Волшебная страна - Деверо Джуд - Страница 54

В августе 1851 года Адаму исполнилось уже шесть месяцев. Он был веселым ребенком и всех любил. Приехал навестить их Фрэнк, и Адам сразу же к нему потянулся. Фрэнк сажал его с собой на седло, и Адам заливался счастливым смехом.

Иногда Морган упрекала Джейка и Пола в том, что они так носятся с мальчиком и во всем ему потакают.

В сентябре Морган исполнился двадцать один год. Люпита готовилась устроить вечеринку. Морган решила надеть темно-синее шелковое платье, которое ей подарил Терон. Она его примерила и удивилась, что оно стало свободно.

— Ты слишком похудела. Ты мало ешь. Я за тобой наблюдаю и вижу, что ты о чем-то или о ком-то горюешь.

Морган покачала головой, в то время как Люпита закалывала на ней платье в талии.

— Ну, это глупости, Люпита. Я совершенно счастлива. И у меня здесь есть все, что надо.

— Только нет мужчины.

— У меня есть Адам.

— Да, сеньора.

— Люпита, оставь эти штучки. Я счастлива, серьезно тебе говорю, и перестань разыгрывать роль покорной служанки.

— Как будет сеньоре угодно.

— Люпита!

Но женщина уже вышла.

Морган улыбнулась. «Люпита ошибается, — подумала она, — я похудела потому, что за Адамом надо все время поспевать. Все похудеют, если побегают за Адамом».

Она поцеловала спящего сына. Его личико обрамляли светлые кудрявые волосы. Он пошевелился и сделал несколько сосательных движений губами. Глубокая ямочка на мгновение появилась у него на щеке. Как у Сета, подумалось ей. Совершенно как у Сета. Она постаралась выкинуть эту мысль из головы и вышла из дома навстречу гостям.

Многие из тех, кто был на вечеринке, был ей даже не знаком, и она обрадовалась, когда все кончилось. Сняв шелковое платье, она надела ситцевую ночную рубашку, взглянула на постель и расплакалась.

— Что со мной? — спросила она. — У меня ведь все есть. Но мне надо больше.

От звука ее голоса проснулся Адам, и она обрадовалась, что придется его успокаивать. Сама она заснула очень нескоро.

В тот год снег выпал рано, и зима тянулась бесконечно. Адам рос буквально по часам, и Морган с Люпитой постоянно его обшивали. Джейк и Пол вырезали для него деревянных лошадок и коров, и постепенно у него образовалось целое игрушечное ранчо с домом, хлевом, заборами, фургонами и людьми. Люпита сделала для дома крошечную мебель и наполнила кладовку провиантом. Она даже сделала маленькую фигурку, изображавшую самого Адама. И каждый новый подарок он встречал взрывами смеха и награждал дарителя довольно липким поцелуем.

А Морган все чаще вспоминала Сета и буквально места себе не находила. Ей хотелось на некоторое время куда-нибудь уехать. Она боялась возвращения Сета.

В феврале Адаму исполнился год. Люпита и Морган испекли огромный пирог. Приехали Фрэнк и Луиза со своими шестью детьми, чтобы отпраздновать годовщину.

Несколько минут Адам стеснялся чужих ребятишек, но быстро освоился. Фрэнк подбросил его в воздух:

— А ты собираешься вырасти таким же большим, как твой папаша, а?

Джейк усмехнулся:

— Он с каждым днем становится все больше на него похожим. Но, кажется, не такой упрямый, как папаша, по крайней мере сейчас.

Люпита увидела, что Морган побледнела при упоминании о Сете. Люпита знала, что ее мучат воспоминания, и живо сочувствовала той боли, которую испытывала маленькая хозяйка.

Вскоре после дня рождения Адама Морган написала поверенному отца в Албукерк. Она коротко известила его, что выполнила условия завещания и хотела бы узнать, когда можно вступить в права наследования. Она надеялась, что теперь сможет уехать вместе с Адамом, может быть, даже в Европу.

Она нетерпеливо ожидала несколько недель ответа, но его все не было. Наверное, надо опять написать, думала она, но Люпита посоветовала подождать еще немного. Почта до Нью-Мехико шла долго.

Теперь, отправляясь на верховые прогулки, Морган брала с собой Адама. Часто они прихватывали и корзину с едой и устраивали себе пикник.

И не подозревали, что каждый день чьи-то глаза внимательно следят за ними.

На заходе солнца Джейк, Пол и Адам гуляли вокруг дома, не подозревая о присутствии затаившегося наблюдателя.

Однажды оса ужалила лошадь, подле которой играл Адам, и она взбрыкнула. И только Адам успел разглядеть пару сильных смуглых рук, которые выхватили его из-под железных подков.

Прошло уже два месяца с тех пор, как Морган написала письмо. Она сидела под деревом на некотором расстоянии от дома. Она не раз приводила сюда Адама играть и резвиться. Здесь протекала речушка, откуда брали воду для нужд ранчо, и здесь росла зеленая трава, и было прохладно. Вдруг их лошадь, которая паслась невдалеке, заржала. Но Морган задумалась. Она решила, что пошлет поверенному еще одно письмо. Почему он ничего не отвечает?

— Есть! — И Адам улыбнулся, глядя на мать, которая снимала его с седла.

— Нет, сейчас есть не будем. Это мама говорит, понимаешь, Адам?

— Ма-ма-ма.

— Да, правильно. Смотри, Адам, вон бабочка полетела.

Она показала ему на бабочку, но Адам продолжал смотреть на мать. Он пытался что-то сказать, но у него ничего не выходило. А потом он взглянул на что-то поверх ее головы и засмеялся этому чему-то.

Морган тоже засмеялась. Его улыбка с ямочками на щеках была очень заразительна. Все еще улыбаясь, она обернулась посмотреть, что он там видит. И зажала рот рукой, чтобы не закричать. Она быстро встала и заслонила собой Адама. А он силился смотреть туда же из-за ее юбок.

На черно-белом пони величественно восседал индеец. Он был гонок и строен. Волосы, прямые и черные, закрывали уши и очень блестели на утреннем солнечном свете. Индеец был обнажен до пояса. На шее висел кожаный шнурок, а на нем — небольшой мешочек, расшитый черными и красными бусинками.

На ногах были мокасины с бахромой по бокам. Он как две капли воды походил на тех апачей, которые везли ее в Сан-Франциско.

Она спросила дрогнувшим голосом:

— Что тебе надо?

Индеец быстро спешился. Пристально разглядывая Морган и Адама, он шагнул вперед. Морган обернулась и, схватив на руки Адама, прижала его к груди. Он стал отбрыкиваться. Ему хотелось ходить, он вовсе не желал, чтобы его носили на руках. Морган прижала его к себе еще крепче.

— Уходи. Оставь нас.

Адам, насупившись, смотрел на мать, как будто хотел спросить: в чем дело?

— Я очень сожалею, что напугал вас. Позвольте представиться. Меня зовут Гордон Мэтьюз.

Морган вытаращила глаза. Голос у индейца был низкий и довольно мелодичный. Речь изысканная. Он тщательно произносил слова, особо подчеркивая окончания, что, как знала Морган, было несвойственно, например, жителям Кентукки.

Он внимательно за ней наблюдал, словно чего-то ожидал. Когда она еще крепче притиснула к себе Адама, Гордон пожал плечами и сел на берегу речушки.

— Да, — сказал он, — вы очень похожи на свои портреты. — При этом он улыбнулся, и она увидела ровные белые зубы. — Да, не надо мне было этого делать. Дядя Чарли всегда говорил, зачем я разыгрываю из себя индейца. Это можно рассматривать как хвастовство, правда?

— Хваст… — И Морган ослабила объятия, потому что Адам серьезно занялся отделкой ее костюма для верховой езды. И сконфузилась.

— Да, мне очень нравится эта роль, но я позволяю себе это очень редко. На ранчо люди не желают вспоминать, что я наполовину индеец. Поэтому я устраиваю маскарад изредка. Правда, очень много беспокойства доставляют волосы. Понимаете, у них есть склонность виться, поэтому приходиться их приглаживать с помощью лярда. Уверен, что мои предки отказались бы от меня за то, что я не употребляю жир буффало, но ведь мы — люди современные, не так ли?

Он помолчал.

— Морган, пожалуйста, сядьте рядом со мной. А то я вывихну себе шею, глядя на вас снизу вверх.

Морган отступила на шаг:

— Кто вы? И откуда знаете, как меня зовут?

Гордон вздохнул и встал.

— Нет, чтобы разыгрывать из себя индейца, надо быть в лучшей форме. — И он потер шею. А имя Гордона Мэтьюза ничего вам не говорит?