Радуга над Теокалли (СИ) - Свидерская Маргарита Игоревна - Страница 31

– Шочи, ты – сестра тлатоани и у тебя совсем другая судьба. Совет не допустит, чтобы женщина одной крови с правителем стала женой вождя ягуаров!

– Тебе стоило только потребовать!

– У тлатоани?!

– Да. Каждый знает, какая власть у тебя в руках… – шёпотом произнесла Шочи. – И ты решил её упустить!

– Я никогда не предам тлатоани, женщина.

– А совсем и не нужно предательства, ты бы взял то, что давно принадлежит тебе! И чем пользовался достаточно долго! И совесть не мучила!

– Я вынужден повториться: ты не можешь мне принадлежать – ты сестра правителя! Шочи, у нас были прекрасные отношения, но волею богов они подошли к концу, ни ты, ни я ничего не обещали друг другу, так давай расстанемся по-хорошему…

– Как легко это говоришь, не тебе выходить замуж за старика, у которого скоро и волос не останется! Сам-то ты женишься на красивой рабыне! – ревность крепко сжала сердце Шочи своими руками, слезы брызнули из глаз.

Она не могла сдержать рыданий. Впервые она плакала не для того, чтобы чего-то добиться. Плакало её сердце, осознав, что действительно значил для неё этот мужчина.

– Шочи, с нами останутся наши чувства, но обстоятельства сильнее нас… – пытался успокоить женщину Амантлан, задавая себе вопрос, как поймёт эту сцену правитель.

– Я не прощу тебе, Амантлан, никогда не прощу… Уходи! Все твои слова – сплошная ложь…

– Шочи, я ухожу, но, что было между нами, не было ложью.

Амантлан чувствовал, что ему бесконечно жаль рыдающую женщину, поэтому махнул прислужницам, топтавшимся в нерешительности поодаль.

СВАДЬБА

Дома же его ждал не менее тяжёлый разговор, на который не было сил. Иш-Чель он нашёл, как ни странно, в своей комнате, где она делала уборку. Устало опустившись на циновки, он попросил её присесть напротив.

– Через семь дней я ухожу в поход, никто не знает, чем он закончится, и вернусь ли я вообще. Я не могу допустить, чтобы ты осталась без защиты. Ты и твой ребёнок должны иметь право находиться в этом доме и ничего не бояться.

– Что может быть страшнее, чем рабство?

– Ты права, поэтому станешь хозяйкой дома, моей женой.

– Мой господин знает, как я отношусь к этому предложению. Мой муж жив, нравится это Вам или нет.

– Мне действительно не нравится, но теперь у тебя другая жизнь, и её нужно сделать нормальной. Завтра мы совершим брачный обряд. Я не могу допустить, чтобы ты попала в зверинец к тлатоани или на жертвенник. Как или чем мне ещё тебя убедить, что другого выхода нет?!

– Зачем вам брак?

– Пока не знаю. Просто не хочу потерять редкую собственность, – попытался устало отшутиться Амантлан.

По дороге домой он успел предупредить старейшин и жреца о предстоящем событии. К тому же он уже имел разговор с матерью. Как он подозревал, будущая жена, хоть и чужеземка, но пришлась ворчливой старушке по душе. Это успокаивало – в доме будет мир и согласие, а уж почтенная Ишто никому не позволит обидеть невестку. Итак, женщина, к которой он не притронулся, войдёт в его дом хозяйкой. А он отправится в поход, из которого может не вернуться, и наследникомв таком случае окажется малыш, отец которого – его непобеждённый противник Кинич-Ахава. Задачка, которую он постарается решить, если удастся вернуться.

– Ступай, тебе необходимо готовиться к свадьбе, слуги помогут подобрать нарядную одежду и украшения. Я хочу отдохнуть, – Амантлан просто падал от усталости и нервного напряжения.

Иш-Чель, понурив голову, покорно вышла. Ей не нравилось происходящее. Но главное – её ребёнок будет жить в полной безопасности. Жизнь распоряжалась по-своему, никого не спрашивая о желаниях и мечтах. Приходилось соглашаться, откладывая на потом и возвращение, и призрачное счастье.

День свадьбы для Иш-Чель начался с того, что её разбудили весёлые и смеющиеся сёстры Амантлана. Молодые женщины буквально растормошили будущую невестку и приступили к обряду.

Прежде всего, Иш-Чель отвели в жарко натопленную баню, где она столкнулась с выходящим из неё женихом. Сёстры его, озорно блестя глазами, отпустили в адрес пары шутку и устроили небольшую возню, которую разогнала озабоченная Ишто, пробегавшая в поисках старшей дочери. Грозно сдвинув брови, старая женщина велела молодёжи успокоиться и заняться делом.

Амантлан последовал к себе. Старшая сестра ушла вслед за матерью, чтобы помочь с праздничным угощением, а остальные сёстры вошли вместе с Иш-Чель в баню. Расслабленная и разомлевшая от пара, Иш-Чель с трудом добралась до комнаты, отведённой ей, теперь как госпоже. За ней последовали и сёстры, которые долго не виделись, а потому их рот не закрывался от льющихся новостей.

– Мы сами оденем нашу невестку! – отказалась от помощи служанок та, что была постарше и носила имя Прохладная Вода. Оказалось, его она получила из-за своих изящных всегда прохладных рук. Младшую звали Большая Олениха, хотя ростом она была чуть повыше Иш-Чель, но когда женщина смотрела на собеседника, то красивые глаза и немного опущенная голова очень напоминали благородное животное. Сёстры позволили слугам только подавать одежду и украшения, а затемвытолкали всех прочь.

Иш-Чель облачилась в голубую юбку, по краю вышитую темно-синим орнаментом. С помощью будущих родственниц надела белоснежную рубашку, больше напоминающую бесформенный мешок, которая также была расшита узором в тон, но с более широкой каймой. Из украшений полагались многочисленные золотые ожерелья с бирюзой. Теперь, чтобы ни у кого не вызывало сомнение благородное происхождение жены Амантлана, ей предстояло носить их, появляясь на людях. Мешики строго регламентировали все виды одежд как для мужчин всех возрастов, так и для женщин. Иш-Чель ещё не стала женой Амантлана, поэтому сёстры будущего мужа, восхищённо перебирая её волнистые пряди, по очереди расчёсывали их и сушили мягким белым полотном. Высушенные волосы они оставили распущенными, завязав на лбу голубую ленту, которая очень гармонировала с её глазами и светлой кожей. Последними невеста обула лёгкие сандалии из мягкой кожи. Теперь она была готова.

Сёстры Амантлана взяли её за руки и вывели во двор, где уже собирались многочисленные гости. Но, к удивлению Иш-Чель, все отворачивались или делали вид, что не видят их. Большая Олениха улыбнулась и объяснила:

– Ты ещё не вошла в дом мужа, значит, тебя в нем нет…

Поэтому невеста, увлекаемая женщинами, углубилась в сад, прошла несколько чужих дворов, перешла десяток мостиков над каналами, чтобы попасть к дому Амантлана, где её тут же окружили гости.

– Протяни руки, женщина… – обратился к ней худой старик, высокий и раскрашенный по случаю праздника.

Голос его был немного скрипуч, но интонация, с какой были произнесены слова, казалась доброй, и Иш-Чель протянула. Мужчина вынул из-за пояса нож, ловко рассёк кожу у себя на кистях рук и быстрым движением сделал тоже с руками растерявшейся Иш-Чель.

Небольшого роста жрец, помахивая курившейся веткой, быстро забормотал, наложив их руки друг на друга, чтобы ранки соприкоснулись, затем покрыл расшитым поясом:

– Как эта кровь соединилась, так и эта женщина стала твоей единокровной дочерью, Горный Орёл… Она – дочь твоей жены Зелёной Ягоды, вы должны её любить, отныневы не одиноки…

Мужчина взял обретённую дочь за руки и, глядя ей в глаза, начал наставления, словно она только что родилась. Его речь текла плавно, хотя иногда он делал паузы, словно вспоминал плохо заученный текст:

– Вот ты передо мной, моя девочка, моё ожерелье из драгоценных камней, моё Золотое Пёрышко Колибри, мой лучик яркой радуги, мой человечек, рождённый от меня! Ты – моя дочь, моя кровь, мой цветочек, мой образ!.. Слушай меня, понимай… Ты появилась на свет, ты рождена… Наш владыка Тлоке-Науаке, творец людей, изобретатель мужчин, послал тебя на землю!

Иш-Чель ощутила, как дрожат руки её приёмного отца, а в его глазах она прочитала большую грусть.

– Теперь, когда ты начинаешь смотреть на всё, окружающее тебя, моё Золотое Пёрышко Колибри, будь осторожна. Здесь, в этом мире, жизнь такова: здесь нет счастья, нет удовольствия. Здесь есть сердечная боль, мучения, усталость. Здесь зарождаются и растут страдания и горе. Здесь, на земле, место многих воплей, место, где наша сила истощается, где мы все хорошо познаем горечь и разочарование. Здесь… дует ветер, острый, как обсидиан, он веет над нами.