БЕЗ ПРОТИВОРЕЧИЙ - Рэнд Айн - Страница 55

– А что бы я сказала, если бы ты попросил меня совершить самоубийство? – сердито ответила она.

Он промолчал.

– Почему ты спросил об этом? Вот уж не думала, что ты способен шутить на эту тему. Это на тебя не похоже.

На его лице не было и тени юмора.

– Нет, конечно, не стал бы, – тихо и печально ответил он. Дэгни заставила себя заговорить о его работе. Он лишь отвечал на вопросы, ничего не добавляя. Она повторила ему то, что слышала о блестящих перспективах «Д'Анкония коппер» под его руководством.

– Это правда, – сказал он безжизненным тоном. Внезапно взволновавшись, не понимая, что подтолкнуло ее, она спросила:

– Франциско, зачем ты приехал в Нью-Йорк?

– Встретиться с другом, который позвал меня, – медленно ответил он.

– Бизнес?

Глядя мимо нее, словно отвечая на какие-то свои мысли, с горькой улыбкой, но странно мягким и печальным голосом он ответил:

– Да.

Когда Дэгни проснулась, было уже далеко за полночь. Город внизу не издавал ни звука. В тишине казалось, что жизнь на время замерла. Разморившись от счастья и утомления, она лениво повернулась и взглянула на Франциско. Он лежал на спине, на фоне туманного ночного неба за окном она видела его профиль. Глаза его были открыты. Он не спал. Губы у него были плотно сжаты – как у человека, который испытывает невыносимую боль, смирился с ней и терпит, не пытаясь скрыть свои мучения.

Она так испугалась, что не могла шелохнуться. Франциско почувствовал ее взгляд и повернулся к ней. Он внезапно вздрогнул, сорвал с нее одеяло, посмотрел на ее обнаженное тело и уткнулся лицом ей в грудь. Он обнимал ее за плечи, вздрагивая всем телом. Потом прижался губами к ее коже, и она услышала его приглушенный голос:

– Я не могу бросить это. Не могу.

– Что? – прошептала она.

– Тебя…

– А зачем?

– …и все остальное.

– Почему ты должен это бросить?

– Дэгни, помоги мне остаться. Отказаться. Хотя он и прав.

– Отказаться от чего, Франциско? – тихо спросила она.

Он не ответил, лишь сильнее прижался к ней.

Она лежала неподвижно, осознавая только одно: необходимо быть осторожной. Его голова лежала у нее на груди, а она, глядя в потолок, нежно перебирала его волосы и, оцепенев от ужаса, ждала.

– Он прав, но это так тяжело. О Боже, как тяжело! – простонал он.

Через некоторое время он поднял голову и сел. Он перестал дрожать.

– Что случилось, Франциско?

– Я не могу тебе сказать. – Он говорил просто, открыто, не пытаясь скрыть страдание, но это был голос владеющего собой человека. – Ты еще не готова услышать это.

– Я хочу помочь тебе.

– Ты не можешь мне помочь.

– Ты сказал: помочь тебе отказаться.

– Я не могу отказаться.

– Тогда позволь мне разделить это с тобой. Он покачал головой.

Он сидел, глядя на нее, словно раздумывая, спросить или не спросить. Потом вновь покачал головой, отвечая уже самому себе.

– Я не уверен, что сам смогу это вынести, как же справишься ты? – сказал он, и в его голосе прозвучали новые, странные нотки нежности.

Медленно, с усилием, стараясь удержать рвавшийся наружу крик, она сказала:

– Франциско, я должна знать.

– Ты простишь меня? Я знаю, ты напугана, и это жестоко. Но, пожалуйста, ради меня… оставь все, как есть… как есть… и не спрашивай меня ни о чем.

– Я…

– Это все, что ты можешь сделать для меня. Хорошо?

– Хорошо, Франциско.

– Не бойся за меня. Это только сегодня. Больше такого не случится. Это станет намного проще… со временем.

– Если бы я могла…

– Нет. Спи, дорогая.

Впервые он назвал ее этим словом.

Утром он смотрел на нее открыто, не пытаясь избегать ее встревоженного взгляда, но не говорил о случившемся ночью. Она заметила на его лице выражение спокойствия и страдания, выражение, похожее на страдальческую улыбку, хотя он не улыбался. Как ни странно, от этого он казался моложе. Теперь он выглядел не как мученик, а как человек, который видел, ради чего стоит терпеть пытку.

Она не задавала никаких вопросов. Лишь спросила, прежде чем уйти:

– Когда я снова тебя увижу?

– Не знаю. Дэгни, не жди новой встречи. В следующий раз, когда мы встретимся, ты не захочешь меня видеть. У меня есть причина сделать то, что я собираюсь сделать, но тебе я этой причины сказать не могу, и ты вправе меня возненавидеть. Я не хочу унижаться, прося тебя поверить мне на слово. Ты должна жить своими понятиями и своими суждениями. Ты будешь проклинать меня. Тебе будет очень больно. Постарайся не принимать это слишком близко к сердцу. Помни о том, что я тебе сказал, это все, что я мог сказать.

Целый год от него не было никаких известий, и она ничего о нем не слышала. Когда до нее дошли сплетни и она начала читать сообщения в газетах, то поначалу не верила, что это относится к Франциско Д'Анкония. Вскоре ей пришлось в это поверить.

Она прочитала в газете о приеме, который он устроил на своей яхте в гавани Вальпараисо. Гости были в купальных костюмах, и всю ночь на палубу падал искусственный дождь из шампанского и лепестков роз.

В другой статье рассказывалось о вечеринке, которую он устроил в алжирской пустыне. Он построил огромный павильон из тонкого льда и каждой из приглашенных дам подарил манто из горностая, при условии, что это манто, а затем вечернее платье и все остальное будет снято по мере того, как будут таять ледяные стены.

Она читала отчеты о деловых проектах, которые он предпринимал через длительные промежутки времени. Они были необыкновенно успешны и разоряли его конкурентов. Но делами он занимался редко, это для него было словно мимолетное спортивное увлечение. Он совершал неожиданный налет, а затем год или два о нем ничего не было слышно. Он исчезал, оставляя «Д'Анкония коппер» на попечение управляющих.

Она читала интервью, в которых он говорил:

«К чему мне стремиться делать деньги? У меня их столько, что три поколения моих потомков смогут так же наслаждаться жизнью, как и я».

Однажды она встретила его на дипломатическом приеме в Нью-Йорке. Он вежливо поклонился, улыбнулся и посмотрел на нее так, словно между ними ничего не было. Она отвела его в сторону и спросила: