Последний рубеж (СИ) - Шерола Дикон - Страница 9

— Я пойду, — тихо произнесла Катя, обратившись к Оксане, но в этот момент Алюминиевая Королева жестом прервала ее.

— Стоять, — мягко, но в то же время требовательно произнесла она, после чего обратилась к Эрике:

— А теперь послушай меня, дорогая. Если у тебя нет друзей, то это не наши проблемы. Тебя устраивает окружение пробирок и микроскопов, так ради Бога, занимайся, мы тебе не мешаем. Но и ты, будь добра, не лезь к нам. Если мы хотим навестить нашего друга, последнее, что нас интересует — это твое одобрение.

Глаза Эрики потемнели от гнева.

— Ему нужен отдых, — произнесла она, смерив Оксану снисходительным взглядом.

— Неправда. Вайнштейн разрешил посещать Диму, и ты сама это слышала, — Алюминиевая Королева ответила ей таким же «теплым» взглядом. — Не надо устраивать сцен. На твоем месте я бы вообще сейчас помалкивала, ведь именно из-за твоей сыворотки Дима угодил на больничную койку.

На это, видимо, Воронцова не нашла достойного ответа. Она задержала взгляд на Дмитрии, а затем молча покинула палату. Катя с удивлением посмотрела на Оксану. Она ожидала, что Эрика устроит скандал.

— Может быть, не стоило упоминать «эпинефрин»? — усомнилась Белова.

— Относительно нормальных людей — не стоило, а стерв нужно ставить на место, — резко ответила Оксана. — Тоже мне, нашлась соперница. Там, где она училась, я преподавала.

— Соперница? — Белова не поверила своим ушам.

— А что, ты думаешь, она просто так от него женщин гоняет? Эта выдра давно на него глаз положила. А истерит бедняжка потому, что понимает, что ей ничего не светит. Дима никогда не посмотрит на такую.

«Что бы ты сказала, узнав про Милану», — устало подумала Катя, но вслух ничего не сказала. Она поблагодарила Оксану за ее неожиданное заступничество, после чего, еще раз скользнув взглядом по лицу Дмитрия, покинула палату.

— А ты тоже молодец. Заварил кашу и спишь, — укоризненно произнесла Оксана, посмотрев на Дмитрия. — Проснулся хотя бы ради приличия.

Но почему-то от этих слов девушке сделалось горько. Комок подступил горлу, и она неожиданно для себя почувствовала, как ей на глаза наворачиваются слезы. Оксана не знала, слышит ли Дима ее сейчас, чувствует ли ее прикосновения. Альберт говорил, что судя по энергетике, Лесков спит, как спят по ночам все обычные люди. Вот только почему он никак не хотел просыпаться?

— Что тебе снится, Дим? — мягко спросила Оксана, после чего, поцеловав его в лоб, покинула палату.

Дмитрию не снилось ничего ровно до тех пор, пока стрелка настенных часов не приблизилась к четырем часам утра. А затем в темноте его сознания раздался шепот, от которого по коже мужчины побежали мурашки:

— Проснись!

В тот же миг Дмитрий распахнул глаза. Они были янтарно-медными, с узкими, как у змеи зрачками. А затем Лесков почувствовал, как бешено колотится его сердце. Аппарат у его постели начал издавать какой-то тревожный звук, но мужчина этого даже не заметил. Теперь в его груди разливалась боль, знакомая еще с детства. Она словно пыталась вырваться наружу, выломав при этом все ребра. Затем эта боль стала растекаться по рукам и ногам, буквально сводя с ума. Но, когда Лесков готов был уже закричать, все прекратилось.

— Прошло? — услышал он тот же странный шепот, после чего резко сел на постели и огляделся по сторонам.

— Кто здесь?

— Врачи…

В тот же миг в комнате зажегся свет, заставив Дмитрия зажмуриться, и в палату действительно вбежало несколько докторов. Среди них был и Альберт.

— Да хватит уже. Я в порядке! — с долей раздражения воскликнул Лесков, отстранив от себя рукой самого назойливого доктора. — Что вообще происходит?

Он удивленно посмотрел на провода, тянущиеся от его руки к аппарату, а затем перевел непонимающий взгляд на Вайнштейна. Выражение лица друга было сейчас зеркально идентичным его собственному. Казалось, Альберт тоже находится в растерянности.

— Все приборы чуть с ума не сошли, а сейчас все в порядке, — тихо проговорил он. — Как ты себя чувствуешь, Дим?

— Нормально я себя чувствую. Что я делаю в больнице?

Альберт приблизился к Лескову и, внимательно глядя в его озадаченные синие глаза, спросил:

— Ты ничего не помнишь?

— Я помню…, - Дмитрий прервался. Действительно, а что он помнил? Помнил вылазку, помнил, как они вернулись, как дошли до лифта. А дальше он провалился в сон. Наверное, так устал, что и не помнил, как дотащился до постели. Или же нет?

— Я заснул, — неуверенно произнес Лесков.

— И проспал четверо суток, — договорил за него Вайнштейн. Заметив, как Дмитрий переменился в лице, он положил руку ему на плечо, словно желал поддержать. Но на самом деле Альберт хотел понять, что происходит с энергетикой этого полукровки. Теперь она была не такой шершавой, но все-таки до прежней ей было еще далеко.

— Почему это случилось? — севшим голосом спросил Дмитрий. — Дело в «Эпинефрине»?

Альберт не ответил. Сейчас он полностью погрузился в свои ощущения, поэтому голос Лескова донесся до него, словно из-под толщи воды.

— Тебе было больно…, - еле слышно произнес он, глядя куда-то в стену пустыми глазами.

— Да, меня ломало, — нехотя признался Дима. — Как в детстве, помнишь?

— Не как в детстве…

Затем, словно сбрасывая с себя оцепенение, Альберт тряхнул головой и уже более решительным тоном произнес:

— Ты больше не будешь использовать сыворотку. Если, конечно, ты хочешь жить.

Глава IV

После разговора с Альбертом Дмитрий чувствовал себя так, словно его окатили ледяной водой. Мысль о том, что он проспал четверо суток, показалась ему жуткой и неестественной одновременно. Ситуация напоминала какой-то злой розыгрыш, после которого все якобы должны были расхохотаться, вот только никому из участников не было смешно.

После ухода врачей Лесков полчаса провел в душе, подставляя лицо горячим струям воды, словно желал смыть с себя столь ужасающую новость. И самым страшным во всем этом было то, что Дмитрий даже не помнил, как всё произошло. Его организм словно выключился, точно компьютер, который выдернули из розетки. Ему чертовски повезло, что все случилось, когда группа была уже практически на базе. А если бы он отрубился в Адмиралтействе или, что еще хуже, посреди улицы?

Вытираясь полотенцем, Дмитрий с досадой посмотрел на свою исколотую руку. Темно-бордовые точки усеивали его кожу на внутренней стороне локтя, навевая на мысль о торчках, которые прежде бродили по неблагополучным районам Москвы. И в этот момент Лескову снова сделалось не по себе. Ему вспомнилась безумная боль, охватившая его тело во время пробуждения. Она вгрызалась в кости, буквально сводя с ума.

«Проснись!»

Шепот незнакомца эхом повторился в памяти Дмитрия, и мужчина помрачнел окончательно. Разумеется, все это можно было списать на реалистичный сон или не менее реалистичные галлюцинации, вот только уверенности Лесков не ощущал. В тот момент ему даже казалось, что если бы он открыл глаза на секунду раньше, то увидел бы лицо шепчущего, заглянул бы в его глаза.

«Я схожу с ума», — подумал Дмитрий, затравленно взглянув на себя в зеркало. Оттуда на него смотрел испуганный молодой мужчина с четырехдневной щетиной на лице и влажными взъерошенными волосами. Это был кто угодно, только не Черный Барон, коим его именовали прежде. Теперь это прозвище казалось Дмитрию таким же устаревшим, как и все, что осталось на поверхности. Жизнь наносила удар за ударом, не позволяя ни на миг ощутить былую уверенность в завтрашнем дне. И сейчас ему, наверное, впервые после смерти Олега захотелось хорошенько напиться.

Вот только у бывшего Черного Барона на данный момент не было даже такой мелочи, как бутылка коньяка. От прошлой жизни у него не осталось ничего, кроме пары близких друзей, да и тех судьба постоянно норовила отнять. В свою очередь новая жизнь была щедра только на опасности и разочарования. В ней не было ни намека на что-что, что могло подарить хотя бы призрачное ощущение счастья: только смерть, заговоры, страхи и сомнения.