать вид, что довольна своим выбором. Всегда существовала опасность, что их обман могли раскрыть. Сложно найти оправдание, когда муж застал тебя на кухне, с котлом кипящего варева или раскладывающей колоду Гимо, и поздно хвататься за голову, неожиданно вспомнив о снотворном, так и не добавленным в его ужин.

Некоторые из них, устав притворяться и прятаться, шли на осознанный риск и рассказывали правду, надеясь на милосердие. Были случаи, когда даву прощали, но встречались и такие, кто выгонял ее из дому. И тогда одинокие мамы обращались в Ковен за поддержкой и утешением. По возможности их собирали в один большой дом, но могли предложить переехать к соседнему роду или познакомить с одним из мужчин, чем-то обязанным Ковену. Они могли взять на себя роль мнимого мужа и защитника, снимая подозрения с дома, в котором жили одни женщины. Именно в такую семью попала Аэрин. Ее родители умерли от неизвестной болезни, когда она не вступила в совершеннолетие, и юную даву поселили с другими девочками Полтиша, взрослеющими без отцов. Если бы не бабушка, завещавшая ей свой загородный дом, и забравшая внучек в столицу, то кто знает, какой бы она стала? До печальных событий в Вилоне, Аэрин жила с Мелиссой в прекрасном особняке, утопающем в зелени. В целом, ей повезло больше, чем многим…

Воспоминания прервались всхлипываниями вышедшей с аудиенции давы, держащей за руку девочку. Чопорная помощница Махаши вызвала Аэрин, и проводила девушек в тесную и темную комнату, где с овального стола, заваленного письмами и раскрытыми книгами, словно бороды свисали развернутые свитки, а антикварная мебель чернела потрескавшимся лаком под слоем пыли. Здесь пахло сандалом и старыми книгами, а по стенам висели пугающие деревянные маски Южного Полумесяца.

Махаши поглаживала черную кошку, жмурящуюся от удовольствия на ее коленях, и подняла глаза на вошедших гостей. Таких спасали от жестоких рук суеверных крестьян и приводили к себе в дом. Кроме очевидной пользы от ловли мышей, портящих заготовленные травы, семена и ценную древесину, они являлись одним из неофициальных символов чувствительных к лунным фазам.

Темная кожа урожденной ведьмы Мхарба не позволяла точно определить возраст, скрывая мелкие морщины. Шею и запястья женщины оплетали многочисленные браслеты и ожерелья, среди которых выделялся кулон с раскрывшим крылья вороном, а на столе перед ней лежал посох из лунного эбена, излучающий призрачное сияние каждый раз, как Махаши проносила мимо него руку или касалась локтем. Без сомнения, это был один из самых могущественных Каф на Северном полумесяце.

— Благодарю вас, что уделили нам время… — Видья запнулась, но переборола нарастающее волнение. — Позвольте представить Аэрин из рода Вискум, подрода Полис, подрода Урбан.

— Я не помню такого рода, — произнесла архидава бесстрастным голосом без намека на доброжелательность и посмотрела на них. — Садитесь, Сестры.

Она раскрыла толстую родословную книгу с изображенными на обложке кроной древа и его корнями, вписанными в две окружности: одна над и другая под прямой чертой, изображающей поверхность земли, и неторопливо перелистала несколько страниц в поисках названного рода.

Девушки переглянулись и устроились на диване с потертой темно-синей бархатной обивкой и странным деревянным гребнем по верху спинки. Махаши выдержала паузу, разглядывая молодую даву.

— Хорошо, что ты здесь.

Ее выразительный голос с мистическими нотками вызывал смешанные чувства. Он вытеснял страх и возвращал надежду, но в тоже время настораживал смущенного слушателя. Архидава не стала утешать Аэрин и высказывать соболезнования. Она заботилась лишь о Каристоле.

— Ты не подозреваешь, кто виновен в гибели твоего рода?

Аэрин отрицательно качнула головой.

— Мы пришли к выводу, что это была дава из вилонского Ковена.

«Сестра? Почему она так поступила?» — Думала шокированная Аэрин.

У нее пересохло в горле, и она сжала кулаки, сдерживая подступившие слезы. Видья с тревогой посмотрела на спутницу и положила свою ладонь на ее руки, выражая сочувствие.

Махаши опустила кошку на пол и подобрала упавшее письмо.

— Клирики возвели собор и создали инквизицию, сделали монарха своей марионеткой, чтобы уничтожить или изгнать нас, единственных, кто способен защитить Эспаон. Мы не успели вмешаться, и началась гражданская война, ослабившая твою Родину.

Она поджала губы, с трудом сдерживая гнев.

— Кто-то продал агентам тайны Ковена. Выдал всех, кто в нем состоял. Это чудовищное предательство! Кем бы ни был этот тщедушный человек, он не знал, кто стоит за собором, и слишком поздно понял свою ошибку. Каристоль подозревает в этом преступлении род Бетула. Они не случайно выбирают для Каф презренное дерево, гниющее стоя.

Аэрин вспомнила, как встречалась с сестрами Бетула перед поездкой в Полтишь. Они пытались ее удержать, очевидно, выдумав несуществующий конверт, забытый дома! Теперь понятно, зачем! Она обнималась с улыбающимися Сестрами, желающими ей смерти! И сама отдала им Мелиссу! Это имя обожгло ее изнутри. Она как будто вернулась в тот день и увидела, как Валерия уводила сестренку, держа ее за руку.

Это гораздо больше чем предательство. Аэрин не могла найти подходящего слова, чтобы описать этот поступок.

Девушка закрыла глаза, а Видья обняла ее худые плечи, вздрогнувшие от беззвучного плача.

Впрочем, когда первая эмоциональная волна отступила, Аэрин задумалась над тем, откуда об этом могла узнать архидава? Не выбрал ли Каристоль первый попавшийся род, чтобы обвинить умерших Сестер в предательстве и, тем самым, показать свою мнимую осведомленность?