Последняя игра чернокнижника (СИ) - Орлова Тальяна - Страница 67

— Это сколько же жертв насчитывает его помощь?

— Теперь уже не знаю. Он погиб лет десять назад — одним из первых пытался переместиться сюда и помочь мне.

От обилия удивления у меня волосы на затылке стояли дыбом.

— Погиб десять лет назад?

— Примерно. Но он оставил записи. Другие ученые скорее всего решили продолжать, уверовав, что рано или поздно его исследования приведут к успеху — сосуды ведь из вашего мира исчезали.

— Вот только оказывались не в будущем, как думают ученые, — поняла я. — Наверное, он настоящий смысл капсул специально исказил… А ученые, возможно, просто считают, что мы перемещаемся в далекое будущее, до которого они еще не дожили. Тем временем десятки людей погибли… и будут погибать снова!

— Прискорбный факт. Невинные не должны умирать по чьей-то прихоти. Еще прискорбнее осознавать, что это моя прихоть. От чувства вины можно было бы умереть — если бы мне дали возможность хотя бы умереть.

Я не собиралась поддаваться на уговоры, не собиралась давать согласие, но ее слова отчетливо колыхали чаши весов. Я опомнилась и тряхнула головой:

— Я не дам согласие. Хотя бы потому что не способна принимать настолько важные решения! И ваша месть — пусть вы хоть миллион раз получили на нее право — это не моя цель.

— Месть? — и вновь смех звенящими колокольчиками. — Кому мстить? Те, кто заперли меня, давно скончались от старости. Я умею почти все, но не воскрешать мертвых, чтобы им отомстить. Ныне живущие делятся на тех, кто мне помогает, и на тех, кто понятия не имеет о настоящем положении дел. Кому же мне мстить? Ученым, которые не ведают, что творят? Они ведь как любопытные дети — достаточно их только остановить и подкинуть другие игрушки. Хотя… вспомнила одного, достойного моей мести. Я убью только того, кто перерезал горло Андрею. Если уж я несу справедливость, то обязана карать за жестокость по отношению к беззащитным.

Ринса. Это уже были не чаши весов, а барабаны, в которые по очереди со всей силы молотили.

— Вы отомстите его убийце, потому что он лишил вас сосуда? — мне и самой вопрос показался глупым, но ответ отчего-то был крайне важным.

— За то, что лишил сосуда, — повторила она и добавила: — И за ту тоску, которая последовала после. Я провела в сознании Андрея несколько прекрасных дней. Он потряс меня — умный, щепетильный, целостный, всю жизнь потративший на помощь другим, но бесконечно одинокий. В Андрее было столько от меня самой, что его потеря оказалась мучительной. Я не могла сдержаться… наверное, ты ощутила последствия моих страданий.

— Ощутила, — признала я. — То есть вы и не планировали доводить айхов до смерти… Вы просто тосковали по потере.

— Зачем же мне доводить всех айхов до смерти? — удивилась Богиня.

Она может быть прекрасной актрисой и лживой сукой. Или она может быть святой, которую подвергли самому жестокому наказанию из всех возможных. Но в обоих случаях мне было понятно, что это каким-то образом надо прекратить. И я все равно упрямо повторила:

— Я теперь понимаю, почему вас называют Богиней. Вам не подходит ни одно другое имя. Но я не могу дать согласие — не имею права взвалить на свои скудные знания такое решение. Переходите к плану «Б». Что там сначала? Пытки и избиения? С этим стоит поспешить, ваше присутствие помогает облегчать состояние, но дышать всё сложнее. Чертова связь убьет меня быстрее ваших фанатиков, — процедила последнее сквозь зубы. Мне и без того досталось, дополнительный дискомфорт лишал последних сил.

Богиня помолчала, затем заговорила задумчиво:

— Отсюда плохо видно, но теперь я рассмотрела. На тебе брачный знак наивысшей верности. Давно не видела, чтобы кто-то добровольно подписывался на вечность. И ни разу не видела, чтобы он потом об этом не пожалел. Вечность — слишком длинный срок. Для всего. Хочешь, уберу? С твоего мужчины не смогу снять без его согласия и присутствия.

— Брачный знак? — меня удивила формулировка, но она была не так важна, как моя просьба: — Да, хочу! А… «мой мужчина», уверена, и сам справится.

— Легче, чем передвинуть горы или наполнить водой море. Выполнено.

Я сразу почувствовала, как тиски отпускают и больше не стягивают грудь тугим обручем. Даже согнуться захотелось, чтобы все органы внутри окончательно расслабились. Поблагодарила с облегчением:

— И на том спасибо. Не будем разочаровывать фанатиков моей безвременной кончиной.

Она снова рассмеялась, но быстро умолкла. Заговорила после паузы:

— Скоро я снова погружусь в сон — уже чувствую усталость. Вот так и живу, — она словно усмехнулась, но я не была уверена. — Знаешь, а ведь пока ты смотрела на меня, я смотрела на тебя. И теперь мне не хочется, чтобы ты испытывала любую боль. Я прикажу тебя отпустить. Моим последователям это не понравится, но они будут вынуждены исполнить приказ. Хотя бы один-единственный раз.

— Отпустить? — я не поверила.

— Именно так. Только сделай одолжение — проживи счастливую жизнь и не погибни, как Андрей. Я не могу постоянно быть в твоем сознании без согласия, но уверена, что почувствую тоску, если с тобой случится беда.

— Вот так просто — отпустить?

— Нет. Это непросто. Но сложные решения мне до сих пор не помогли. Будь счастлива, а не привязана, Екатерина. И обязательно просто будь.

Через полминуты в коридор вошел мужчина в рясе и низко склонился перед решетками:

— Вы звали, Богиня?

Она изложила ему свое требование, в которое адепт долго не мог поверить. Но склонился снова и подошел ко мне, отстегивая кандалы. Я же, потирая затекшие руки, бросилась не на свободу, а к решетке. Вцепилась пальцами в прутья, до рези в глазах вглядываясь в слепящую темноту.

— У меня еще много вопросов! По какому принципу нас выбирали? Как вы переходите между мирами, и способна ли на это я? Что произойдет с вами, если не проводить ритуалы? Вы умрете, если их остановить, или будете страдать еще сильнее? Богиня, Лайтимерр… (1f101)

— Сон одолевает, — ее голос зазвучал устало. — А это всё такие мелочи. Если захочешь — когда-нибудь вернешься и услышишь ответы. Я всегда буду тебе рада.

От свежего воздуха кружилась голова. Мы стояли на высокой скале, леса внизу сливались в зеленую кашу с тонкими нитями рек. Позади мялись люди и не знали, что со мной делать. Не знала теперь и я. Но понимала, в чем был план мудрой пленницы — она выбрала единственный способ заставить захотеть ей помочь. Никакой силой она бы этого не добилась. Я теперь ее адептка, вольная идти куда угодно, но желающая вернуться к своей Богине, способной передвигать горы, наполнять моря, оплакивать потери и мечтающей закончить путь под родным небом. Я желала ей свободы. Или хотя бы смерти. Во мне просто не было столько циничной расчетливости, чтобы пожелать ей третьего. Даже при условии, что каждое ее слово было лживо, — саму суть это не меняло. И чувствовала — с комком в горле чувствовала — многое прозвучавшее было неискаженной истиной. Ведь, как говорил Ринс, правда причиняет куда больше бед, чем ложь. Вранье упрощает мир, делает его для кого-то слаще. Этот мир вокруг, со всеми его магическими чудесами, стал сегодня намного сложнее, чем был вчера. И он должен рухнуть во благо одной маленькой справедливости. Или он должен продолжать развиваться, если об одной справедливости забыть.

— Ар-ртоеллах-ги-Ринсен.

Глава 34

Я оказалась в небольшом зале, в котором до сих пор бывать не приходилось. Что-то наподобие затемненного кабинета. И снова полки с книгами — похоже, в своей спальне айх хранил далеко не все архивы.

Он вместе с Ноттеном склонился над столом, ведя пальцем по большой развернутой карте. Но сразу после того, как я обозначилась за его спиной, резко выпрямился и развернулся. Раздался облегченный выдох — и странно, что он принадлежал Ноттену, а не моему так называемому «мужчине». Не сомневаюсь, что он искал, все это недолгое время — не больше двух цинов, пытался угадать, где я и как меня вытащить. Однако выражение его лица отнюдь не отражало крайнего волнения. Меня отчего-то такая реакция расстроила, будто бы я уже мысленно себе нарисовала его истерику от моей потери. Голос его тоже — о, как это было знакомо — звучал спокойно и равнодушно: