Рыцарь - Деверо Джуд - Страница 64

— Ну, пожалуйста, — со слезами молила Дуглесс, — пожалуйста, сделай это!

Вдруг она услышала смех, и узнала его, это смеялся Николас!

— Это ты, Николас? — шепнула она и, подняв голову, несколько раз моргнула, чтобы стряхнуть слезы и видеть получше. Но в церкви никого не было!

Неуклюже поднявшись, она опять, несколько громче, позвала:

— Это ты, Николас? — и вновь услышала смех, на этот раз где-то за спиной. Резко повернувшись, она вытянула вперед руку — опять никого! — Да, — воскликнула она тогда, выпрямляясь, а потом еще громче крикнула:

— Да! — Подняв глаза навстречу солнечному лучу и ангелу в витражном стекле, сна зажмурилась, а затем, откинув голову назад, еще раз прошептала:

— Да!

И вдруг ее как будто кто-то сильно ударил в живот. Согнувшись пополам от острой боли, она сползла на каменный пол. А когда попыталась встать на ноги, перед глазами все закружилось и возникло чувство тошноты. Надо добежать до туалета — не могу же я позволить себе изгваздать церковь! — мелькнуло в голове.

Но когда она попробовала сдвинуться с места, у нее ничего не получилось: было такое ощущение, будто тело более не повинуется ей!

— О, Николас! — прошептала она и протянула руку к гробнице, но в следующее мгновение все вокруг почернело, она потеряла сознание и рухнула на пол.

Очнувшись, она почувствовала дурноту и слабость и не могла понять, где она. Открыла глаза и увидела голубое небо над головой, а рядом покрытое пышной листвой дерево.

— И что же теперь? — прошептала она. Неужто она как-то выбралась из церкви?

Она смежила веки, потому что чувствовала себя очень слабой, хотелось спать, а где именно она находится, она выяснит потом.

Дуглесс уже начала дремать, когда до нее откуда-то донеслось хихиканье — похоже, женщина смеялась неподалеку. Дети, наверное, — подумала Дуглесс, — это дети играют.

Но затем послышался ответный смех мужчины, и она открыла глаза. Уж не Николас ли? — взволновалась она и, резко поднявшись, села и стала озираться по сторонам. Оказалось, что она сидит на траве под деревом, а вокруг красивый, типично английский, сельский пейзаж. Она хотела повернуться и забрать свои вещи. И когда это она успела уйти из церкви?

Она так и застыла на месте, увидев мужчину, работавшего в поле. Он находился довольно далеко от нее, и его трудно было разглядеть хорошенько, но ей показалось, что одет мужчина в какое-то подобие короткого коричневого халата и что он вспахивает поле сохой, которую тянет за собой бык. Дуглесс несколько раз моргнула, но видение не исчезло. Что ж, — отметила она, — сельская Англия и впрямь остается сельской!

Где-то за спиной вновь послышалось хихиканье женщины.

— Сэр Николас! — томно произнес женский голос. Дуглесс, даже не обдумав хорошенько, что делает, мгновенно отреагировала: вскочила на ноги, кинулась к кустам, которые были за ней, и, раздвинув ветки, прошла вперед.

На траве лежал Николас. Ее Николас! Рубашка почти свалилась у него с плеч, и он, катаясь по земле, своими сильными руками тискал какую-то пухленькую девицу в весьма странного вида платье, из которого все прелести девицы чуть ли не вываливались наружу!

— Николас! — громко воскликнула Дуглесс, — да как же ты мог?! Как ты мог проделать такое со мной?! — Голос ее прерывался: ее вновь душили слезы. — Я так беспокоилась о тебе, чуть с ума не сошла, а ты, оказывается, здесь, с этой… с… О, Николас, ну, как ты мог?! — И, вытащив из кармана бумажную салфетку, Дуглесс громко высморкалась.

Николас и девица прекратили возню на траве. Девица, вроде бы в испуге, поспешно завязала тесемки на передней части платья и, выбравшись из-под Николаса, кинулась бежать прочь, перепрыгивая через изгороди меж полями.

Николас обернулся к Дуглесс, и его красивое лицо исказила сердитая гримаса. Откинувшись назад и опершись о локоть, он гневно взирал на рыжеволосую женщину.

— И что же вы всем этим хотели сказать? — требовательно выкрикнул он.

Волна негодования схлынула с Дуглесс. Некоторое время она молча стояла, как бы застыв и уставясь на него: Николас здесь, с ней! Он здесь!

Затем она кинулась к нему и, обвив его шею руками, принялась целовать. Он тоже заключил ее в объятия, и они оба упали на траву.

— Ведь это же — ты, да, Николас?! Ну конечно же ты! Любимый мой! — говорила Дуглесс. — После того, как ты ушел, все было так ужасно! Ни одна живая душа не помнила тебя! И никто не мог вспомнить нас с тобою вместе! — И, целуя его в шею, она добавила:

— Ты вновь отрастил бороду, но это совсем неплохо, мне даже нравится!

Он целовал ее в шею, а рука его потянула за переднюю часть ее юбки, так что блузка тотчас расстегнулась, и губы его заскользили от ее шеи вниз.

— О, Николас, мне так много нужно тебе рассказать! — воскликнула Дуглесс. — После твоего ухода я виделась с Ли, и он сообщил мне все о Летиции и о Роберте Сидни, и еще… еще о… О да, вот так! Как же хорошо, ой, как приятно! Нет-нет! — вскричала вдруг она и оттолкнула его подальше. — Нет, этого мы делать не должны! Ты же, наверное, помнишь, что случилось в тот последний раз, да?! Нам следует поговорить: я должна тебе сообщить об очень многом! Ты уже знаешь, что тебя все-таки казнили?

— Меня? Казнили?! — воскликнул Николас, выпуская ее, хотя до этого еще раз попытался привлечь Дуглесс к себе. — Молю вас, сударыня, скажите же, за что?

— За измену! И за то, что собрал войско! За… Послушай, Николас, ну, хоть ты-то не впадай в прострацию! Довольно и того, что у меня в последние дни была такая амнезия, что я просто забыла обо всем на свете! Выслушай же меня! Я не знаю, как долго ты еще пробудешь здесь. Знай: это все замыслила твоя жена! Я понимаю, конечно, что ты ее любишь, но она и замуж-то за тебя пошла лишь потому, что ты — родственник королевы Елизаветы, а может, отца королевы?! Неважно! В общем, Летиция хочет вывести тебя из игры, потому что играть по ее правилам ты не желаешь! И она хочет посадить своего ребенка на английский престол! Разумеется, она не может иметь детей, но этого она еще не знает! — взволнованно говорила Дуглесс. Сделав паузу, она спросила:

— Слушай, а почему это ты так странно глядишь на меня? И куда это ты направляешься?

— Направляюсь я к себе домой, подальше от тебя и твоих речей на западном наречии — лаешь, будто колли! — ответил Николас, вставая с земли и пытаясь вправить рубашку в штаны.

Дуглесс тоже вскочила:

— Так значит, речи на западном наречии, будто колли лает, да?! Это что-то новое в мой адрес! Да постой же, Николас! Не можешь же ты вот просто так взять да и уйти!

Оборачиваясь к ней, он проговорил:

— Ну, ежели вы хотите довести дело до конца… — и он жестом указал на лужайку, — то я, разумеется, останусь и хорошо вам заплачу, но я не в состоянии терпеть эту вашу безумную манеру изъясняться!

Дуглесс так и замерла и, моргая, смотрела на него, все пытаясь понять, что он такое говорит!

— Вы мне заплатите? — шепотом повторила она. — Но, Николас, что с тобой? Ты ведешь себя так, как если бы прежде никогда со мной не встречался!

— Верно, сударыня, я никогда и не видел вас прежде! — ответил он и, повернувшись к ней спиной, пошел прочь.

Дуглесс была так потрясена, что не могла двинуться с места. «Никогда не видал прежде» — да о чем это он?! И она бросилась за ним сквозь кусты. Одет Николас был очень необычно: в черный бархатный камзол, украшенный… украшенный, как будто…

— Это что, бриллианты, что ли? — задыхаясь, спросила она.

— Обычно я бываю не слишком-то добр ко всякому ворью! — презрительно щурясь, ответил Николас.

— Но я вовсе не собиралась грабить тебя! Просто никогда еще не видела, чтобы у мужчины было столько бриллиантов! — воскликнула Дуглесс, пятясь и внимательно разглядывая его. Наконец она поняла, что Николас переменился. И дело было вовсе не в наряде и не в том, что он вновь отпустил бороду и усы, — нет, с лица его исчезла та, былая, серьезность! Конечно, это Николас, только помолодевший!