Схватка (СИ) - Шепельский Евгений Александрович - Страница 47

— Ых-х-х…

— Баккарал Бай, дюк все дюков Санкструма, приветствует архканцлера Торнхелла и сожалеет, что архканцлер Торнхелл вчера не смог встретиться с ним.

— Передайте Баккаралу Баю, — сказал я, — что я сожалею тоже. Кот внес свою лепту, что-то мявкнув — мол, конечно же, он горячо сожалеет, но если его впустить внутрь, он может разнообразить скучную атмосферу портшеза прекрасными ароматами.

Глаз спрута выкатился на меня. Огромный серый зрачок созерцал его сиятельство и кота несколько секунд.

— Ых-х-х-х…

Не сразу, но я понял, что эти самые «Ых-х-х» не слова, а команды говорить, которые Баккарал Бай подает своему шнырю.

— Баккарал Бай, дюк всех дюков, лично прибыл уведомить вас о следующем…

Баккарал выпростал из меховых залежей руку-окорок, в которой находился ворох старых, пожелтевших бумаг с обмахрившимися и надорванными краями. О, я очень хорошо знал, какого рода это бумаги!

Восемь битюгов — каждый при мече — смотрели строго перед собой. По их красным шеям с набухшими венами я понимал, что вес на их плечах — огромен. Дюк всех дюков весил, пожалуй, не двести, а все двести пятьдесят килограммов.

— Баккарал Бай имеет на своих руках векселя имперского дома, заверенные подписями Растаров. Векселя эти на сумму в двести пятьдесят две тысячи крон золотом. Это общие долги имперского дома, переданные в ведение Баккаралу Баю видными людьми Санкструма, а также послами Адоры и Рендора — Сакраном и Армадом, а также это деньги, занятые непосредственно у дюка всех дюков. Баккарал Бай требует погашения всех без исключения долгов имперского дома Санкструма в течение двух недель от сегодняшнего дня без возможности отсрочки, без возможности частичных выплат, без возможности передать выплаты третьим лицам на частичное погашение. Сумма должна быть предоставлена в ведение Баккарала Бая целиком и полностью, в противном случае…

— Ы-ы-ы-х-х-х!

— Баккарал Бай закончил свои речи.

Дверца портшеза захлопнулась.

Если я чему-то и удивился, так это прекрасной сумме в двести пятьдесят две тысячи золотом.

Достать такие деньги даже за год, даже за два года, даже при отличной — а не разрушенной, как сейчас — экономике страны невозможно.

И так и так ясно — эту сумму я не сумею достать. Просто не выйдет, даже если заложу все земли страны.

Должен быть какой-то другой выход. Оглянусь — нет ли в кустах белого рояля? Только вмешательство высших сил может спасти страну и меня. Ну, или инопланетяне.

Женщина в черном исчезла.

Глава двадцать шестая

Руководить Санкструмом — все равно что собирать пальцами шарики ртути на мраморном полу. Как ни ловчи, они выскальзывают и снова падают, дробясь на мельчайшие капельки-проблемы…

Под «видными людьми Санкструма» Баккарал Бай имел в виду, очевидно, все три фракции, а так же принцев и принцесс Растаров.

Кто-то озаботился тем, чтобы за краткое время моего правления собрать все векселя в одном месте, возможно, выкупить их, что означало перемещение огромных по местным меркам сумм денег. Враждующие элиты достигли временного консенсуса — выражаясь чудовищным языком политологов. Если перевести двести пятьдесят тысяч крон золотом в земные мерки — это будет примерно десять-пятнадцать авианосцев типа «Нимиц», которые, на минуточку, стоят по пять миллиардов за штуку. Все три фракции жаждут моей крови. Никто не собирается вести переговоры. Уничтожить меня любыми путями — единственный приказ. Пока я не могу даже припугнуть их настолько, чтобы они немного умерили свои порывы… Со мной не хотят общаться даже послы Адоры и Рендора.

Где мне найти точки опоры?

У меня нет временного люфта для формирования команды, нет реальной власти. Пост архканцлера сейчас — это болтание над пропастью на хрупкой иссохшей ветке. А она хрустит, ох, хрустит, и в любой момент грозит обломиться…

Я держусь только благодаря тому, что вовремя озаботился поддержкой Бришера и Алых крыльев, но пока не могу усилить свои позиции, навязать инициативы фракциям Коронного совета, перейти к агрессивной защите… Но все изменится… завтра утром, после моего визита в Коронный совет.

Возвращался я в Варлойн краем дворцового парка, волоча под мышкой бочонок с редкостным вином из фиников. Позади двое Алых — и впереди тоже двое. Дерзкий кот шествовал рядом. Уж не знаю, как у него получалось шествовать, но он именно шествовал, перенося вес с одной лапы на другую с царственным величием, а не переходил на собачью трусцу, чтобы поспеть за моими шагами. Хвост размером с локоть взрослого человека — конечно, трубой. На меня кот не смотрел, однако иногда я замечал, что он косит взглядом, впрочем, без всякого любопытства. Кот, как и полагается умным хищникам, контролировал территорию и двуногого… не хозяина, нет, а, пожалуй, члена стаи, или прайда.

Умный котик, ничего не скажешь.

Погруженный в невеселые раздумья, я не сразу заметил, что правое крыло основного корпуса дворца дымит, как паровозная труба. Дым был копотный, маслянистый, блестящий даже на фоне тусклого бессолнечного неба.

Горим, однако. Вдалеке раздался звон колокола, верно, скликали пожарную команду. Вопрос: есть ли она тут, или ее, как и работников зоосада, сократили? Если сократили — тушить будут долго, и выгорит Варлойн основательно.

На мощеной дорожке стоял и смотрел, открыв рот, на пожар какой-то челядинец в камзоле не очень-то свежем и грязных, как мысли старого извращенца, туфлях. В ногах какой-то плотно набитый мешок. В опущенной руке — раскрытая газетенка.

Вид газеты с некоторых пор действовал на меня как пощечина.

Собственно, так оно и оказалось.

Я присмотрелся. Первую полосу украшала моя карикатура. Я вырос до размеров Гаргантюа и, роняя ядовитую слюну с клыков, растопырил руки, норовя сомкнуть их вокруг стилизованного изображения какого-то города. «Убийца!» — кричал аршинными буквами заголовок передовицы.

Газета называлась — «Южный рассвет».

Я поставил бочонок на тропку и вырвал газету из рук челядинца.

«Черный мор затягивает вокруг нашей любимой столицы зловещий узел смерти! Скоро нам нечего будет есть! Наши дети будут голодать и просить крошку хлеба — но где ее взять? Ведь вокруг города — карантины, и мор лютует все сильней! Да, голод уже простер свою страшную длань над всеми нами! Его бледный призрак реет уже в предместьях, и готов уже с завыванием вырваться на улицы!

Скоро мы все умрем!

Но разве не заметил каждый умный и прозорливый горожанин, с кем явился черный мор в нашу прекрасную столицу? А явился он вместе с Араном Торнхеллом, архканцлером Санкструма! Говорят, Торнхелл, как вестник смерти, сеял черный мор по дороге от Рыбьих Потрохов, и путь его был устелен трупами несчастных крестьян, а он, хохоча, попирал их ногами! Да, это лишь слухи, но, возможно, и истина… И истина говорит: Аран Торнхелл — разносит черный мор по окрестностям Норатора!

Кто же он? Жалкий помойный шут! Глупец и самозванец. Он постоянно потребляет чудо, от чего взгляд его блуждает, а речи делаются несвязны и визгливы, как у дешевой шлюхи в порту. Сын тупого крестьянина и отставной солдатской девки, этот человек стал архканцлером, цинично воспользовавшись своим сходством с настоящим Торнхеллом! А настоящего Торнхелла, как сказывают, он убил и закопал на окраине Санкструма!

Бойтесь его, бойтесь Торнхелла, ибо он разносит мор и готов убить любого, кто покусится на его власть. Говорят, он, спевшись с Таренксом Аджи из фракции Простых, замыслил недоброе против кроткого Трастилла Маорая и его фракции Великих! А ведь именно Трастилл Маорай денно и нощно думает о благе Санкструма и простых горожан!

Торнхелл явился, чтобы уничтожить всех нас! Навсегда! И, если мы его не остановим, наш Норатор будет напоминать вскорости Лес Костей. Да, вскорости наш город будет мертв, если…»

На этой зловещей недосказанности кончалась передовица, написанная, как и передовица «Громобоя», одним шкодливым пером.