Здесь я устанавливаю правила (СИ) - Бальс Лора - Страница 21

— Давай её в кабинет, — распорядился, так и не приняв окончательного решения.

Ничто не мешало самому подняться к девчонке, но решил, пусть походит под конвоем, ей будет полезно.

Зеленцова вошла и настороженно остановилась у порога.

— Можешь идти, — кивнул он охраннику.

Она с тоской обернулась на захлопнувшуюся дверь, потом бросила короткий напряжённый взгляд в его сторону, но не выдержала напряжения, сразу опустила глаза.

— Проходи, садись, — нейтральным тоном предложил Феликс.

Каждый шаг явно давался ей против воли, но всё же девчонка послушалась. Приблизилась на негнущихся ногах, упала в кресло.

— Ты помнишь, что я тебе обещал за повторную попытку побега?

Она помнила. И восприняла всерьёз. Это было понятно по непроизвольно вздрогнувшим плечам, стиснутым пальцам, отчаянному взгляду…

— Технически это был не побег, а сигнал бедствия, — еле слышно выдавила она. — Вы не оговаривали наказания за такое.

Феликс едва сдержался, чтобы не засмеяться вслух. Реплика Зеленцовой его восхитила. Несмотря ни на что, она не собиралась изменять себе.

— И какое, по-твоему, за это должно быть наказание?

— А что, я получу то, что сама выберу? — она подняла голову, уже на дольше встретилась с ним взглядом. Смелость возвращалась на глазах. Слишком рано, так она ничему не научится.

Феликс поднялся, обошёл стол и остановился у неё за спиной. Положил руку на плечо, усиливая моральное давление.

— Попробуй выбрать, — предложил, проведя кончиками пальцев по нежной белой шее. Совсем невинный жест, но Зеленцова напряглась и от этого, закаменела и, кажется, почти перестала дышать. — Что мне стоит с тобой сделать, а, Инга?

— Объявить предупреждение, — полувопросительно выдохнула она. Голос дрогнул, сорвался, и последний слог прозвучал совсем неслышно. — Оставить без ужина?

Большим пальцем скользнул за воротник, погладил шейку чуть ниже. В сознании вспыхнула мысль, что он делает это вовсе не для того, чтобы надавить на Ингу, выбить её из колеи. По крайней мере, не только для этого. Ему просто хочется её гладить, и он пользуется подходящей ситуацией.

Впрочем, хотелось гораздо большего. Содрать с неё блузку и ласкать её всю, а не маленький кусочек обнажённой кожи. Усадить к себе на колени и заняться грудью. Грудки у Инги небольшие, аккуратные. Наверняка упругие и очень нежные. Будет восхитительно накрывать их руками, чуть сжимать, поглаживать, пробовать на вкус. Он бы играл с ними долго, сначала подразнил лёгкими невесомыми поцелуями, потом подключил язык, захватил сосок губами…

Чёрт, с каких пор простые, ничего не значащие прикосновения будоражат его, как мальчишку, и пробуждают такие фантазии?! Будто после того, как он признался себе в тайных желаниях насчёт Зеленцовой, внутри выключился какой-то предохранитель и теперь одного только присутствия девчонки достаточно, чтобы завестись.

Наверное, надо было всё-таки остаться у Риммы до утра. Одного раза мало, чтобы надёжно сбросить напряжение…

Снова провёл по нервно вздрагивающей шейке вверх, поднялся к затылку, зарываясь пальцами в волосы. У Инги приятные волосы — лёгкие, как пух, мягкие, рассыпчатые, душистые…

Она не выдержала, рванулась, пытаясь вскочить. Хотя наверняка ведь понимала, что это бесполезно, если он сам не захочет её выпустить.

— Не трогайте меня! — способность говорить громко вернулась, и теперь голос звенел от напряжения и неприязни.

— Чш-ш… — Феликс удержал её за плечо, не позволив встать. Наклонился к самому уху, вдыхая аромат кожи. — Ты же стараешься не упускать выгодных для тебя возможностей, правда? Как насчёт возможности избежать наказания?

— Заменив его ещё худшим? — голос задрожал от страха и гнева. — Нет уж! Если у меня на самом деле есть право голоса, я лучше выберу цепь!

Он отдёрнул руку, будто ошпарившись. Застыл так же неподвижно, как недавно сидела Зеленцова. В душе всколыхнулось что-то тёмное, злое, вернулось уже забытое желание сломить девчонку, показать, кто здесь хозяин, раз и навсегда отучить её дерзить…

Феликс отошёл на другой конец комнаты, стремясь оказаться от Инги подальше, пока не наделал глупостей. Если он её изнасилует, всё равно не получит настоящего удовольствия. А ситуация ещё больше осложнится.

С деланой невозмутимостью опустился в кресло.

— Пожалуй, мы придумаем что-нибудь поинтереснее цепи. Как полагаешь, посмотреть правде в глаза достаточно мучительно, чтобы считать это наказанием?

Инга не сразу поняла, что он собрался просто разговаривать. А когда поняла, не смогла сдержать удивления.

Конечно, общение с врагом нельзя было назвать приятным времяпровождением, но объявить это карой… Что такого он мог ей сообщить? Поведать обо всех своих преступлениях, чтобы она детально знала, что с ней может произойти? Чтобы в полной мере ощутила собственное бессилие и торжество несправедливости? Так она и без этого не ждёт ничего хорошего.

Или он в хорошем настроении и решил закрыть глаза на её промах, но стремление к последовательности не позволяет прямо объявить ей амнистию? Вряд ли. Такой человек всегда пойдёт до последнего. Удивительно, почему сейчас остановился, услышав отказ на своё предложение? Не возбуждается от сопротивления и женских страданий? Если так, ей повезло!

Хотя зачем она ему? У Ветрова наверняка куча любовниц, умелых и покладистых. Он просто хотел её унизить. Хотел, чтобы она почувствовала себя побеждённой, использованной и грязной. Думал, что возможность сохранить за собой свободу передвижения хотя бы в пределах дома для неё слишком ценна, чтобы отказаться от сделки.

Потому и гладил так ласково — словно показывал, что потерпеть будет не так уж сложно, и она только выиграет, согласившись на предложение. Произносил одно, а руками словно обещал защиту и нежность… И Инга тоже будто раздвоилась. В душе поднимался и расцветал протест и тревога, но физически она не ощущала никакого отвращения. Да что там, эти прикосновения были гораздо приятнее тех, что она сама прежде разрешала другим.

Опыт романтических отношений у неё был ничтожно мал, но всё же достаточен для того, чтобы Инга посчитала себя бесчувственной.

В старших классах в неё был влюблён одноклассник. Отличник и тихоня, смотревший на неё, как на божество. Павел, Паша. У него была властная, деспотичная мама, которая распланировала его будущее ещё с рождения, и старательно следила, чтобы сын ни на шаг не сбился с намеченного пути. Он обожал маму, но от этого не меньше тяготился диктатом. Такие семейные отношения были Инге интуитивно понятны, и Паша тоже был понятен, поэтому с ним было почти легко.

Она начала встречаться с ним, потому что было интересно, что люди находят в отношениях. И потому что большинство ровесниц уже с кем-то встречались и, наверное, было пора и ей. И потому что Пашка этого хотел, а он был таким трогательным и милым…

Он целовал её осторожно, трепетно и почтительно, почти не разжимая губ. Гладил лопатки и поясницу, ни разу не решившись сильнее распустить руки. Инга испытывала одну только неловкость и не могла отделаться от ощущения, что целуется с близким родственником.

Они поступили в разные ВУЗы, стали видеться всё реже и в конце концов договорились остаться друзьями.

В конце первого курса на неё обратил внимание звезда университета, сын главы крупной строительной корпорации и племянник мэра. Игорь. Её отец одобрял эти отношения, то и дело напоминал, что она отхватила хороший шанс и теперь должна его не упустить. От таких разговоров становилось тошно, но Инга убеждала себя, что отец заботится о её будущем, как умеет, и у него просто не получается подбирать правильные формулировки. В конце концов, он ведь не оратор.

Игорь был нетерпелив. Напорист. Хватал её бесцеремонно и жадно и с первых встреч пытался лезть под юбку. От его суетливой торопливости Ингу охватывал ступор. Она понимала, что ведёт себя совсем не так, как предполагает ситуация, и нервничала ещё больше.