Радуга над Теокалли (СИ) - Свидерская Маргарита Игоревна - Страница 22

– Хм, открою тебе большой секрет – в моем доме не бьют рабов… – он лукаво улыбнулся и продолжил, по-прежнему держа в руках еду. – Вижу, для тебя это не секрет… А ты не знаешь, что рабы должны выполнять приказы?.. Я тебе приказываю: ешь! Ты должна есть. Говорю: "Работай!" И ты должна работать…

Миролюбивое настроение Амантлана постепенно улетучивалось. Он начал терять терпение. Откусив от отвергнутого рабыней ужина приличный кусок мяса, почти не жуя, проглотил и, уже не скрывая раздражения, мрачно проговорил:

– Ты – рабыня… Ты должна гордиться, что попала в мой дом. Сыта. Одета. Под моей защитой! Ты что, язык проглотила? Говори!

– Я – рабыня?

– Да, – Амантлан невольно обрадовался, что она заговорила, молчание угнетало.

– И чему же я должна радоваться? Тому, что ты лишил меня всего?

– Подожди, женщина, ты должна гордиться, что живёшь в доме Амантлана, предводителя храбрых… Я не простой человек… У меня много тлаймати, я довольно-таки богат. К тому же ты будешь работать в доме, а не на поле, – Амантлан прикрыл глаза. До чего же хотелось спать! Но умытое лицо рабыни нравилось ему, да и фигура была умеренно округлой. И он решил слегка, только слегка, провести разведку, боясь, что сон сморит его раньше.

– Эй, женщина, не говори мне, что тебе не нравятся богатые мужчины! Никогда в это не поверю. Вам всегда нужно богатого, умного, смелого… Ха, вот только этого человек добивается в пожилом возрасте! А тебе повезло. Я молод. Не женат, – голова Амантлана сделала гордый кивок. – Щедр. Добр…

Запнувшееся перечисление достоинств вызвало у Иш-Чель улыбку.

– Я могу даже сделать так, что ты вообще не будешь работать. Да, я богати могу себе это позволить, у меня много тлаймати, ну, ты понимаешь, это те, кто платит мне дань…

– Я не шлюха, господин. Это их можно купить, рассказывая о своём богатстве… – Иш-Чель гордо отвернулась.

Амантлан осторожно дотронулся до её платка. Женщина попыталась увернуться. Чтобы развеять напряжение, он, стягивая платок, пошутил:

– Ты лысая, да? Никогда не видел лысой женщины…

Если бы Амантлан был трезв, то давно махнул бы рукой на эту тряпку, но выпитое октли делало его развязнее, поэтому решительным жестом сорвал с неё платок. Сорвал и опешил. Хмель прошёл в один миг. Словно боясь обжечься, осторожно коснулся горящих мягких прядей. Теперь ему стало понятно, почему она не может разжигать огонь в очаге, но имело смысл уточнить:

– Ты – Иш-Чель – Радуга майя?

Ей не оставалось ничего, как кивнуть, подписывая себе приговор. Она внимательно следила за Амантланом, понимая, что все её планы на побег сейчас могут рухнуть, но где-то в глубине души не хотела расставаться с надеждой, вновь обращаясь с молитвой к богине-покровительнице.

Правая рука Амантлана потянулась к переносице, на мгновение задержалась там, но под пристальным взглядом Иш-Чельрезко была отброшена, хозяин пытался лихорадочно собраться с мыслями.

– Кто знает?

– Твоя мать и, думаю, рабы-майя…

– Она будет молчать… Рабы тоже, может быть, какое-то время… Уверяю тебя, – резко пресёк он её негодование по поводу своих последних слов, – за свободу, совсем недолго… В этом мире каждый думает только о себе!

– Как ты можешь так говорить?!

– Разумеется. Я иногда должен думать не только о себе, но и о других, – он с интересом прикоснулся к её волосам, ощущая их шелковистость. Перебирая пальцами пышные пряди, наблюдал, как на них играют отблески огня. Его лицо постепенно смягчилось.

– Но речь не обо мне, а о тебе.

– Я – знатная женщина…

– Лучше бы ты была последней шлюхой… Поверь, я совершенно не хотел обидеть! Ты – жена Кинич-Ахава, и этим все сказано. Если надеешься на радушный приём Ицкоатля и старейшин, то не отличаешься глубоким умом.

– И что же меня, по-твоему, ждёт? Ты так уверял, что я нахожусь под такой сильной защитой!

В глазах Амантлана мелькнула грусть.

– Нет… Жена нашего врага не может быть под моей защитой. Женщина, к сожалению, ты обречена… Тебя заберут у меня после решения совета старейшин и принесут в жертву на теокалли, – грусть в глазах мужчины не уходила.

Иш-Чель начала бить дрожь. Амантлан сделал попытку её успокоить, высказав предположение, которое страшно возмутило женщину.

– Может, и поживёшь, пока я поймаю твоего мужа…

– Ты никогда его не поймаешь!

– Кто здесь сомневается в моем умении?

– Пока тысвоей болтливостьюподтвердил только звание оратора! – Иш-Чель была напугана нарисованной перспективой, прекрасно понимая, что Амантлан прав и ни в чём не обманул. Но очень уж хотелось напоследок досадить.

– Эй, женщина, ты меня, кажется, хочешь разозлить, да? Не будь глупой индюшкой, я ведь единственный человек в Теночтитлане, который испытывает к тебе симпатию. Поэтому усмири свой язык! – Амантлан явно обиделся.

– Какая мне разница, испытываешь ты ко мне симпатию или нет, если у меня один путь – на теокалли!

– Ну почему, я ведь ещё хорошо не подумал… Скажи, а я тебе совсем не нравлюсь?

Изумлению Иш-Чель не было предела, она сдержалась, но ответ получился довольно жестким:

– Совсем!

– Тогда – только теокалли!

– Что ж, у каждого своя дорога!

– Кажется, у тебя, женщина, она никогда не кончается. Жаль, что я не нравлюсь…

– А что бы это изменило?

– Пока не знаю… Вернее будет сказать, я тебя не знаю… – он опять восторженно перебирал её волосы. – Но жаль уложить на камень живую радугу.

– Так помоги мне!..

– Всё дело в том, женщина, если… я… соберусь… тебе… помочь, – тут он вообще замолчал.

Иш-Чель не могла понять, что это: он подыскивает слова или сомневается в разумности предложения.

Амантлан сделал паузу, не веря себе, прислушивался к словам, ловил ускользающий смысл. Не верил, что он вообще может такое произнести, не говоря уже о том, чтобы претворить в жизнь. Он попытался прогнать остатки хмеля:

– Я вынужден буду сделать это просто так ииспортить себе жизнь. Ради чего?

– И действительно, – последняя надежда рушилась, и придерживать язык не имело смысла. – Из-за какой-то рабыни, когда ежедневно их сотнями загоняете на теокалли вашего Уицилопочтли!

– Но-но! О богах будем говорить почтительно! Хотяя бы предпочёл иметь лишние рабочие руки, а богам нужно жертвовать лучшее… А ты пока лучшее, что я встречал в своей жизни! Как жаль… Да. Ты – редкая, красивая собственность… Хм… Неужели я тебе совсем не нравлюсь? – Амантлан сделал тщетную попытку очаровать её улыбкой.

– Нет. Даже если у меня будет выбор: лечь на твою подстилку или жертвенный камень… Я лягу на жертвенный камень!

– Боги! Почему?! Ради безграничной любви к мужу?! К этому счастливцу, который и пальцем не пошевелил, когда жрецы отправляли тебя, его жену, на теокалли!..

– Откуда вы знаете?!

– У меня хорошие осведомители. Я даже знаю, почему тебя туда отправили – это был заговор против правителя Коацаока!

Иш-Чель растерянно молчала, а он продолжил:

– Не поняла, что я единственный, кто может тебя спасти?..

– Но ценой, которая меня не устраивает, – её оглушили слова Амантлана. Вот в чем дело, значит, слухи о заговоре имели место, и Кинич-Ахава ни при каких обстоятельствах не смог бы её спасти. Получается, в случившемся он не виноват?

– Женщина, забудь о своей прошлой жизни, её нельзя вернуть, посмотри на всё это со стороны… Тебе крупно повезло, что ты попала в дом именно ко мне…

– Я это уже слышала. Я не лягу в твою постель добровольно.

– Согласен. Обстоятельства вынудят тебя, – широкая улыбка осветила лицо мужчины.

– Ты просто… похотливый пёс!

– Ну-ну, глупая индюшка, сохраняй верность тому, кто тебя предал!

– Он спасал город!

– Город?.. А как же ты, твоя любовь? И город, напомни мне, что с ним стало?.. Отдать свою женщину на растерзание жрецам ради города, а… как потом жить?! – Амантлан грубо встряхнул Иш-Чель за плечи и заставил смотреть прямо в глаза, которые горели и злостью, и болью, но губы уже кривила насмешливая улыбка:- За своё нужно драться! – руки его ослабили силу, а голос перешёл во вкрадчивый шёпот, нежное поглаживание напряжённых плеч дарило тёплую ласку.