Тьма, сгущайся! (СИ) - Лейбер Фриц Ройтер - Страница 79

Пол почувствовал, что краснеет. Он был страшно зол на себя.

Тигрица на мгновение отвернулась от пульта управления и сказала:

— Я приветствую тебя, Дональд Мерриам. Извини обезьяну, она стыдится собственной наготы. Ты, впрочем, наверное, тоже стыдишься ее. Право, вам определенно не хватает меха!

40

Для группы Хантера диск Странника показывал пятнадцать минут после динозавра, как бы это назвала Анна, которая сейчас спала. То есть, Странник был на час пятнадцать минут выше, чем тогда, когда Хантер и Хиксон остановили автомобили на перевале, чтобы наблюдать за приливом. Измученные люди немного перекусили, перевязали порезы и царапины, полученные во время расчистки шоссе от камней, и теперь большинство спали в машинах или рядом с ними, завернувшись в плащи и одеяла или прикрывшись большим брезентовым полотнищем, несмотря на то, что ночь была относительно теплой.

Возле примуса, на котором закипала вода для кофе, было только три человека — дед, Дылда и Кларенс Додд. Старик, свернувшись клубком словно змея, исследовал жалкие остатки своих зубов через пергаментные щеки так серьезно и с таким неудовольствием, словно бог был дантистом, на которого он собирался подать в суд за халтуру. Дылда сидел в позе полулотоса — правая стопа на левом бедре, левая стопа под правым коленом — и смотрел на динозавра, на эту золотистую бестию фаллической формы, вращающуюся на Страннике, словно она была пупком Вселенной. Коротышка сидел на корточках и, воспользовавшись светом Странника, записывал в блокнот события и наблюдения прошедшего дня.

Хантер и Марго, держась за руки, подошли к нему. Хантер положил ему руку на плечо и тихо сказал:

— Доддси, мисс Гельхорн и я пойдем на склон с противоположной стороны шоссе. Если что-нибудь случится, просигналь пять раз.

Коротышка посмотрел на них и кивнул.

Старик, лежавший с другой стороны, глянул на одеяло, которое Марго держала под мышкой, отвернулся и презрительно фыркнул, давая тем самым понять, что осуждает такое поведение.

Дылда прервал созерцание и посмотрел на деда.

— Перестань — сказал он тихо и спокойно. Потом посмотрел на Хантера и Марго, перевел взгляд на Странника, сияющего над ними — его погруженное в размышление лицо фанатика осветилось улыбкой.

— Испан благословит вашу любовь — сказал он, начертав на колене указательным пальцем правой руки маленький египетский знак ключа жизни.

Коротышка вновь склонил голову над блокнотом. Его рот был крепко сжат, словно он хотел скрыть улыбку и ему хотелось прыснуть от смеха.

Хантер и Марго перешли на другую сторону шоссе. Анна и ее мать, завернувшись в одеяла, лежали в фургончике. Хантеру показалось, что у Рамы Джоан широко открыты глаза и она улыбается им, но, когда они пошли ближе, он увидел, что женщина спит. Неожиданно краем глаза он увидел высокую темную фигуру, стоявшую в тени фургончика. Даже ее лицо было темным, прикрытым черной шляпой с опущенными полями.

У Хантера мороз пошел по коже, поскольку он не сомневался, что это Брехт. Он хотел, чтобы Брехт что-то сказал, чтобы показал лицо, но фигура только подняла руку к шляпе, надвинула ее ниже на лоб и снова отступила во мрак.

В это же время Хантер почувствовал, что пальца Марго сильнее сжимаются у него на плече — он повернулся и посмотрел в тень фургончика. Там уже никого не было.

Они пошли дальше, не проронив ни слова. Трава шелестела под их ногами, когда они взбирались на склон. Была полночь, Странник висел высоко в небе. Ни на мгновение не забывали они о море, которое владело сейчас землей — прилив остановился в каких-то пятидесяти метрах от них, но волны продолжали биться о каменные склоны, о Страннике, который завладел небом, нет, не небом, а пространством вокруг Земли, превратив небо в темную серую оболочку, об ужасе, который завладел жизнью всех людей во всем мире…

Они пришли на низкий скальный порог, с него — на следующий и увидели перед собой плоский прямоугольный серый валун, словно гроб гиганта. Марго расстелила одеяло и они оба присели на нем на корточках, лицом друг к другу. Они смотрели друг на друга сосредоточенно и серьезно, а когда наконец улыбнулись, то это были жесткие хищные улыбки. Мгновения тишины между двумя ударами волны заполнило пульсирование их крови, более громкое, чем гул воды. Горы словно звучали эхом в такт их сердцам и небо стучало в таком же ритме.

Марго сняла куртку, положила рядом с ней пистолет и начала расстегивать блузку, но Хантер остановил ее и сделал это сам. Девушка прикоснулась к его бороде, схватила в горсть жесткие волосы, сжала пальцы и прижала кулак к его подбородку. У них было такое чувство, что время остановилось, по крайней мере, что оно не торопится и не мчится с огромной скоростью. Что узкий и низкий коридор, который нужно преодолеть как можно скорее, превратился в обширную равнину, на которой можно даже остановиться и отдохнуть. Все — море, скалы, холмы, небо, окружающий их холодный воздух и большая изменяющаяся планета — ожило раз и навсегда, западая в их мысли, хотя, может быть, их разум был сейчас более поглощающим, чем когда-либо ранее. Чем больше Марго познавала тело Хантера, а Хантер — тело Марго, тем больше, а не меньше — как должно было казаться — они познавали все, что их окружает: вещи, большие и маленькие, даже такие маленькие, как небольшая черточка фиолетового цвета на шкале пистолета… то, что живо и то, что уже мертво… их тела и небо составляли единое целое — яркое солнце, пытающееся получить расположение темного полумесяца, наконец соединилось с ним. Они чувствовали, что в их телах безумствует яростный прибой, что их объяло бурное море, и знали, что после этой бури обязательно наступит тишина. Время шло, уплывало незаметно — по крайней мере, хоть один раз они не думали о смерти, а гармонично соединяли смерть с жизнью. Над их головами золотистое фаллическое чудище вращалось вправо по темно-фиолетовой плоскости Странника, в течение следующего часа превратилось в золотую змею, обвившуюся вокруг треснутого яйца — в самку, которая сражается с оплодотворяющим ее самцом, обвивается вокруг него и наконец раздавливает — а обломки уничтоженной Луны сверкали и танцевали вокруг планеты словно миллионы яростно соперничающих друг с другом сперматозоидов вокруг яйцеклетки.

Дон коротко описал Полу свои переживания в космосе и на борту Странника. Наблюдения Мерриама, в общих чертах, сходились с тем, что Пол услышал от Тигрицы и, хотя он все еще был грустным и чувствовал себя задетым неожиданной сменой чувств кошки — на некоторое время к нему вернулось настроение, которое Тигрица сумела создать, рассказывая свою историю. Теперь он, в свою очередь, рассказал это Дону, рассказал, что происходило в ту ночь, когда появился Странник. Он говорил о симпозиуме, на который пошел вместе с Марго, о столкновении у ворот Ванденберга, о волнах, вызванных подземными толчками — когда неожиданно вмешалась Тигрица:

— Заканчивайте, пожалуйста! Я хочу задать вам пару вопросов.

Кошка стояла у пульта управления среди розовых кустов — очевидно, она без слов переговорила со своим начальством. Пол и Дон сидели на розовом полу, а напротив них Мяу, время от времени, выскакивала из цветника, явно очень заинтригованная и возбужденная искусственным земным притяжением.

— Хорошо ли к тебе относились здесь во время пребывания на моей планете? — спросила она Мерриама.

Дон посмотрел на Тигрицу, думая о том, что она напоминает ему кошачье существо — она отличалась только цветом меха — которое схватило большую птицу с топазовым оперением и словно балерина, подкрепляющаяся после вечернего представления, пила ее кровь.

— Когда я убежал с Луны — сказал он — а этим я, пожалуй, обязан только себе, ко мне подлетели два ваших космических корабля, которые отвезли меня на Странник. Там, примерно два дня, меня держали в комнате, из которой не было выхода, после чего привезли сюда. Никто со мной за это время не разговаривал. Но у меня создалось впечатление, что кто-то постоянно выворачивает наизнанку и исследует мой мозг. При помощи сновидений мне показали много интересного. Но этим все и ограничилось.